На Рио-де-Ла-Плате

— Это сделает генерал, которому переданы все ваши вещи.

— Тогда пусть он отправится за ними, а другие сеньоры останутся здесь. Достаточно десяти минут, чтобы все это принести. Поспешите, генерал, иначе вы опять возбудите во мне подозрения. И не пытайтесь прибегнуть к хитрости! Этим вы крайне осложните жизнь ваших товарищей!

Он не дал мне ответа, лишь кивнул. Я видел, что он не собирался обманывать меня; я выпустил его, но дверь за ним закрыл. Остальные тихо сидели на своих местах. Никто не говорил ни слова. Они чувствовали себя не только побежденными, но и оскорбленными, для них было позором принять все мои условия в подобных обстоятельствах. Лишь капитан порой бросал на меня одобрительный взгляд. Это был молодой, очень милый человек, исполненный благородства. По-видимому, я не вызывал у него антипатии.

Прошло чуть более десяти минут, и в дверь постучали. Я приоткрыл ее и, держа в руке револьвер, выглянул в щелку. Снаружи стоял генерал, за спиной у него несколько солдат, которые принесли наши винтовки и прочие вещи.

— Откройте дверь полностью, сеньор! — сказал он. — Вы можете убедиться, что я распорядился очистить обе соседние комнаты. Там нет охраны.

Я впустил его вместе с солдатами. Они сложили все вещи на стол. Когда каждый из нас взял свое имущество, выяснилось, что многого недоставало, все это присвоили себе люди с болас. Генерал вышел и обратился к ним, вскоре все недостающее принесли — не хватало лишь денег.

Я получил все свои деньги, другие тоже — исключая владельца эстансии. Он недосчитался трех тысяч бумажных талеров. Либо он сам ошибался, либо майор припрятал эту сумму у себя. Последний очень решительно оспаривал мою догадку. Владелец эстансии, наоборот, утверждал, что совершенно точно помнит, сколько денег у него было, но готов отказаться от всех претензий, дабы не затевать ссору. Однако шкипер возразил:

— Три тысячи талеров не пустяки. Не надо вам отказываться. Пусть сеньор майор протянет мне руку в знак того, что денег у него действительно нет.

Он протянул майору свою широкую ладонь. Тот, ничего не подозревая, подал свою и заверил:

— Вот вам честное слово, что я все отдал.

Но едва он сказал это, как громко завопил от боли. Шкипер не выпускал его руку, а сжимал ее все крепче и крепче.

— Cielo, cielo! [136] — заорал майор. — Отпустите меня!

— Где деньги? — спокойно спросил шкипер, еще крепче сжав руку.

— У меня их нет, в самом деле нет!

136

Боже, Боже! (исп.).

— Они у тебя, мошенник! Я раздавлю твою руку в лепешку, если ты не сознаешься!

— Quel dolor, qu'e tormento! [137] — подпрыгнув, запричитал Кадера. — У меня ничего нет, у меня… у меня…

— Оставьте его в покое! — приказал генерал. — Мы не можем так…

Он не успел договорить, так как шкипер резко оборвал его:

— Замолчите! Я знаю, что делаю! У этого парня на лбу написано, что он мошенник. Он сейчас признается!

137

Какая боль, какая мука! (исп.).

Он еще сильнее стиснул свой громадный кулак. Майор подпрыгнул и завопил:

— Я… я… о Боже… Да, что уж там, да!

— Где деньги? — спросил Ларсен, не отпуская его.

— Здесь, в шляпе!

— Выкладывай — и немедленно!

На голове у Кадеры была совсем иная шляпа, чем прежде. Он сорвал ее с головы, но даже не смог ее удержать своей чуть не раздавленной рукой, которая приобрела коричневато-синюшный оттенок.

— Они под кожаным ободком! — сказал он. — Достаньте их!

Ларсен вытащил деньги, показал их генералу и заявил:

— Ну, кто был прав, сеньор, вы или я? Будь у вас такие же руки, как у меня, вы бы тоже любого вора могли заставить сознаться!

Владелец эстансии вернул свои деньги. «Генералиссимус» во время последней сцены, хотя она и была очень неприятна для него, вел себя абсолютно спокойно. Когда все закончилось, он обратился ко мне с вопросом:

— Теперь вы довольны, сеньор?

— Полностью. И надеюсь, что заключенное между нами перемирие продлится долго.

— Это зависит лишь от вас. Мы сдержали свое слово, теперь очередь за вами. Я пойду и лично позабочусь о вашем пристанище, поскольку вы мои гости.

— Позвольте, сеньор, заметить, что я ни в коем случае не расстанусь со своими товарищами, поэтому прошу вас распорядиться, чтобы нас поместили вместе.

— Как вам угодно. По всем другим вопросам обращайтесь к капитану, которому я вверяю вас.

Он вышел. Остальные последовали за ним, включая майора, который не удостоил нас даже взглядом, но, несомненно, замышлял месть. Лишь капитан задержался на несколько мгновений. Отведя меня в сторону, он тихо сказал:

— Сеньор, здесь безобразно обращаются с людьми, не с вами одними здесь так обошлись. Я ввязался в эту затею, так как верил, что буду служить честному делу, но вы открыли мне глаза. Я благодарен вам за это. Поэтому умоляю вас, не судите обо мне поспешно. Я буду в вашем распоряжении, ибо уверен, что вы сохраните это в тайне. Мое пребывание здесь подходит к концу; вы можете на меня положиться.

— Мое почтение, сеньор, — ответил я. — Искренне рад встретить человека, всегда готового стать на сторону справедливости. После того, что мы здесь испытали, я не смел на это надеяться. В здешние войска, видимо, набирают одних ворюг и бандитов?

— К сожалению, вы правы. Я заметил это вскоре после прибытия сюда, поэтому спрашивал себя, не бесчестье ли это — сражаться на стороне подобных людей. После всего, что я теперь узнал, я хочу как можно быстрее уехать отсюда. Но это чрезвычайно трудно. Я посвящен в планы Хордана, поэтому меня будут удерживать силой.

— Тогда скройтесь тайком.

— Да, можно было бы скрыться под каким-нибудь предлогом, но я уверен, за мной немедленно отрядят погоню.

— Ну и что! Повод всегда найдется. Вы присягали на верность Хордану?

— Нет.

— Значит, вы ничем с ним не связаны. Если вы вправду собрались скрыться, я, пожалуй, смог бы вам помочь.

— Вы? — спросил он, улыбнувшись от изумления. — Но вам же самому нужна помощь, сеньор!

— Вряд ли. Оружие мы себе вернули, поэтому сумеем за себя постоять. Хордан обязательно нас отпустит. Вам, быть может, удастся тайком присоединиться к нам.

— Ладно, посмотрим. Во всяком случае будьте уверены, я на вашей стороне и постараюсь защитить вас от новых бед. А сейчас мне надо идти, чтобы они ничего не заподозрили.