На высотах твоих

— Продолжай, — поторопил его Хауден.

— Я хочу, чтобы правительство предоставило особое право на развитие телевидения в… — он назвал город, самый преуспевающий в стране индустриальный центр, — моему племяннику.

Джеймс Хауден тихонько присвистнул. Если это произойдет, Уоррендер станет располагать огромным влиянием. Уже сейчас этой привилегии добивались многие, в том числе и весьма состоятельные круги.

— Это же два миллиона долларов, — напомнил Хауден.

— Знаю, — Харви Уоррендер, похоже, слегка смутился. — Но я должен подумать о старости. Много ли платят преподавателям колледжа, а, занимаясь политикой, денег я не скопил…

— Если только нападут на след…

— Никогда, — заверил его Харви. — Об этом я позабочусь. Мое имя никогда и нигде не всплывет. Пусть подозревают все, что угодно, доказать им ничего не удастся.

Хауден в сомнении покачал головой. До них донесся новый взрыв нетерпеливого шума, на этот раз визгливое мяуканье и издевательское пение делегатов.

— Я обещаю тебе, Джим, — продолжал Харви Уоррендер, — если я споткнусь на этом или на чем другом, всю вину возьму на себя и тебя за собой не потяну. Но если ты погонишь меня либо не окажешь поддержки по любому вопросу, где все будет честь по чести, я тебя потащу вместе с собой.

— Ты ведь не сможешь ничего доказать…

— Поэтому-то мне и нужно от тебя письменное обязательство, — Харви повел рукой в сторону конференц-зала. — Еще до того, как мы выйдем к ним. Иначе пусть все решает голосование.

Риск был велик, и оба это знали. Джеймс Хауден мысленно видел, как ускользает от него заветная цель, к которой он в мечтах стремился всю свою жизнь.

— Договорились, — решительно произнес он. — Дай-ка мне, на чем написать.

Харви протянул листок с отпечатанной повесткой дня съезда, и Хауден торопливо нацарапал на обратной стороне несколько слов. Несколько слов, которые бесповоротно его уничтожат, если когда-либо будут преданы огласке.

— Не тревожься, — успокоил его Харви, пряча листок в карман. — Он будет в безопасном месте. А когда мы оба уйдем из политики, я его тебе верну.

Они вышли вместе — Харви Уоррендер с тем, чтобы произнести речь, в которой откажется от поста лидера партии, одну из самых сильных речей за всю свою политическую карьеру, а Джеймс Хауден — чтобы быть избранным под приветственные возгласы всего зала…

Обе стороны выполняли условия заключенной ими сделки, даже несмотря на то что с течением времени престиж Джеймса Хаудена рос, а Харви Уоррендера — столь же неуклонно падал. Теперь уже с трудом верилось, что некогда Уоррендер мог быть серьезным претендентом на руководство партией; успех его деятельности явно не сопутствовал. Но подобное в политике случается весьма часто: как только человек выходит из борьбы за власть, его позиции со временем становятся все слабее и слабее.

Автомобиль выехал с территории государственной резиденции и повернул на запад в направлении дома премьер-министра по Сассекс-драйв, 24.

— Мне иногда приходит в голову, — сказала Маргарет словно бы про себя, — что Харви Уоррендер слегка тронулся умом.

В этом-то вся проблема, подумалось Хаудену, Харви на самом деле тронулся. Поэтому и не было никакой уверенности в том, что он не обнародует поспешно написанное соглашение девятилетней давности, даже если тем самым он уничтожит самого себя.

“А что сам Харви думает об этой старой сделке?” — мелькнуло у Хаудена. Насколько ему было известно, с того самого времени Харви Уоррендер был всегда честен в политике. Его племянник получил обещанные льготы в развитии телевидения и, если верить слухам, сколотил немалое состояние. И Харви тоже, вероятно. Во всяком случае, его образ жизни сейчас явно был не по средствам министру кабинета, хотя, к счастью, он ничего не делал напоказ, и перемены были не столь внезапными и разительными.

