На рубежах южных

— Не в обиду я сказываю. Сдается мне, к нам надобно идти. В губерниях крестьяне бунтуют, они наша подмога. Без мужика казаку гибель.

— Экий ты, Митрий, горячий, охолонь трошки! — спокойно возразил Дикун. — Дай бог у себя дома управимся, а там видно будет. Чего загодя шкуру живого медведя делить…

— В своём приходе намолимся, а потом в чужой пойдём, — поддакнул Ефим.

Замолчали. От гор повеяло прохладой. Где-то далеко за Кубанью мерцал, вспыхивая и затухая, костёр. Темной стеной смутно рисовался лес, почти вплотную подступающий к крепости.

— Осип! — нарушил молчание Дикун. — Пушки и порох в порядке держи, наготове… Всего можно ждать…

— Это верно! — поддержали все.

— А на вас, станичники, — обратился Федор к казакам, — вся наша надежда. Большое мы дело начали. Надумали мы скинуть своих атаманов и старшин, своих выбрать. Чтоб наше казачество вольным было. Чтоб была у нас своя, вольная казацкая Кубанская Сечь. А для этого должны мы немедля ехать каждый по своим станицам, народ созывать, атаманов скидывать да спешить сюда на помощь.

— Как пробудятся черноморцы, — поддержал Собакарь, — то там и донцы за оружие возьмутся. Они ещё от прошлого не остыли [4] .

Он встал. За ним поднялись и другие.

— Поклянемся, други, что крепко будем вместе держаться, — предложил Дикун.

И раскатилось над Кубанью:

— Клянемся!

Глава VI

Солнце, разорвав облачную дымку над буйной Кубанью, разбудило пёстрый лагерь казаков. Лучи его пробежали по возам с поклажей, опоясавшим по старому казацкому обычаю весь стан. Расправив плечи, поднялся Шмалько. Он положил мешок на воз, потом нагнулся, растолкал Полового.

4

Собакарь имел в виду восстание донцов 1792–1794 гг., в связи с переселением 12 донских полков на Кубань.

— Ефим, подбери брюхо. Ишь, выкохал, как у доброго кабана.

Ефим протёр глаза, сел.

— Что за чертовщина приснилась мне, Осип? Ну, прямо, тьфу! Вроде подошёл до меня козел и бодает…

— Ну?

— От тебе и ну. А у того козла, Осип, знаешь чья была голова?

— Чья?

— Твоя!

— Тьфу! Были б у меня рога, я бы тебя так боднул, чтоб твоё дурное сало из пуза вылезло, — смеялся Осип.

Они спустились к Кубани, умылись. Вытираясь рукавом свитки, Шмалько спросил:

— Ты думаешь, Котляревский смирился? Он, вражий сын, наведёт сюда солдат, попомнишь меня.

— Солдат хуже черта, — вставил Ефим. — То ещё моего деда присказка. Раз ночью почудилось мне, что черт под окном. Кричу: «Дед, черт в хату лезет!» А он мне: «Не замай, абы не солдат!»

Подошел Митрий с незнакомым казаком. Под левым глазом у казака разлился огромный синяк.

— Это ж кто тебя угостил, станичник? — поинтересовался Шмалько.

— Атаман на прощанье, — усмехнулся казак. — Незамаевцев я привёл. Скинули мы своего атамана, так он со схода и домой не заходил, сбежал.

— Добре! Добре! — кивнул Половой. — Только погано, что атамана упустили. Надо было его киями напоследок пощекотать. Ну да ничего, он далеко не уйдёт, когда-то поймается…

— А где Дикун? — спросил казак.

Шмалько развёл руками:

— Если не в лагере, так, значит, в крепости.

— Эх, с такой силой да в наши края! — Митрий прищурился. — Вот бы нагнали страху господам!

— А начто нам ваши господа, — прервал его Ефим, — у нас своих тут больше чем потребно.

Переговариваясь, они пришли в лагерь. Горели костры, в подвешенных казанах варилась каша. Тысячи людей толпились возле костров, спали, шумели, разговаривали. Прислонившись спиной к колесу, пожилой длинноусый казак зашивал разорванную штанину. Другой, в стороне, точил саблю, раз за разом пробуя её острие на огрубевшем ногте.

Посреди лагеря белела палатка. В ней Шмалько и Половой застали Дикуна и ещё нескольких казаков. Густой синий дым от самосада застилал палатку.

— Надобно нам по станицам своих атаманов выбрать, — говорил Федор, — а старых, кто противиться зачнёт, сюда гнать, на наш суд.

Неожиданно Дикун смолк, насторожился. Послышались крики. И вдруг весь лагерь загудел, словно встревоженный улей.

Поспешно поднявшись, Федор вышел из палатки. За ним последовали и другие.

— Вон, вон, смотрите! — кричали казаки.

Теперь уже ясно было видно, что к лагерю шёл большой отряд. В степи клубилось быстро приближающееся облако пыли.

— Сдви–нуть во–зы! — громко, зычно крикнул Дикун. — Приготовить пищали! — Он повернулся к Осипу. — Бери коня и скачи в крепость. Оттуда пушками поддержишь!

Пушкари вскочили на первых попавшихся коней и помчались к крепостным воротам. Бывалые казаки быстро сдвинули возы, соорудив из них сплошную стену. Шумливый лагерь был готов к бою. Нависла напряжённая тишина.

— Что это за войско? Не похоже оно на драгун! — размышлял Собакарь. — Если против нас, так что-то мало их…

— Они, Никита, в пыли растаяли, — пошутил Ефим, поудобнее пристраивая пищаль.

— Может, это вражеский дозор? — высказал предположение Дикун. — А следом и другие появятся…

— Нет, — возразил Собакарь, — то не драгуны. Вглядись получше, Федор, посадка не драгунская, на сёдлах не приседают…

Дикун присмотрелся.

— Правду говоришь.

— А может, это к нам из станиц помощь идёт?

— Не может быть! Они из-за Кубани идут…

Видимо, подходившие догадались, что им готовится недобрая встреча, отряд остановился. Облако пыли закрутилось на месте. Из него вырвался одинокий всадник на вороном резвом скакуне и, размахивая шапкой, поскакал к лагерю. Красные шаровары и жёлтый кафтан пестрели на ярком солнце.

— Кызылбашская одёжа! — проговорил Собакарь.

— Да это ж Леонтий! — неожиданно вскрикнул Дикун. — Леонтий Малов! А ну, — повернулся он к Половому, — готовь горилку, Ефим, гулять будем!

Малов подскакал к лагерю, прямо с коня прыгнул на телеги и, соскочив на землю, обнял Дикуна:

— Вот и свиделись!

— Не ждали… И откуда ты заявился?

— Эге, полсвета обошёл, — рассмеялся Малов.

— А расскажи, Леонтий, где ты побывал, что повидал? — спросил Дикун. — А то как ушёл из-под Баку, так точно в воду канул…

Они толпой двинулись к лагерю.

— Что ж! Можно и рассказать! — согласился Малов.

— Нашел ты Рыжупу? — поинтересовался Собакарь.

— А вот слушай! В ту ночь, как рассердился я на тебя, Федор, ушли мы, — начал свой рассказ Леонтий. — Днем по лесам да по горам прятались, погони опасались, а ночью шли и шли… Ели дички в лесу, голодали. А как отошли от Баку — стали в селения заходить. Народ там душевный, гостей любят. Советовали нам князьям и их людям на глаза не попадаться. Схватили бы — и в Турцию либо в Персию продали. Долго блуждали мы, а в Грузию все-таки пробрались. Искали, искали атамана Рыжупу, да нигде такого нет…