На восточном порубежье

— Как же, как же! Наслышан от воеводы Якутского и Анадырского приказчика! Есть там народец, что казаки чукчами прозвали, а их землю Чукотским носом. То у самого восточного моря, на краю земли. Река там немалая Анадырь, через тот нос протекает. Сладили казаки острог, что оказался прямо в центре тамошней немирной землицы. С виду чукчи напоминают самоедов, что по землям северным, полуночным живут, но те народ смирный, а эти дюже люты. А на счет фузей извините! Казаки Анадырские кроме самопалов старых ничего не видели.

— Господа! У меня в приемной дожидается некто Афанасий Шестаков. Он долгое время служил в Якутске, тамошним казачьим головою. Сей казак подал челобитную в Сенат, и теперь дожидается решения. В челобитной он излагает прожект приведения тех земель в покорность Его Императорскому Величеству.

— Это, что? — Недовольно фыркнул адмирал. — Нынче мужики взялись государственные дела править. Следует его высечь, да отправить обратно в Сибирь!

— Вы адмирал не горячитесь! — успокоил его князь Черкасский. — К таким казакам надо прислушаться! Он про Сибирь более других знает, и не понаслышке.

— Более скажу! Казак грамотен, и приложил карту тех земель, с островами и землями о которых я как главный географ империи, даже понятия не имею. — Добавил Иван Кириллович, раскладывая на столе карту Шестакова.

Адмирал Сиверс с нескрываемым любопытством склонился над картой, где многие надписи были весьма любопытны.

— Такое трудно сочинить! Но заметьте, нет ни одного геодезического замера.

— К сожалению, тамошние мужики — поморы, как впрочем и Архангельские, сим высоким наукам не обучены.

— Ну, что господин секретарь Высокого Сената показывайте своего мужика. Весьма любопытно взглянуть. — примирительно молвил Сиверс.

В кабинет Кирилова Иван Кирилловича, секретаря Сената, вошел якутский казачий голова Афанасий Федотович Шестаков. Под пристальными взглядами сановитых вельмож, он прошел в центр зала и остановился. В нем не чувствовалось ни раболепия, ни растерянности. Для человека с детских лет привыкшего к опасностям и неожиданностям эти чувства далеки. Его более беспокоили мысли этих людей, от которых сейчас зависела судьба его помыслов, и тех, кто остался на далеких окраинных берегах. То более походило на состояние охотника неожиданно оказавшегося вблизи хищного зверя, и замершего до того мгновения, когда зверь проявит себя, либо миром, либо свирепой атакой. Чем раньше схватишь этот момент, тем больше шансов выйти победителем. Но здесь все считали себя охотниками.

— Дюжий мужичина, и похоже не прост, — подумал адмирал.

— Умен, сразу видать, — оценил Кирилов.

— Настоящий Сибиряк! Такой хоть чего добьется, лишь смерть его остановит. Им бы и поручать далее, землицу восточную проведывать, да не мешать указами, — заключил князь Черкасский, и, на правах старшего, задал первый вопрос. — Откуда родом будешь казак?

— Сибирский я коренной! Еще дед мой, из поморов Пустозерских, как на Енисей пришел северным морем, так и остался. Верстался в Туруханском остроге в казаки, с тех пор и служим государю батюшке. Отец в Якутский острог перебрался, ну а я по его стопам с малолетства в Якутске. Подьячий, Александр Еремеичь, что в приказной избе писарем служил! Царство ему небесное! Обучил меня грамоте, да языкам тамошних инородцев. Вот более по грамотности и выслужился до казачьего головы.

— А, чего в Санкт-Петербург съехал? Аль Якутск опостылел? — продолжил дознание Черкасский.

— Что ты господине князе! Я всей душой там. Вот как решите мои чаяния, так я до Якутска обратно откочую.

— Зрели твою карту. Прямо скажу много там неведомых земель. Но верна ли? Может то вымысел? За карту кто ответчик? — удивительно спокойно, и даже миролюбиво спросил адмирал Сиверс.

— Эту карту рисовал мой племянник Иван Козыревский. Ныне он человече монашеского постригу, и проживает в Якутске. В основе лежат походы Атласова. Иван состоял у него на службе долгое время, и рисовал с его слов. После сам хаживал на кочах, по Курильской гряде, другие казаки свое сказывали, а я уж батюшка, за сии художества головой ручаюсь. Вот ежели открыть в Якутске школу обучения казачьих детей геодезии, и обратить их на отыскание и покорение новых земель, на службу, к коей они совершенно обычны, то все по науки будет, и то пользам великим быть!

— Поведай вкратце сенаторам свои чаяния и заботы. Отвечай толково, да без утайки, — распорядился Иван Кириллович.

— А то и предлагаю, господине Сенаторы, что землицу ту Чукотскую и Камчатскую, лежащую на восточном порубежье земли Русской, подвести под Высокую Государеву Руку. Ибо до сей поры инородцы тамошние не замирены, и ясак миром не платят. По малолюдству служилых, остроги жгут, а острожный скот угоняют. Выходит, что наперед надо привести в подданство тех инородцев которые уже были в ясашном платеже, и изменили, а также и вновь, кои еще не были, а уж за тем продолжить поиск новых земель.

— Обратите внимание господа Сенаторы, что речь идет именно о тех землях, куда по велению Петра Великого отправлена экспедиция Беринга, — вставил секретарь Сената.

— И, что же это за народишко, не желающий идти под государеву руку? — Спросил адмирал.

— Более всех досаждают Чукчи, что проживают от Колымы по Анадырю до самого восточного моря. Береговых, что более промышляют морского зверя, мы прозываем сидячими, а тех, что кочуют по Анадырскому носу, оленными. Сами чукчи себя прозывают луораветлан.

— Лу.о. ра. вет. лан, — с трудом повторил Иван Кириллович. — И, что же эта означает? Что то типа быстрого оленя.

Все присутствующие дружно засмеялись.

— Извиняйте господине секретарь не угадали. Луораветлан, на их языке, означает настоящий человек.

Все замолчали словно поперхнувшись, а казачий голова продолжал.

— И не ведают те чукчи страха, а соседние народы, юкагиры и коряки, в страхе бегут от них, называя их грозой северного побережья.

— Расскажи о чукчах чего более, — попросил адмирал.

— Живут они стороной от глаз, и мало что о них знаем. Ведомо, что кочуют на оленях, и собачьих упряжках, бой у них лучный, доспехи из кож морского зверя. В подлинном договоре меж собой, у чукчей, твердость дают порукою солнце. Начальных людей никого у них нет. Собирают ополчение быстро, до двух, а то и трех тысяч воинов, ставят над ними выборного начальника. В бою жестоки до крайности, а с пленными обходятся добре, не пытают.

— Сколько же надобно войску, что бы усмирить сих нехристей? — подал голос князь Черкасский.

— Так, казаков служилых собрать человек триста, али четыреста и достаточно, а кромя еще солдат десятка два, геодезиста справного, матросов десяток, кузнеца, рудознатца тоже требо. Людишек лучше собрать по Сибирским городам и острогам. Они более привычны к нашим морозам, да и в бою с инородцами дюже стойкие. Служилых надобно развести по острогам: Среднеколымскому, Анадырскому и Охотску. Оно и харчеваться так проще. С моря и с берега взять чукчей в клещи, и замирить силою. Далее укрепить старые, поставить новые остроги в местах удаленных и к тому гожих, и вольно проведывать острова да новые земли.