На Свободе . Беседы у микрофона. 1972-1979

Но и без такого свидетельства, независимо от любых объяснений, вот субъект, достигший максимальной власти в своей области, и славы, и материальных благ, — с чего это он пил? А потом не пил? А потом застрелился? Это была счастливая жизнь? О, я не хотел бы иметь подобную жизнь, такой конец; не знаю, кто бы хотел.

Итальянский философ Романо Гвардини утверждает, что если у человека нарушена связь с истиной, он заболевает духовно. Он еще не болен, когда лжет и творит зло, но знает, что способен вернуться к совести и правде. Если же с истиной порвана связь без возврата, то человек болен. Внешне он может казаться здоровым и преуспевающим. Но сознательная, без надежды на конец «двойная жизнь» может оказаться такой невыносимой, что человек даже выбирает смерть. Определение это полностью подходит ко всем трем описанным случаям самоубийств. Но самоубийства — это все же крайний случай, именно когда личности так невыносимо, что ей даже предпочтительнее умереть. Я думаю, стоит рассмотреть то состояние личности, сотворившей много зла, когда она до крайности недоходит. Когда она со стороны кажется здоровой и преуспевающей. Именно: кажется. Об этом будет речь в следующий раз.

7 сентября 1974 г.

Совесть

Беседа VI

Рассказываю о своих личных наблюдениях и мыслях, которые ничего нового, в принципе, в себе не заключают, а лишь подтверждают древнюю как мир истину, что с совестью шутки плохи.

Впрочем, на свете так много людей, которые с этой истиной не хотят считаться (может быть, полагая, что она устарела или отменена?), что убедительные доказательства того, что она не отменялась, не устарела и никогда не устареет, могут сами по себе оказаться для них новостью.

Я уже говорил о том, что, по-видимому, жизнь гораздо справедливее, чем на поверхностный взгляд кажется. Что суд нашей совести, или месть нашей совести, реально существует, независимо от нашей воли и несмотря ни на какие ухищрения. Это только на поверхностный взгляд кажется, что субъекты, сознательно натворившие зла, обойдя затем различные кодексы и удачно избежав людского суда, могут жить спокойно и счастливо. Это только кажется. Нет. Вот как раз жить счастливо им-то уже не дано.

Приводя примеры из жизни, я в прошлых беседах рассказывал, как людей до самой смерти угнетают воспоминания о сделанном зле, часто превращаясь в жгучую, мучительную мысль-фикс, начисто отравляющую существование. Огромное множество бывших сталинских палачей-энкавэдистов, которым удалось уцелеть, избежать суда и дожить до пенсии, оказывается, посходили с ума или превратились в дремучих алкоголиков, потеряв человеческий облик. Для довольно значительного процента последним уделом оказалось самоубийство. Их жизни, при внимательном рассмотрении, нельзя назвать не только счастливыми, но хотя бы мало-мальски выносимыми. Как я не раз повторял в этих беседах, не хотел бы я поменяться судьбой с кем-нибудь из них и не знаю, кто бы хотел.

Но вот есть же категория и таких, которые и зла натворили, у иных по самые плечи руки в крови, а живут вроде благополучно, с ума не сходят, на мысли-фикс не жалуются (во всяком случае, вслух), алкоголизмом или самоубийством не кончают. Их пример, со всей как бы выставленной напоказ безнаказанностью и благополучием, собственно, и вдохновляет на подражание (и во все века) юных и новых начинающих подлецов. Далеко не каждому удается увидеть за благополучным фасадом роковые тонкости и подоплеки. Образно говоря — почуять могильный трупный дух, которым тянет из-за благополучного фасада.

В третьей части «Архипелага ГУЛАГ» в главе «Псовая служба» Солженицын пишет об этих вроде бы благополучных сталинских палачах:

Да присмотритесь к их лицам, они ведь ходят и сегодня среди нас, вместе с нами могут оказаться в поезде (не ниже, конечно, купированного), в самолете… на их лицах — задубевшая отложившаяся жестокость и всегда мрачно-недовольное выражение. Казалось бы, все хорошо в их жизни, а вот выражение недовольное. То ли кажется им, что они еще что-то лучшее упускают? То ли уж за все злодейства метит Бог шельму непременно.

Согласитесь, что описание это — точно. Задубевшая, отложившаяся жестокость на лицах, мрачно-недовольное выражение. Ну и как вы полагаете, существование вот такого субъекта — счастливое существование? А ночевало ли вообще когда-нибудь в его жизни счастье? Не судорожное удовлетворение от удач в карьере, власти, там, силы или кучи награбастанного добра, а — счастье. По большому счету. Да большинство из них — вполне искренне в своем псовом озверении вообще не знают, что это такое. Они думают, что счастье — это, например, выстроить дачу из левых, ворованных материалов. Да, да, так они серьезно считают, убогие.

