На восточном порубежье
Шрифт:
Большое и страшное дело затеял Федька. Не задумываясь, обрекал свой народ на большие жертвы, а может и полное уничтожение.
4
Январь 1731. Зимой во время метелей и трескучих морозов здесь в Анадырском остроге особо начинаешь ощущать на сколько ты оторван от всего остального мира. Ты будто на другой планете и у тебя нет никакой возможности связаться с родной землей. Даже Якутск и Большерецк кажутся нереально далекими и недоступными. Зимние сумерки, метели заставляют все живое забиваться в спасительные теплые укрытия и ждать наступление лучших времен.
От Анадырского острогу до Большерецкого чуть более тысячи верст будет. Это ближайший
Сею дорогою и поныне ездят во все объявленные Камчатские остроги и зимовья. Но более по нужде великой, и время не терпящими делами курьеров шлют. А так дорогу забросили, все грузы и люди на Камчатку морем идут из Охотского порта. Но волею капитана Павлуцкого протоптали вновь старый маршрут. И курьеры на Камчатку бегают без конца, а главная радость, что подкрепление посланное Генсом к Рождеству Христову пожаловало. Так что многолюдство в Анадырском остроге по тем местам не виданное. Четыре сотни казаков и солдат собрал капитан Павлуцкий в остроге, да все пушки с ядрами и картечью, что были дадены Анадырской партии.
Дорогою с Колымы до Анадырска, многое узнал капитан Павлуцкий о чукчах, для замирения которых он сюда и прислан. Услышанное вызывало крайние опасения. Не стал он искушать судьбу и сразу не пошел к чукотским поселениям. Надо осмотреться, найти подходящих проводников, да и дело не простое вести столь крупный отряд за тысячи верст по безлюдной каменной, занесенной снегом пустыни. Чукотское ополчение встретит тебя стрелами и копьями, а смертельные ловушки созданные хитроумным противником да и самой природой будут преследовать всюду.
Вскоре в Анадырском остроге объявился некто Афанасий Мельников. Личность в этих местах известная, да и познаний не малых о здешних делах. Долгими зимними вечерами он много рассказал Павлуцкому сказок о этой полуночной землице.
Афанасий человек служилый из поморов. Приказом Якутской воеводской канцелярии еще от 1725 года он послан проведывать новые острова и земли. Вот уж как пять лет все пытается пробиться на восток морем. Но не пускает его льды да штормы. Да особого и старания не надо чтобы удержать. Его кочи, что делались на Анадыре, без должного материала, инструмента и крепежа сами разваливались от непрерывной морской качки. Это не речной дощаник, что на деревянных клиньях и распорках да пакли с дегтем служит потихоньку. Тут крепеж железный нужен, материал добрый да инструмент справный. Открытие тамошних островов и Большой земли стали его болезненной мечтой. Последнюю попытку он сделал осенью 1729 года. Построив коч в Анадырском остроге, он с тридцатью казаками спустился к морю, где первый шторм и разметал его судно.
— После разбою, что с нами приключилось, разжились собачьими упряжками у тамошних чукоч, и пошли берегом, — рассказывал Афанасий капитану Павлуцкому. — Нос там каменный на восток встреч солнцу как стрела в море дался. И дошли мы до самого краю того носа. Чудится мне в дали земля необъятная. Да не перелетишь птицей, добрая лодия для этого дела потребна.
Помолчал казак закусывая снедь что в угощение была предложена, хлебнул горячего брусничного отвара, и видя нетерпение слушателя продолжил.
— Не зная чего делать далее простояли на том носе до весны. Море взломало льды и унесло их в холодное море будто большая река в половодье. Тут и объявились на промысел иноземцы эскимосы. Охота на морского зверя у них в аккурат на то время приходится.
Толмачь у меня добрый, разумеет их говор. Сведал у их главного человека, что от сюда на их байдаре ходу один день до острова, а от туда еще день до большой земли. Живут там иноземца алеуты густо и язык у них отличный от эскимосского.