В то время, когда племянник прибирал к рукам ТВ, плодилось множество намеков, инсинуаций и критических выпадов. Однако доказать ничего не удалось, и правительство Хаудена, только-только избранное впечатляющим большинством в палате общин, подавило всех критиканов, и в конце концов — как Хауден и предвидел с самого начала — людям надоела эта тема, и она полностью забылась.

Но помнил ли сам Харви? И мучился ли угрызениями нечистой совести? И не пытался ли, возможно, какими-то нечестными способами свести с ним счеты?

В последнее время за Харви замечались кое-какие странности. Его, например, чуть ли не всепоглощающая страсть делать все “правильно”, неукоснительно следовать букве закона, даже по пустякам. Несколько раз в кабинете министров вспыхивали споры: Харви выступал с решительными возражениями против предлагаемых акций правительства, поскольку они несли в себе оттенок политической беспринципности ради выгоды. Харви доказывал, что каждая буква любого закона должна соблюдаться строго и всенепременно. Когда такое случалось, Хауден не обращал большого внимания на инциденты, относя их к разряду проходящих чудачеств. Теперь, вспоминая, как подвыпивший Харви настаивал сегодня на безоговорочном исполнении Закона об иммиграции в его нынешнем виде, он начал сомневаться.

— Джейми, дорогой, — обеспокоенно спросила Маргарет, — а Харви Уоррендер не держит тебя чем-нибудь в своих руках?

— Конечно, нет!

Подумав, не слишком ли торопливо и энергично прозвучал его ответ, Хауден добавил:

— Просто я не хочу, чтобы меня толкали к поспешным решениям. Завтра посмотрим, как будут реагировать. В конце концов там были только свои люди.

Он почувствовал на себе пристальный взгляд Маргарет и спросил самого себя, поняла ли она, что он ей лжет.

Глава 3

Они вошли в большой каменный особняк — официальную резиденцию премьер-министра на время его пребывания в должности — через защищенный навесом парадный подъезд. Внутри их встретил Ярроу, дворецкий, и принял пальто. Он сообщил:

— Американский посол пытался дозвониться до вас, сэр. Из посольства звонили дважды и предупредили, что дело срочное.

Джеймс Хауден кивнул. Возможно, в Вашингтоне тоже узнали об утечке информации. Если так, то задача Артура Лексингтона значительно упрощается.

— Выждите пять минут, — распорядился он, — а потом сообщите на коммутатор, что я вернулся домой.

— Подайте кофе в гостиную, мистер Ярроу, — попросила Маргарет. — И сандвичи для премьер-министра. Ему так и не удалось поужинать.

Она осталась в дамской туалетной комнате, смежной с главным холлом, чтобы поправить прическу.

Джеймс Хауден прошел вереницей коридоров в третий холл с его огромными французскими окнами, выходящими на реку и холмы Гатино. Вид этот всегда захватывал его, и даже ночью, ориентируясь по отдаленным огонькам, он мог мысленно представить себе широкую, тронутую рябью реку Оттаву, ту самую реку, по которой три с половиной века назад плыл искатель приключений Этьен Брюле [7] , а после него — Шамплейн [8] , а за ними миссионеры и торговцы, прокладывавшие свой легендарный путь на запад — к Великим озерам и богатому мехами и шкурами Северу. За рекой лежал далекий квебекский берег, вошедший в предания и историю, — свидетель множества перемен, ибо то, что появляется на лице Земли, в один прекрасный день с лица Земли исчезает.

7

Этьен Брюле (1591—1633) — французский путешественник, впоследствии переводчик исследований о Канаде С. Шамплейна.

8

Самюэль Шамплейн (1567—1635) — французский исследователь Канады, основатель Квебека (1608).

“В Оттаве. — часто думалось Джеймсу, — трудно не ощущать дыхания истории. Особенно теперь, когда город — некогда живописный, а потом обезображенный коммерцией — снова обрастает пышной зеленью: рощицами деревьев и ухоженными аллеями. Да, правительственные здания были в основном безликими, неся на себе отпечаток, как выразился один из критиков, “безжизненной руки бюрократического искусства”. Но даже при этом была в них какая-то естественная прямота и суровость, и с течением времени, когда будет возрождена ее красота, Оттава как столица сможет сравниться с Вашингтоном, а то и превзойти”.