На службе зла. Вызываю огонь на себя

Секретарь советского посольства, скорее всего какой-нибудь лейтенант госбезопасности, нарисовался метрах в пятидесяти справа и неторопливо фланировал в сторону скамьи, на которой сидел человек в гриме и с бородкой, придававшими бывшему белогвардейцу его истинный возраст, исходя из 1873 года рождения. Кроме дипломата на бульваре прогуливались двое наблюдателей, дорогие парижские костюмы которых никак не могли скрыть пролетарское происхождение. Ежовская чистка рядов внешней разведки и последующий отстрел ежовцев неизбежно сказались на качестве кадров НКВД. Остальных государственных служб СССР — тоже.

Когда до русского агента осталось метров пятнадцать, Никольский встал, тяжело опираясь на трость, и медленно тронулся в противоположную сторону. Неловко уроненная старческими руками газета «Ле Фигаро», свернутая в трубку, осталась лежать меж скамьей и урной.

Пока секретарь изображал пантомиму, присев на место старика, уронив туда же свою газету и подняв обе, топтуны на разных сторонах улицы вели Никольского. Вероятно, хотели вызнать лежбище одного из последних представителей белоэмигрантского актива.

Неторопливо дошлепав до угла, пожилой игрок в шпионские игры сел в такси, по странной случайности за рулем которого оказался Давид. Для полноценной слежки за транспортом у русских просто не хватало ресурсов. Когда отсутствие «хвоста» стало очевидным, Никольский в том же архаичном виде встретился с германским офицером и вручил ему пакет, сопроводив словами, что истинные патриоты России не забыли польских зверств 1919-го и 1920 годов, а души десятков тысяч убиенных русских пленных взывают об отмщении. Нацист, естественно, не обещал немедленной мести, но обязался передать информацию наверх. Обмен несколькими телефонами, и у «группы истинных патриотов» образовалась возможность связи с абвером.

В течение суток адмирал Канарис доложил, что французская резидентура абвера добыла информацию об обращении британского военного командования к польскому главнокомандующему маршалу Эдварду Рыдз-Смиглы. Только что ратифицировавшие в парламенте гарантии польской безопасности, британцы без тени смущения предлагали до начала боевых действий передать им польский флот, так как он гораздо слабее Кригсмарине, неизбежно будет потоплен или попадет к врагу. Сильнейший в мире флот — Роял Нави — оставался, главным образом, на своей главной базе в Скапа-Флоу. Не отменялись отпуска, в открытом море находились лишь небольшие корабли, патрулировавшие у британских берегов по нормам мирного времени. Флот «гарантов» польской независимости не собирался воевать в ближайшие месяцы.

О демонстративном бездействии англичан знали и русские. Но лишь они получили британский документ, свидетельствующий, что Альбион договорился с поляками «защищать» их от агрессии со стороны Германии. Но не других стран, включая СССР. Британцы тем самым послали в Советский Союз новый сигнал — они готовы закрыть глаза на любые действия Советов, лишь бы они в максимально короткие сроки вылились в войну с нацистами.

Утром 28 августа взъерошенный, небритый и со сдвинутым набок галстуком Юрченков в амплуа шансонье и предсказателя Рожэ Бонтана давал показания штурмбаннфюреру СС. Предупрежденный офицерами Аненербе, что нельзя шокировать немецкую публику неутвержденными начальством пророчествами, провидец взахлеб рассказывал о мистическом переживании. Ночью увидел танковую колонну вермахта и дорожный указатель на перекрестке — прямо Варшава, направо Краков. Эсэсовец с серьезнейшим видом законспектировал предсказательский бред, похвалил за своевременное информирование и категорически запретил хоть слово из этого произносить со сцены во время вечернего выступления в Гамбурге. Пророчества про геморрой тети Песи и цирроз печени пана Тадеуша — сколько угодно. Но не про германскую армию на польских дорогах.

Демарш Юрченкова-Бонтана был, видимо, той песчинкой, которая в гениальной и безумной голове фюрера покачнула чашу весов в сторону решения о начале операции «Вайс». Срок нападения на Польшу изменен не был.

Как ни цинично об этом говорить, война имеет множество положительных черт по сравнению с подковерной возней. Война честнее. Враг виден в прицел, его не нужно вычислять среди дипломатично улыбающихся лиц. Многое становится на свои места.

Поэтому с началом вторжения переговорная активность в Европе ослабла. Собирая сообщения о гневно надутых щеках французских и британских руководителей, аналитики Шауфенбаха делали ставки — будет ли объявлена война Германии. Давид проиграл, 3 сентября 1939 года Соединенное Королевство и Французская Республика официально заявили о начале войны с Германией.