Течение дней их существования — это непрерывное, хроническое «мне плохо, я недоволен». Я рассказывал, что когда они сходят с ума, то это самое «мне плохо» разрастается до невиданных размеров, им неизвестно почему плохо, плохо, плохо, все решительно вокруг плохо, не так. В этом виноват весь мир в целом и каждая его частица в отдельности. И это состояние непрерывно, до самой смерти. Вот где наказание! Вот где пытка! Вот это уж действительно пожизненная каторга из каторг, додуматься до которой даже им самим бы не под силу, да вот гляди ж ты, как-то само собой получается: и без арестов, без обысков, без судов и следствий — Бог шельму метит, или, как сказано у Лермонтова: «Но есть, есть Божий суд, наперсники разврата». Уж эти строки они в школе учили, но думали, что это так, стишки, художественные метафоры для красного словца. А это, оказывается, истина, аксиома, это, оказывается, самое первое и главное, что следовало запомнить в жизни. Или, приспособляясь к их мраку понятий, это статья первая Кодекса, но не того, что издания Министерства юстиции и постоянно меняется и переделывается, а великого Кодекса Бытия — вечного.

К тому юридическому кодексу и пословица готовая пристегнута: «Закон — что дышло». Но вот предлагаю такой эксперимент. Замените слово «закон» словом «совесть». «Совесть — что дышло: куды повернешь, туды и вышло». Чувствуете дикость? Чувствуете нелепость, совершенную невозможность этого «совесть — что дышло»? Народ такой пословицы и ничего подобного или даже близкого ей не создал. Говорится: «С совестью шутки плохи»; говорится: «Совесть не обманешь». Полагаете, это тоже метафоры какие-нибудь, звук для красного словца? Вольному воля. Каждому вольно верить или не верить истинам, постигнутым путем тысячелетних исканий и ошибок — о важности чистой, незапятнанной совести, о необходимости жить не по лжи, не по злу. Верить или не верить — и таким образом, собственно, не выносить самому себе и не подписывать или выносить и подписывать некий приговор.

В четвертой части «Архипелага ГУЛАГ» Солженицын опять обращается к судьбам уцелевших бывших явных мучителей, опять задает вопрос, почему они вроде бы благоденствуют, — и выдвигает набросок такого ответа:

Это решилось бы только тем, что смысл земного существования — не в благоденствии, как все мы привыкли считать, а — в развитии души. С такой точки зрения наши мучители наказаны всего страшней: они свинеют, они уходят из человечества вниз.

Вот найдено и точное слово. Непригодное для философских трактатов, но жизненно точное, не в бровь, а в самый глаз: свинеют, уходя из человечества вниз.

Кому посчастливилось прочесть «Скотский хутор», тот знает, что там в результате красивых лозунгов и общественных переустройств верх над обществом взяли свиньи. Эта блестящая сатира, написанная во времена Сталина английским писателем Оруэллом, известна всему миру, как и его же книга «1984», только советским читателям это недоступно и неизвестно когда будет доступно, хотя именно им это было бы интереснее и нужнее, чем кому бы то ни было. Но вот я предлагаю: в шутку ли, всерьез ли, в порядке фантазии попробуем задать себе такой вопрос: «За какой пост на общественной лестнице (начальник районного отделения милиции, директор камвольного комбината, министр легкой промышленности или госбезопасности, царь всея Антарктиды, а то — может? — диктатор всея планеты Земля и окрестностей…) или, если посты, может, не по душе, то — за какую сумму, в какое энное количество тысяч, миллионов или, может, миллиардов, квинтиллионов я готов и соглашаюсь освинетьи уйти из человечества вниз?»

Подумать только. Вздорный вопрос. Абстрактный вопрос, все равно что: за какой пост соглашаетесь, чтобы вам ампутировали мозг? Ни за какой пост, естественно. Нет цены, за которую я бы продал свое человеческое лицо и перестал, собственно, быть, — так, может, подумав, каждый ответит теоретически.

И вот поди ж ты, в жизни отдают и продают ничтоже сумнящеся за месячную зарплату, за казенное жилище, следующий чин… позвольте, книга Солженицына так и лежит раскрытая передо мной, читаю дальше с того места, где встречаем их в поездах, не ниже купированного: