На румбе 202

— Кто у вас несет вахту у трюма? — глядя куда-то мимо Вити, спрашивает у боцмана капитан. — Кто за тальмана?

— Это я, дядя Сережа! Я за тальмана!

— Товарищ тальман! Капитан обращается не к вам! Товарищ боцман, почему у вас выполняет матросскую службу пионер, не знакомый с элементарными понятиями о дисциплине?

Витя чувствует, как краска заливает лицо. Он, конечно, сразу понял, о каких понятиях говорил капитан...

Нельзя говорить «дядя»? Я не буду больше. . .

— ...товарищ капитан, — подсказывает дядя Сергей.

— Все, что вы требуете от Николая Самохвалова, требуйте и от Виктора Шапорина! — снова отдал он распоряжение боцману.

— Но, товарищ капитан! Коля мне сын. . .

28

— А Витя мне племянник. И, между прочим, тоже морская косточка. Так, Витя?

— Да, дядя... товарищ капитан!— без всякого воодушевления подтвердил Витя.

— И вряд ли он поблагодарит вас, — опять обратился капитан к боцману,— если вы будете считать его неженкой, который боится труда, ветра, холода!

— Я не боюсь, — неожиданно для себя перебил капитана Витя. — Виноват, товарищ дядя...

— Сколько, говоришь, насчитал? Семьдесят семь? Добро. А может, за три дня и уложимся. При таких темпах. Вы как, не вызвали первый трюм на соревнование?

Капитан присел на сложенные у комингса [4] трюма деревянные лючины [5] и поманил к себе Витю.

Другой человек. . . Только что разговаривал служебным голосом. А теперь улыбается. Трогает Витю за уши. А чего их трогать? Ну, холодные и холодные. . . Нет, пристально рассматривает Витино лицо. Смеется! Наверно, Витя от старания измазал лицо чернильным карандашом? Витя трет, на всякий случай, щеки. Потом сам смеется. Ему становится удивительно легко и весело. А если и было только что немного прохладно, то теперь даже жарко стало.

4

Комингсы - стальные вертикальные листы, ограждающие люк.

5

Лючина - деревянная крышка, закрывающая люк.

— А у рыбаков девочка считает, — показал дядя Сергей на рыбачий катер. — Кончится разгрузка, сверим ваши подсчеты! Во-он следит за сеткой, нос подняла кверху. Видишь ее, Витя?

— Да, товарищ. . .

— Вот теперь не товарищ, а дядя Сергей. Почему? Да потому, что я назвал тебя по имени. Значит, обратился не к тальману, а к своему племяннику!

— Внимание, на кунгасе! — крикнул матрос, командовавший работой грузовой лебедки. Его боцман называет «ухман». — Вира! Вира помалу, — покрутил он поднятым вверх большим пальцем правой руки. Лебедка весело зажужжала, стальная сетка с грузом выплыла из трюма и, пролетев над палубой за борт, повисла над водой.

— Майна! Майна! — замахал матрос кистью правой руки, и сетка плавно опустилась на покачивающийся у борта кунгас.

— Записывай — семьдесят восьмой! — поднялся с лючин капитан.— Не буду мешать!

Витя слышит, что дядя Сергей сказал это не шутя. Что дядя Сергей доволен своим племянником. Какая ни есть работа — это работа.

Вите видно, как капитан прошел к первому трюму, заглянул в люк, о чем-то разговаривает с фельдшером, — наверно, спрашивает, сколько у него записано подъемов. Интересно, больше или меньше? . .

Витя старательно выводит около колонки столбиков еще один, шепчет: «Семьдесят восьмой».

В каждой сетке по двенадцать мешков, — значит, всего выгрузили девятьсот тридцать шесть! А сколько в каждом мешке килограммов? Надо спросить у дяди. А дядя Сергей чудодей! В одном дяде два дяди живут! То один покажется, то другой. . . Не успеешь к одному привыкнуть, а они уже подменились. . . Неужели так будет все лето?

Внезапно совсем рядом с ним из трюма вынырнула Колина голова.

— Эй, тальман, застыл?

— Ничуть! . . С чего ты взял? Так только. Немного! Прохладно, да?

— Потрогай! — Коля ловко поднялся по скобтрапу и перепрыгнул через комингс люка. — Мокрая! — Он натянул флотскую тельняшку.— Думаешь, двадцать мешков насыпать — это двадцать палочек нарисовать?

— Вспотел? Смотри, продует! — Витя старается не замечать презрительных ноток в Колином голосе.

— Думаешь, только от работы? — перешел на доверительный шепот Коля. — Понимаешь, сегодня в красном уголке вывесили приказ. «Государственной комиссии, утвержденной начальником пароходства, приступить к проведению испытаний палубной команды». Квалификационная комиссия, понимаешь? . .

Витя понимает, что Коля крайне возбужден, но почему он так таинственно говорит о приказе, почему оглядывается вокруг, словно не желая, чтоб его здесь застали.

— Вира! Вира помалу! — загорланил у борта «ухман».

— Семьдесят девять, — говорит Витя. Ему хочется обрадовать Колю. Здорово они там в трюме поработали. И потом, хочется, чтобы Коля сказал что-нибудь... вроде: «А ты тальман что надо!» — Семьдесят девятый подъем, — подчеркивает Витя.

Но Коле явно не до Вити.

— Да пойми ты, голова. Завтра в девять ноль-ноль! В красном уголке! Экзамен, чувствуешь?

— И тебе? . . На матроса второго класса?

— Кабы. . . — уныло говорит Коля. — Вот именно, что не мне! Витя! — Он присел перед Витей на корточки и быстро заговорил: — Хочешь дружить? По-настоящему, по-флотски дружить хочешь? Мало ли что там у нас с тобой в порту вышло? Это давно уже забыто, верно? Я из тебя воспитываю настоящего матроса! Скажешь, не водил я тебя по всему судну? Не объяснял, какой механизм для чего служит? А как я тебе все,геометрические фигурки вчера расписал? И алгебру ответил по устному. Все правила — и подряд, и вразбивку! Было?

Витя хочет восстановить истину. Он вносит поправку:

— О том, что против равных сторон треугольника лежат равные углы, ты вчера не смог ответить! И потом, по алгебре. . .

— Не сразу! — не очень вежливо обрывает Коля своего учителя. — Стараюсь ведь! — и скороговоркой, в которой начисто отсутствуют все точки и запятые, переходит к главной части своего дружеского договора: — Витечка, попроси за меня капитана! Ладно? Я сдам! Да если у меня спросят правила расхождения судов в море, я и то отвечу! Тогда могут и к рулю допустить. . . Отчего ж не допустить, если я техминимум за первый класс знаю!

Коля так горячо уговаривает Витю, как будто только от него одного зависит исполнение всех Колиных желаний.

— Я же не прошу после экзамена мне звание матроса присвоить! Я же понимаю, что до шестнадцати лет в матросы не пробиться. Говорят, есть приказ министерства всех юнг до шестнадцати лет списать на берег. Но раз уж меня зачислили юнгой, то к рулю после экзаменов смогут допустить. Ох, Витька! Ты представь себе только: входит в рулевую рубку капитан: «Кто у штурвала?» — «У штурвала рулевой океанского судна «Богатырь» Николай Самохвалов». Ох, Витька!