На вершине мира

«Глупо, глупо, глупо», – твердил себе Карим, направляясь к двери.

Но с каждым ударом сердца ему становилось все сложнее убеждать себя в том, что он справится. Просто у него давно не было женщины. Еще один показатель того, что его жизнь последние шесть месяцев шла к чертям. Ее вывернули наизнанку, и теперь это было только подобие былой жизни. Она никогда не станет прежней.

Возможно, ему стоит выйти во двор и попытаться снова завести машину, чтобы вернуть ощущение реальности. Холодный ветер и снег вполне сойдут за ледяной душ и остудят его пыл. Карим надеялся, что надолго. Когда он заглянул в глаза Клементины и увидел в них глубокую печаль, им овладело нечто сродни сумасшествию, его мозг отказывался мыслить разумно.

На мгновение Карим забыл, кем она является и почему он оказался здесь. Он понял, что долгое время ставил свои интересы и желания на последнее место. А теперь они напомнили о себе, когда он увидел Клементину, последнюю женщину, к которой должен был бы испытывать эти желания.

Снег закружился, хлеща его по лицу, как только он открыл дверь. И он поднес руки к глазам, защищая их. Сквозь белую пелену дальше носа ничего не было видно, но Карим не собирался поворачивать обратно. Физические упражнения и борьба с холодом были единственным противоядием неудовлетворению, сжигающему его изнутри.

Как долго он будет возиться? Клемми не могла сидеть спокойно с тех пор, как Карим исчез за дверью. Ей непременно надо было выяснить, что происходит и когда они смогут уехать. Вечер уже начал подкрадываться к деревне, заполняя комнату темнотой, но, когда она попыталась подняться и включить свет, боль в лодыжке вынудила ее вскрикнуть и вернуться на диван. Надо попытаться еще раз. В гостиной стало холодно и неуютно. Держась за спинку дивана, Клемми снова приподнялась как раз в тот момент, когда Карим распахнул дверь. Он был больше похож на снеговика, чем на человека, его куртка была облеплена снегом, а волосы намокли.

– Ну, наконец-то. – Держась за спинку дивана, она наблюдала, как Карим, стоя на коврике у двери, пытается счистить с себя налипший снег. – Мы едем?

Ей все равно этого не избежать. Ведь он за этим приехал – чтобы увезти ее в Растаан. Клемми сжалась, представив, что она почувствует, ступая на этот путь. Путь, который она не выбирала, но который в любом случае придется проделать. И навсегда расстаться с единственным членом своей семьи. Отец не в счет. Он видел в дочери только пешку в политической игре, а мать бросила ее, ушла и даже не обернулась.

– Мне одеваться?

Если ее голос и дрожал, то не потому, что ей было больно наступать на распухшую ногу. Клемми не сразу поняла, с чем связано внезапное учащение ее пульса, когда она обратила внимание на контраст между белым снегом и мощью темного силуэта Карима, освещенного тусклой лампой.

– Нет, – угрюмо ответил он.

От него веяло холодом так же сильно, как и от прокравшегося в дом ветра, который уносил с собой остатки тепла. Клемми задрожала, и эта дрожь была вызвана не только реакцией на мороз. Что случилось с мужчиной, который смеялся вместе с ней над пакетом замороженной кукурузы?

– Но я думала…

– А ты не думай, – отрезал Карим. Он, не заходя в дом, стянул заледеневшую куртку и бросил ее через порог. – Лучше помолчи, если только твою голову не посетит замечательная идея, как сдвинуть груду металла на пару метров.

– Это не груда металла! – вспыхнула Клемми, защищая милую сердцу маленькую машинку. Она, может, и старая, и проржавевшая, но она принадлежит ей. Это символ ее свободы. – Не всем же разъезжать на роскошных внедорожниках…

– Ты могла бы, если бы хотела, – оборвал ее Карим. – Если бы осталась с отцом. В качестве невесты Набила…

«Если Набил разрешит мне водить машину», – подумала Клемми. Хоть Набил был молод, но традиции были для него превыше всего, и он вполне мог настоять на том, чтобы его жена не садилась за руль, а выезжала только с сопровождающими или с ним самим. Пока правил его отец, женщины Растаана не имели права водить машину. Изменится ли что-нибудь сейчас?

– Значит, машину не сдвинуть, – протянула она.

– Ни на миллиметр, не в этих условиях. И поскольку моя машина стоит за домом, мы застряли. Остается вариант – вызвать эвакуатор. У тебя есть номер?

Карим показал на старомодный телефон, стоявший на тумбе в прихожей. Сердце Клемми упало.

– Ничего не выйдет. Я знала, что уезжаю и телефон мне будет не нужен, поэтому отказалась от обслуживания. Я надеялась на свой мобильник, хотя со связью тут не очень.

Она вытащила сотовый телефон из кармана, посмотрела на него и протянула Кариму. На лице ее было написано разочарование.

– Ничего. А твой телефон? А ноутбук? Он работал, когда я приехала.

Одно прикосновение пальца к телефону – и стало понятно, что связи нет. Та же самая история и с ноутбуком.

– Интернета нет. Буря, похоже, потрудилась на славу. Так что мы здесь взаперти.

Клемми не понравилось, что он говорит о ее доме как о тюрьме. Это звучало слишком грубо, слишком страшно. Она оказалась в такую погоду в маленьком коттедже наедине с темпераментным и безжалостным Каримом аль-Халифой…

– Тогда что… – прошептала Клемми, решив, что хуже не бывает. Но не успела она договорить, как едва мерцающая лампа вспыхнула и погасла, оставив их в кромешной тьме.

– Карим!

Она выкрикнула его имя в панике. Первобытный инстинкт подсказывал, что надо броситься к нему. Темнота была всепоглощающей, не видно было ничего. Клемми сделала шаг, но, как только она перенесла вес на травмированную ногу, боль разлилась по ее телу.

– Я здесь.

Он использовал телефон, чтобы хоть немного осветить дорогу. Экран высвечивал его лицо – угрюмое и раздраженное. А Клемми обрадовалась. Дом, который всегда был ее крепостью, ее убежищем, вдруг стал враждебным. Внешний мир проник в святилище. Карим принес его, но именно к нему она хотела броситься за защитой. Она была рада, что он с ней. Всего день назад Карим ворвался в ее жизнь, напористый и опасный, тем не менее сейчас без него она растерялась бы, чувствуя себя кораблем в штормовом море.

Впрочем, Карим выглядел так, будто был частью бури, бушующей за окном. Он был таким же необузданным, таким же внезапным, как непогода, как дикий зверь, выбежавший из ночного леса. Его энергетика заполняла все уголки дома. Золотистый цвет его кожи, его имя и акцент были родом из жаркой солнечной страны, однако здесь, в темноте, он властвовал ледяной стихией, словно был порождением природного разгула.

Это был ее дом, и ему здесь не было места. Но в холоде и темноте она была счастлива, что рядом с ней сильный мужчина.