На войне и в тылу — по-фронтовому

…Огневой вал уже перенесен в глубь обороны противника. Передовые наши группы уже приближаются к передовому краю русских. Еще каких-нибудь двадцать метров, и они займут передовые русские позиции. И вдруг они залегают под ураганным огнем. Слева короткими очередями бьют пулеметы. В воронках и на огневых точках появляется русская пехота, которую мы считали уничтоженной. Нам видны каски русских солдат. Глазам своим не верим. Как, неужели после этого ураганного артиллерийского огня, после налета пикирующих бомбардировщиков, которые не пощадили ни одного квадратного метра земли и перепахали все впереди, там все еще жива оборона? Каждое мгновение мы видим, как валятся наземь и уже больше не встают наши наступающие солдаты, как выпадают у них из рук винтовки и автоматы».

Пять батальонов фашистов было разбито в этом бою. Но и наши роты сильно поредели.

Ночью было поспокойней, но никто не спал. Чутко сидели в окопах. Под утро стали занимать исходный рубеж севернее фабрики-кухни, расположенной на территории поселка. С рассветом все началось сначала.

Время от времени меняем огневые позиции. Тяжелый «максим» заваливается в ямах и воронках. Рубашка и гимнастерка, промокшие от пота, плотно прилипли к спине. Во рту горько от сухости, но воды нет. На зубах скрипит земля. Винтовка бьет по спине и ногам, мешая бежать с тяжелой ношей. Укрывшиеся за грудами щебня в разрушенных зданиях немцы ловят каждое наше неосторожное движение. Пыльные фонтанчики от пуль появляются то справа, то слева, то впереди.

Наконец наш расчет в составе Алексея Бочкарева, Сергея Кобелева, Ивана Шулакова и меня находит подходящее место для новой позиции. Быстро окапываемся. Но все сделать как положено не успеваем: появляются фашистские танки, за ними — пехота. Несколько машин развернулись прямо на нас. На ходу стреляют из пушек и пулеметов, им помогают орудия и минометы.

Заработали наши противотанковые пушки, полетели в сторону противника гранаты. Танки замедлили ход, пехота залегла. Одна из мин разорвалась около моего «максима». Осколками пробило кожух, погнуло ствол и заклинило замок. Мне повезло и на этот раз. Даже не царапнуло. Но пулемет выведен из строя, пришлось браться за винтовку к гранаты.

Перед нами горело два подбитых танка, остальные продолжали вести огонь. Из двух наших противотанковых пушек осталась одна. Кто-то недалеко от меня ловко метнул гранату. Фашистский танк остановился, но повернул башню и продолжал стрелять по нашему правому флангу.

Замолчала вторая наша пушка, все реже летели противотанковые гранаты. Положение становилось критическим. И тут на помощь пришли бронебойщики 184-го отдельного пулеметного батальона из роты противотанковых ружей. Немцы повернули назад. Атака была отбита. Позиции удержаны. Но мы недосчитывались многих.

Ночью был получен приказ: наша пулеметная рота переходит на позиции 895-го стрелкового полка, который тогда действовал на главном направлении. И мы вместе с подразделениями первого батальона полка заняли оборону на фабрике-кухне. Это одноэтажное здание с большими окнами, расположенными на север и на юг, имело форму буквы «Т». Крыша фабрики сбита снарядами, и все деревянные постройки сгорели. Метров за пятнадцать от фабрики стояла полуразрушенная котельная, в которой чудом сохранились два котла с остатками воды. Нам сказали: фабрика-кухня — опорный пункт, назад ни шагу.

— Теперь заживем, — шутили бойцы, — не только поближе к кухне, а в ней самой.

И не знали мы тогда, что фабрика-кухня будет для многих последним в жизни прибежищем.

Стали обустраиваться для долговременной обороны. Мой станковый пулемет установили в проеме подвального окна. В обзоре простреливалась северо-западная сторона. Ночью обложили окно бревнами, кирпичами, засыпали землей. Получился своеобразный «дзот».

Передышка была недолгой. Немцы опять повели сильную артподготовку. Рушился верхний этаж, но в подвале, за толстыми кирпичными стенами, можно было еще спрятаться.

Едва кончилась артподготовка, как немцы сразу же пошли в атаку. Мы рассредоточились. Бочкарев залег с ручным пулеметом в котельной, Карпов и я — с пулеметами у окон фабрики, Кобелев, Бутаков, старший сержант Грибель, младший сержант Шапошник, Топорков и Мухин с винтовками и автоматами — в развалинах с северной стороны. Немецкие танки шли по лощине, минуя нас. Их было до десятка. Нам пришлось отбиваться от автоматчиков. Казалось, не будет им конца. Наш дружный огонь заставил их залечь и не давал подняться.

Я стрелял до тех пор, пока вода в кожухе не нагрелась до кипения. Все заряженные ленты были израсходованы. И в этом бою нам удалось удержать занимаемые позиции, а фашисты отошли с большими потерями.

Погибли Топорков и Мухин, фашистский танк раздавил вместе с пулеметом моего однокашника по училищу Аркадия Мышкина, который занимал огневую позицию в нескольких метрах от фабрики-кухни, был ранен младший сержант Шапошник, еще несколько бойцов вышли из строя.

Атаки продолжались. Нас оставалось все меньше и меньше. Не хватало боеприпасов. Мы страдали от отсутствия воды, многие сутки уже не знали горячей пищи. С большим трудом доставленный нам в мешках хлеб превратился в месиво. Мы на ходу падали и засыпали коротким сном.

В подвале оказалась полузаваленная яма с водой. И мы не только заправляли этой мутной и вонючей жижей пулеметы, но и пили ее. Иного выхода не было. Дорога за водой в котельную простреливалась противником.

Второго октября немцы нанесли очередной комбинированный удар. Над нами пролетают «юнкерсы». Они принимают боевой порядок, ведущий самолет круто пикирует. Воет сирена, и от самолета отделяются бомбы. Не успел раздаться взрыв, как самолет взмывает вверх, а к земле идет другой. Бомбы летят с ревом и свистом. А мы уже знаем, что сейчас последует очередная атака. И она начинается.

Казалось, нет сил удержать движущуюся лавину, сеявшую огонь и смерть. Но удержали. Раненых почти нет: они продолжали сражаться до смерти, но не отступали.

Недолгая передышка. И опять «юнкерсы», опять бомбят, опять артиллерия и минометы бьют. Стоном стонет земля. Фашистские автоматчики идут и идут. Завязывается рукопашная. Бойцы отбиваются штыками и прикладами, ножами, камнями, всем, что есть под рукой. И побеждают.

Я только раз видала рукопашный. Раз — наяву. И тысячу — во сне. Кто говорит, что на войне не страшно, Тот ничего не знает о войне.

Так сказала о рукопашном бое участница войны поэтесса Юлия Друнина.

И снова день, похожий на предыдущий, и снова ночь, напоминающая минувшую. Счет времени ведем от одной отбитой атаки до другой, а их — по несколько в сутки.

Через наш участок снова начинается массированный удар к Волге. Не сгибаясь, во весь рост идут пьяные фашисты. На ходу отчаянно, бесприцельно стреляют. Роты, занимавшие оборону у фабрики-кухни и около бани, смяты, часть людей отошла к котельной и отбивается. Исход боя снова решила рукопашная.