«На суше и на море» - 60. Повести, рассказы, очерки

— Я бы хотел иметь каталог книг по математике?

— А что есть из опубликованных работ академика Курчатова?

— Когда вы собираетесь лететь на Луну?

— Почему нет альбома по Сибири?

— Может ли ваша межконтинентальная ракета облететь вокруг земного шара?

— Над чем работает академик Капица?

— Где у вас книги о спутниках?

Вопросов, как видим, много, и на некоторые из них ответить очень трудно.

Художественная литература — классическая и современная советская — пользовалась большой популярностью. Советские писатели, издатели и полиграфисты могли бы получить большое удовлетворение, если бы они побывали в эти дни на выставке и послушали высказывания посетителей.

У читателя может возникнуть вопрос: а как же с языком?

Ведь книги, представленные на выставке, изданы на русском языке? Такой вопрос и законная, связанная с ним тревога ранее возникали и у меня.

Но история Польши не одну сотню лет была тесно связана с историей нашей родины. Соседние народы познавали, изучали, влияли друг на друга, знакомились с бытом, культурой, языком. И совершенно неожиданно нам почти нигде не понадобились переводчики. Многие поляки пожилого и среднего возраста знают русский язык, многие хорошо знают украинский, белорусский, молодежь в школах изучает русский язык. В ход пошли три братских языка — часто это вызывало веселые улыбки.

Наиболее привлекательным и оживленным все же был отдел детской литературы. Тут действительно было что посмотреть. Я имею в виду детей — посетителей выставки. Школьники младших классов, а часто и дети дошкольного возраста в сопровождении папы или мамы останавливались у стендов, брали в руки особенно приглянувшиеся им книги, долго рассматривали их, не желая с ними расставаться.

Интересный случай произошел при закрытии выставки в Варшаве. В восемнадцать часов 5 октября выставка была объявлена закрытой. Но посетители еще долго не уходили, беседовали у стендов, делились мыслями, впечатлениями. Наконец, все ушли. Дежурные обходят стенды и собираются гасить свет. И вдруг за стендами с детской литературой мы слышим громкий хохот. Оказывается, два посетителя в возрасте 11–12 лет сели на пол в углу за стендом и с таким увлечением рассматривали детские книги, что даже не слышали о закрытии выставки. Дирекция выставки подарила этим болельщикам-посетителям понравившиеся им книжки.

Об этом стало известно польской печати и радио. И здесь, несколько забегая вперед, следует упомянуть о случае, который произошел в Кракове. Одному из посетителей, дирижеру краковского театра, очень понравился изданный Музгизом альбом «Большой театр». Этот альбом во всех городах привлекал внимание посетителей, но Краков музыкальный город, и здесь к альбому бьш особый интерес. Дирижер дважды приходил на выставку, рассматривал и читал его текст. Потом как-то обратился ко мне.

— Я очень хотел бы иметь этот альбом.

— Прошу заказать в киоске, — посоветовал я.

— Там нет, а мне он очень нравится.

— Но у нас он в единственном экземпляре на выставке, — извинился я.

Дирижер с сожалением поставил на стенд книгу и отошел. Потом снова подошел ко мне и с улыбкой спросил:

— Когда вы закрываете выставку в Кракове?

— Двадцать шестого октября в восемнадцать часов.

— В этот день я последним покину выставку, — сказал он.

— Почему? — не понял я.

— Тогда вы по установленной вами традиции преподнесете мне альбом «Большой театр», — ответил дирижер.

Мы оба дружески рассмеялись и пожали друг другу руки.

Выход был найден.

Пятого октября утром мы поехали в Желязову Волю. Знаем мы небольшой подмосковный город Клин, где находится Домик-музей гениального русского композитора Чайковского, дорога сердцу каждого советского человека Ясная Поляна, где похоронен великий писатель земли русской Лев Толстой. Желязова Воля — родина Фредерика Шопена. Это в нескольких десятках километров от Варшавы.

Ровное, неширокое асфальтированное шоссе, обсаженное на всем протяжении деревьями. Между прочим, в Польше много зелени; а дороги напоминают аллеи и повсюду раскинулись сады. Почти нет крестьянских изб или даже пригородных домов, вокруг которых не было бы фруктовых деревьев. На дворе октябрь, но осень теплая, поздняя, и на деревьях еще висели плоды — яблоки, груши, сливы.

Если говорить о польском пейзаже, то следует сказать еще об одной особенности. Когда вы из Москвы на самолете летите в Варшаву, то до границы видите под крылом самолета широкие, раздольные колхозные и совхозные поля. Самолет пересек границу. Если вы и не знаете об этом, то стоит только взглянуть под крыло и увидишь разительную перемену. Под фюзеляжем самолета убегают узкие полоски земли. С большой высоты они кажутся очень маленькими и даже жалкими. В Польше ведь еще значительная часть сельского населения единоличники, и полоски эти — их поля.

Дорога повернула вправо, машина бежит по узкой, но ровной дороге, направляясь в бывшее имение помещика Скарбека. Перед нами густой красивый парк с еще буйной и не опавшей, но уже пожелтевшей листвой. Машина останавливается у ворот. Здесь стоят несколько легковых автомобилей и два автобуса. Это прибыли туристы.

По широкой аллее идем к небольшому светлому дому. Дом одноэтажный, построен из камня, окна большие, вокруг высокие тенистые деревья.

Еще многие годы назад установилась чудесная традиция — по воскресеньям давать концерты в доме, где впервые увидел свет и отдал всего себя без остатка музыке великий композитор. Никакого концертного зала или площадки нет. В одной из комнат дома у окна стоит рояль. Окна и дверь на террасу открыты. В парке у раскрытого окна и далее на аллеях расставлены скамейки, стулья. На них сидят туристы — пожилые мужчины, женщины, стоит молодежь.

Начинается концерт…

Из окон льются чудесные звуки. Они сразу захватывают. Сидишь, слушаешь и даже не думаешь, какую вещь исполняет пианист. Льются звуки нежные, сердечные, кажется, слышится голос композитора, то он зовет куда-то, то просит о чем-то, то плачет и тоскует, то страстно поет о любви. И в дивных звуках чудится, что болен, тяжко болен молодой композитор, что невыразимо тяжело ему расставаться с прекрасным миром и своей короткой жизнью.

Сидят не шелохнутся мужчины, льются слезы из глаз женщин и девушек.

Недаром знаменитый немецкий композитор Роберт Шуман, друг и восторженный критик Шопена, воскликнул однажды:

— Шляпы долой, господа! Перед вами гений!

Умер композитор в Париже в 1849 году в возрасте 38 лет, а сердце его, вместе с жизнью отданное своему народу, похоронено в Варшаве.

Рядом со мной сидит пожилой поляк, в руке у него погасшая папироса. Далее турист, молодой развязный парень в широком, как дверь, клетчатом пиджаке и узких до неприличия коротких брюках. Он обращается к моему соседу с вопросом, но поляк недовольно отворачивает голову и ничего не говорит. Турист поднимается и демонстративно уходит.

Поляк тихо наклоняется ко мне:

— Этот наглец сказал, долго ли еще будет продолжаться эта волынка.

— Ну, а вы что ответили? — спросил я.

— Мне страшно захотелось разбить ему рожу…

— Но вы же воздержались?

— У меня вместо правой руки протез…

Умолк рояль. Мы долго еще сидели на скамейке, очарованные дивным концертом. Потом гуляли по древнему парку и делились мыслями о композиторе. Шопена очень любили и ценили многие русские музыканты и композиторы. По инициативе русского композитора М. Л. Балакирева в Желязовой Воле Шопену поставлен памятник.