На стихи не навесишь замки
Шрифт:
я успела влюбиться!
Не дружите со мной, не играйте,
и в друзья меня не добавляйте!
Потому как не ваше дело,
что мои пироги подгорели.
Не накрашенная я сегодня,
и хожу, как дура, в исподнем.
Не смотрите на меня, я плохая,
а с утра вся больная-пребольная,
злая, голодная, не поевши,
на бел свет глядеть не захотевши.
Не
Поскорей отсюда заберите,
увезите меня в края таёжные,
где избушки стоят молодёжные,
пацанятки гуляют скороспелые
и девки с топорами несмелые.
Я провокатор судеб,
я провокатор сердец!
Если меня осудят,
то добра больше нет,
нет добра на планете,
оно ушло навсегда,
потому что на свете,
лишь одна я чиста.
Нет меня чище, и это
не пустые слова:
видишь дыру в пространстве —
это и есть дела
все мои и поступки,
от которых так стынет кровь
у надзирателей. Шутка?
Мой нынче ответный ход!
Кто с ней был? Только море.
Кто с ней жил? Только лес,
да мистер Твистер, который
в старую книжку полез.
Мистер Твистер наденет
на бумагу перо
и сто точек наметит:
«........Это её ремесло —
водить пером по бумаге,
расставляя на место слова.
И кто бы её ни гладил,
у неё болит голова.»
Кто с ней был? Только море.
Кто с ней жил? Только лес.
Шли поиски моей жизни.
Ты ищи! Я пишу полонез.
Посижу, погрущу, подумаю:
а вдруг я самая умная?
Но что-то со мной не махаются,
не ссорятся и не ругаются.
А посему понять невозможно:
загадочная я или сложная,
корявая или складная,
видная иль неприглядная?
Посижу, погрущу, подумаю,
думу такую надумаю:
как ни крути, ни верти,
а замуж зовут, так иди.
До чего ж я мудра, однако!
Хотя … назовут разве браком
дело хорошее?
Нет, я всё-таки сложная!
Я скоро, конечно, стукну
по столу кулаком.
Всё что было со мною —
это лишь сон дурной.
Даже если любимая кошка
сегодня уже мертва,
я промолчу об этом,
потому что мои дела
никого не волнуют,
даже природу саму.
Спи моя кошка спокойно,
скоро и я усну.
Не подходи, я сегодня
очень серьёзно больна.
Боль от тебя. Боль от кошки.
Боль стучит кулаком. Не ушла.
Странное было дело —
жизнь на планете кипела,
кипела и не сдавалась.
Я в электричке мчалась
и думала: «Странное дело —
жизнь на планете кипела.
И кому это нужно,
чтобы мы жили дружно
и никогда не болели?»
В вагоне народную пели.
Да, странное было дело,
я никуда не успела,
а может быть, не хотела.
Так думала я, засыпая,
и век шёл какой – не знала.
Плакала девушка горькими слезами!
Мокрыми глазами, белыми словами
горю не поможешь, прошлое не сложишь.
«Ты меня не бросишь, ты меня не кинешь?»
Он уйдёт, не спросит, не кивнёт, не обнимет.
В его чёрную спину: «Вернёшься?» А он сгинет.
Он тебя не обманет, всё как было оставит:
твои девичьи слёзы под ноженьки себе бросит —
перешагнёт, растопчет. Он ничего не хочет.
Плакала девушка горькими слезами,
белыми губами шептала:
– Как больно, будто мама в детстве побила.
– А мать тебя также любила?
Пускай все думают,
что я умерла, неважно,
потому что кораблик бумажный
запускается молча.
Где те волки,
что перегрызли мне горло?
Я не смолкла,
мой голос – мои же руки,
которые пишут и пишут без скуки
эволюцию нашего мира!
Я б помирила полмира
своею бравадой.
Ах, о чем вы, о смерти?
Не надо.
Люблю я Ивана иль нет (гадаю)?
А сама на сносях и не знаю:
замуж ходить или нет?
И никто ведь не плюнет во след!
Вот если бы поплевали,
то сразу б мы поскакали
венчаться в сельский совет.
Так люблю я Ивашу иль нет?
Говорят, нынче модно одной.
Но ходит Иван холостой,
а значит, жених завидный,
и будет мне очень обидно,
если он женится на другой.
Тьфу, с ума меня свёл, дурной!
Эти мальчики, смотрящие устало
на мои молчащие уста.
Я сегодня что-то не сказала?
Я наверно, очень молода!
Эти мальчики, смотрящие устало
на неповторимое чело.
Я всегда глядела, вроде, прямо.
А намедни просто понесло!