Решил
я принудить их свезти нас на большую землю или острова какие проведать. Миром хотел дело сладить, предложил иглы железные да котел медный. А те иноземцы не в какую. Охота на тюленя и моржа для них важнее нежели котел медный. Взял тогда я фузею да убил их главного мужика. Но остальные не испугались, кинулись на нас с ножами и гарпунами. Поранили моих людей, а байдары изломали, ох и лютый народец. Мы тех иноземцев всех кончили, не один не пожелал сдаться.— А ты слыхал про капитана Беренга? Даже сей достойный мореход не смог отыскать ту землю! — усомнился Павлуцкий.
— Да слыхал я про него! — отмахнулся Афанасий. — Робок больно сказывали, что мористее отойти боится! А землица есть не сомневайся! Эскимосы народ дикий врать не умеют. Два дня пути прямо на восход солнца, там она!
Задумался капитан Павлуцкий крепко после того разговора. Сильно это дело соблазнительное. Большие награды и милости Императрицы ждут первопроходца, что откроет берега Большой земли. А он здесь главный начальник, ни у кого не была в здешних местах столько власти. Весь флот, все остроги, все служилые в его подчинении.
— И что же тебе надо от меня? — спросил он Афанасия Мельникова.
— Бот нужен пригодный для морского плавания такие, что на Охотском плотбище ладят.
— Есть у меня такой! Ныне в Большерецком остроге зимует! То бот «Святой Архангел Гавриил». Слыхал про него?
— Как не слыхать!? Этот бот каждому мореходу известен. Сладили его под присмотром самого Беринга, по всем правилам кораблестроения.
Ничего более не сказал капитан Павлуцкий Афанасию. Но на Камчатку вновь ушел строгий наказ Якобу Генсу пребыть в Анадырское устье на боте «Святой Гавриил».
5
Миновала зима. На Камчатке она мягкая и снежная. В долине закрытой от ветров камчадалы проводят ее в сытости и тепле. Но ныне еловский тойон Федор Харчин взбаламутил умы многих ительменов. И так о нем ходила слава отменного бегуна. Сказывали, что по снежному насту на лыжах без труда нагонял и убивал оленя копьем. Но этой зимой превзошел самого себя. Не было в Камчатской долине ни одной юрты где бы он не побывал. Долгими вечерами уговаривал он ительменских вождей подняться на бунт. Речист оказался Федька, сумел затронуть потаенные нити своих земляков. Лишь старый Начика остался верен заветам верховного тойона долины Ивара.
С наступлением тепла камчадалы перебрались в летние хижины. Их основное занятие рыбная ловля, и весь сезон заготовок проводят по берегам рек и озер. Вблизи воды и сооружают они свои хижины, что вида весьма для русских необычного. Те называли их балаганами, что весьма подходяще для этого сооружения. По сути это обычный шалаш пирамидальной формы из прутьев, веток, камыша, тонких кольев, но его особенностью было то что сооружался он на площадке установленной на деревянных сваях что возвышались на две и более сажени. Эти балаганы были местом летнего проживания, веления и копчения рыбы, а так же укрытием от проливных ливней. В здешних местах они не редкость от чего постоянно сильно меняется уровень воды. Проживая на берегах рек ительменам ничего не оставалось как поднять на сваи летние жилища.
Балаганы разброшены по всему берегу, а между ними снуют небольшие долбленые лодки — баты. Обычно в них управляются по два человека, а в случае нужды перевозки больших грузов, их связывают вместе и получают что-то на подобии плота.
Возле Нижне-Камчатского острога все как обычно. Идет лов лососи, снуют баты туземцев, а русские заняты сборами «Святого Гавриила» на войну с немирными чукчами.
Как не пытался Якоб Генс остановить время, но все шло своим чередом. Благополучно отзимовав в Большерецке, бот перешел к лету 1731 года в Нижнекамчатск, где должен был пополнить запасы воды, продовольствия, взять служилых казаков по ордеру и следовать в устье реки Анадырь.