7 сентября части двух французских армий перешли германскую границу и начали наступление в районе Саара. Не встретив ни единого немецкого солдата, французы гордо возвестили о победе и… вернулись домой. Британцы, верные союзническим обязательствам, чуть позднее начали бомбить Германию. От их налетов не погиб ни один человек. С самолетов сыпались не бомбы, а листовки, объясняющие, что с войной неловко как-то получилось, и призывающие германцев отказаться от ее продолжения. Понятно, что эффект от авиавылетов не покрыл даже стоимости спаленного бензина. Люфтваффе не сбивало британские самолеты — у немцев на востоке были дела поважнее.

План «Вайс», предполагавший полное уничтожение польской армии за две недели, поначалу осуществлялся с точностью швейцарского часового механизма. Потом часы немного отстали. Войско польское, слабовооруженное и бестолково управляемое, оказало сопротивление агрессору, не ожидавшееся штабистами ОКВ.

Никольский, Давид и Люсьен буквально ночевали у экранов, показывавших кремлевский кабинет Сталина и Наркомат обороны. Вместо ввода ограниченного контингента войск из западных округов Красная Армия начала скрытую мобилизацию. Кроме всеобщей воинской повинности, введенной с 1 сентября и поставившей под ружье огромное количество призывников, задержали увольнение в запас старослужащих, а к польской границе срочно перебрасывались соединения под предлогом учений и больших учебных сборов. СССР активно готовился к войне с Германией. Нет сомнения, что при столкновении изрядно потрепанного вермахта с Красной Армией у нацистов нет шансов, тем более что на западе нависает пятимиллионная французская армада, которая не преминет воспользоваться плодами жертв, принесенных поляками и русскими.

Гитлер и Риббентроп ежедневно пытались уговорить Сталина вступить на польскую территорию, не понимая, что этим приближают час своего заката. Кремлевский горец улыбался в усы, курил трубку и увещевал партнеров, что с радостью бы, но не может допустить войну на два фронта. Каждый день паузы менял баланс сил. Вермахт и люфтваффе ежедневно теряли десятки танков и самолетов, Красная Армия наращивала количество войск на западе. Когда стало очевидно, что польское сопротивление слабеет и не наносит германской армии существенного ущерба, СССР на удивление вовремя подписал мирный договор с Японией, а 17 сентября два мощных кулака с территории БССР и УССР нокаутировали Польшу, ударив в спину вопреки правилам бокса и международных приличий.

Польское командование наивно послушалось лондонских «гарантов» и приказало не открывать огонь по русским. Британцы не хотели ослаблять Красную Армию перед столкновением с вермахтом. Поэтому сопротивление агрессии с востока носило очаговый характер в местах, где отдельные подразделения Войска польского не хотели выполнять пораженческую команду.

19 сентября произошло главное событие войны, в ожидании которого даже бесстрастный Шауфенбах сжимал кулаки. Сухопутные части РККА в районе Львова вышли навстречу германским и вступили в огневой контакт. Сбылось! Теперь Сталин имеет право заявить о вероломстве империалистической германской военщины, разорвать Пакт о ненападении и продолжить движение навстречу французам через поредевшие немецкие ряды и их ненадежных словацких союзников.

В Наркомате обороны и в Кремле непрестанно шли совещания. Называлась дата объявления войны — двадцать шестое сентября, потом тридцатое. Обычно такому явлению предшествует обмен злобными нотами, но в эфире официальной советско-германской дипломатии царили совсем другие звуки — о демаркации границы и послевоенном урегулировании. Захваченную ценой трехдневных кровопролитных боев Брестскую крепость нацисты добровольно передали Красной Армии.

Боевые операции закончились, остатки польской армии сдались. Германская армия напоминала тяжеловеса, с абсолютным перевесом выигравшего схватку, но при этом совершенно вымотавшегося. Несмотря на относительно небольшие цифры потерь убитыми и ранеными — по предварительным данным исчислявшимися несколькими десятками тысяч человек, военная техника пришла в негодность. Примерно треть основных боевых машин — танков и самолетов — была безвозвратно утеряна, остальные имели значительный износ и подлежали возврату в строй только после капитального ремонта. Закончились топливо и боеприпасы, начались проблемы с продовольствием. Беспокоясь, что с инцидента под Львовом прошло много времени, чтобы эффектно использовать его как повод к расторжению Пакта, агент «Лодочник» передал информацию о плачевном состоянии вермахта и люфтваффе советской разведке, ссылаясь на данные французов и MI-6.