На службе Отечеству
Шрифт:
– Вот схлопотали себе заботу!
– восклицает Стольников.
– Разве мог я подумать, что с риском для жизни брошусь спасать врагов?.. Ну и оказия!.. Надо, командир, сообщить в штаб: пусть пришлют за ними машину.
Раненые, облизывая спекшиеся губы, жалобно стонут:
– Вассер! Вассер! Битте, вассер!{9}
Знакомое со школьной норы слово! Поколебавшись, приказываю Феде отдать раненым припрятанную бутыль с водой и охранять их. Сами продолжаем гоняться за парашютистами. Лишь перед вечером удалось наконец выбить их на дорогу, ведущую от железнодорожной станции к шоссе. Зажатые со всех сторон, расстрелявшие последние боеприпасы, парашютисты сдались.
С
– Ты хто?
– Ich verstehe nicht{10}, - замотал головой пленный.
– Я, - ткнул рыжеусый себя в грудь, - колхозник, а ты? Видя, что пленный непонимающим взглядом уставился в рыжеусого бойца, возвратившийся Митин перевел:
– Dieser Soldat ist der Bauer, wer sind Sie?{11}
– О!
– оживился пленный.
– Ich bin Student{12}.
Когда Митин перевел, рыжеусый уважительно протянул:
– Ишь ты, студент, грамотный, значит. Не какой-нибудь темный, взбитый крестьянин.
– Подумав, он попросил Митина: - Спроси, как его зовут и зачем он в фашисты пошел?
Митин задал вопрос и, получив ответ, сказал:
– Говорит, что зовут его Фридрихом, что он не наци{13} и не считает себя фашистом.
– Ишь ты! Скажи ему, браток, что все они фашисты, раз пошли воевать против рабоче-крестьянского государства. Несознательный он тип. Но ничего, вот прочистим ему мозги, он и поймет свою ошибку.
– Добродушно посматривая на пленного, боец достал кисет, вытащил пачку папиросной бумаги и, оторвав листок, свернул цигарку, раскурил и, протянув пленному, предложил: - На, германец, попробуй нашего тамбовского самосаду.
Пленный недоверчиво принял самокрутку, с опаской повертел ее в руках: нет ли подвоха?
Молодой широкоплечий красноармеец, сердито покосившись на рыжеусого, зло бросил:
– Ты что, дядя, драгоценную махорку на фашиста расходуешь? Свинца ему в рот, гаду!
– Во-первых, он не фашист, а студент, во-вторых, свинцом врагов надо угощать в честном бою. После драки кулаками не машут.
– Взяв из рук Фридриха папироску, он раскурил ее и, вернув, ободряюще улыбнулся: Попробуй, попробуй русского табачку, такого в Германии, чай, нету.
Пленный с жадностью сделал две затяжки и закашлялся так, что слезы выступили.
– Ничего, ничего, - добродушно засмеялся рыжеусый, - приобвыкнешь к нашему табачку, поймешь, что в России все крепкое: и люди и табак.
Строгий строй пленных нарушился. Поняв, что убивать их не собираются, они расправили плечи и охотно вступали в разговор, который велся, как выразился Стольников, "по-неандертальски".
Однако я заметил, что некоторые пленные с трудом скрывали звериную ненависть к нам, старались отвернуться или спрятаться за спины однополчан.Неожиданная команда "Становись!" мгновенно выровняла ряды пленных. Под конвоем они зашагали на станцию. А победители отправились к подкатившим походным кухням.
После ужина Грязев построил батальон. Полковник, руководивший ликвидацией десантов, выброшенных в этом районе, торжественно объявил:
– Товарищи бойцы и командиры! За образцовое проведение операции по ликвидации десанта от имени командующего группой войск генерал-майора товарища Рокоссовского объявляю вам благодарность!
Несколько мгновений бойцы молчали, потом спохватились и вслед за командирами недружно прокричали:
– Служим Советскому Союзу!
– Поздравляю вас, товарищи, и желаю вам громить фашистов с таким же упорством, как сегодня!
Старший лейтенант Грязев крикнул "ура".
– Ура-а-а-а! Ура-а-а-а! Ура-а-а-а!
– трижды прогремело над строем.
Благодарность командующего свидетельствовала, что первый бой, который батальон провел в тяжелых условиях и с чрезвычайно опытным противником, показал его способность выполнять боевые задачи.
Батальону досталось много немецких автоматов. Однако полковник, к нашему огорчению, приказал оставить на каждую роту по пять автоматов, остальные сдать в его распоряжение.
* * *
Бессонная ночь, затянувшаяся схватка с десантом свалили бойцов с ног. Раскатав шинели, они мгновенно забылись в тяжелом сне. Многие вскрикивают, видимо, вновь переживают перипетии лесного боя. Командиры хлопочут о раненых, о питании, боеприпасах.
Я никак не могу заснуть. Думаю о завтрашнем дне, о будущем. Вспомнил о мине, на которую едва не наступил, велел Лысову принести ее. Он нес ее в вытянутой руке, с опаской поглядывая под ноги. Осторожно положил черное смертоносное' "блюдце" на мою ладонь и, присев рядом, облегченно вздохнул:
– Вот зараза! Дышать на нее боишься: того и гляди без руки, а то и без головы останешься. Ни на минуту не прикорнул, все ее, треклятую, сторожил: как бы кто ненароком не наступил.
Не успел я как следует осмотреть мину, как раздался громкий храп Лысова. Стараясь не потревожить его, осторожно встаю и несу опасную находку к комбату. Тот долго вертит ее в руках, потом приказывает вызвать командира первого взвода третьей роты.
Пришел худенький, небольшого роста белобрысый лейтенант. Комбат молча протянул ему мину. Повертев металлическое "блюдце" в руках, лейтенант вытащил перочинный нож и через минуту подал комбату взрыватель, небрежно бросив на землю безопасный теперь корпус. Комбат просит медленно повторить операцию. Лейтенант неторопливо вставляет взрыватель и вновь вывертывает его. Комбат, наморщив лоб, проделывает то же. И протягивает мину мне. Обезвредив ее, ощущаю нестерпимое желание закурить. Тем временем комбат собрал всех командиров подразделений и приказал лейтенанту научить их обращению с противопехотной миной.
Возвращаюсь в роту с мыслью при первой возможности передать приобретенный опыт подчиненным. Ночную тишину нарушает богатырский храп да невнятное бормотание спящих. Около одинокой березы слышу, как кто-то негромко, нараспев читает стихи. Из темноты доносятся незабываемые пушкинские строки:
...И грянул бой, Полтавский бой! В огне, под градом раскаленным, Стеной живою отраженным, Над падшим строем свежий строй Штыки смыкает. Тяжкой тучей Отряды конницы летучей, Браздами, саблями звуча, Ошибаясь, рубятся сплеча...