На задворках галактики. Трилогия

…Сержант Никон Артемьевич полоснул бебутом велгонца по горлу и по касательной рассёк второму лицо. Очередь в спину бросила его к ногам умирающего врага. Автоматчика заколол измазанный грязью и чужой кровью егерь, вогнав штык подмышку. Картечь вспорола ему живот. Согнувшегося егеря забили сапогами и прикладами.

В передовых окопах началась рукопашная. Жуткая, неуправляемая, озверелая. Стрекотали короткими очередями "Хохи", изредка рвались гранаты, громко хлопали выстрелы русских винтовок и велгонских карабинов. То там, то здесь перещёлкивали цевьём боевые гладкостволки — семизарядные велгонские ружья с картечными патронами. Кололи, рубили, резали вольногорские бебуты и сапёрные лопатки, сабли велгонских офицеров и кинжалы солдат, гранённые русские штыки и штык–ножи велгонцев. Били окованными сапогами, ботинками и прикладами.

…Тяжелая пуля выбила "Хох" из рук велгонского сержанта, не задев пальцев. Велгонец выхватил из ножен саблю, успев обманным движением уйти от штыка егеря. Сержант зарубил вольногора одним ударом и начал уже разворачиваться, ища следующего врага. Но своего последнего врага он не заметил. Кто–то чудовищно сильный сошёлся с ним сзади, налетев на спину, мгновенно провёл руки подмышками и сцепил их замком ниже затылка. В ту же секунду чужая сила рванула его голову к груди. Хруст — и ослабевший сержант с поломанной шеей завалился наземь. Безоружный егерь подобрал саблю и бросился к ходу сообщения, где среди живых не осталось ни одного своего. Первым двум велгонцам он снёс головы…

…Фельдфебель Осадчий не дал автоматчику, в упор расстрелявшему двух егерей, сменить магазин. В два рывка он сблизился с велгонцем, на лету заехав сапогом в живот. Шею, отброшенного ударом штурмовика, распорол бебут. Сверху внезапно навалился новый велгонец, вогнавший кинжал под ключицу. Сцепившись, они завалились на дно окопа, всеми силами стремясь не дать противнику воспользоваться клинком. Осадчий оказался более вёрток, его бебут нашёл путь между пластин бронежилета. Штурмовик не сдавался, будто и не вскрыл его рёбра бебут. Он так и затих, до последнего стараясь заколоть врага. Слабея от потери крови, фельдфебель выбрался из–под застывшего тела. И заметил, как над бруствером появился автоматчик, уже наставлявший на него "Хох".

Откуда–то с тыла по ногам автоматчику ударила пулемётная очередь. Подкошенный велгонец рухнул в окоп. Осадчий ринулся к нему, добил клинком и схватил "Хох". Мир в глазах фельдфебеля начал расплываться, но трофей он не выпустил. Он не заметил очередного штурмовика, заехавшего ботинком в лицо. Фельдфебель упал на бок, а в грудь ударила короткая очередь…

…Оглушённый гранатой Силаев встал на ноги. Все вокруг были мертвы. Он не знал, был ли хоть кто–то из своих жив. Может быть, от первого взвода вообще никого не осталось. Как не осталось в живых всех, кого "завербовал" поручик Масканин. Сержант нисколько не жалел, что поддался импульсу. Пусть он не вольногор, но уже доказал, что простой тыловой сержант тоже чего–то стоит. В конце концов, он же русский солдат. Но об этом Силаев не думал сейчас, успел уже надуматься перед вражеской атакой. Сейчас он думал только о мести за своих товарищей. Сержант вскинул драгунку, прицелился. От отдачи карабина заныло ушибленное плечо. Мёртвый штурмовик скатился в воронку…

…Лучко не поверил, что до сих пор жив. Миномётные позиции были завалены трупами вольногоров и штурмпехотинцев. Драться, как всякий вольногор, Лучко не умел, детство в миллионном губернском городе, в семье вузовских преподавателей, не способствовало постижению воинских наук. Поэтому в двух последних коротких и жарких рукопашных схватках на миномётке, его дважды отправляли в нокаут. Вот и не верилось ему, что он ещё жив. Осмотрелся. Миномётчики и другие егеря палили из винтарей, кто лёжа, кто с колена. Мало их осталось. Горстка. Но позицию не сдали…

…Велгонец на секунду замедлил бег. Пуля попала в грудь, сбив дыхание. Боли не было. Вообще ничего не было. В сознании только цель — атака! Стрелявший вольногор вновь нажал спуск. Выстрел не прозвучал, магазин в винтовке врага был пуст. Велгонец пальнул от бедра, карабин лишь щёлкнул в холостую. Он и не заметил, как успел расстрелять последний магазин. Штурмовик бежал на пошатывающегося врага. Длинный гранённый штык скользнул по бронежилету, но и удар его штык–ножа не попал в цель. Вольногор сумел увернуться. Штурмовик столкнулся с ним на всей набранной скорости, да так, что враг отлетел в сторону. Бежавший за спиной автоматчик полоснул по упавшему егерю длинной очередью.

Велгонец спрыгнул в окоп. Он не заметил, что у вольногора, рубящего сапёрной лопаткой по голове его собрата–штурмовика, не было ступней. А если б и заметил, не удивился бы. Перед ним был враг. А враг должен быть уничтожен.

Штык–нож вошёл вольногору в лицо. Велгонец на миг остановился. Каска убитого врагом собрата была вся искромсана и прорублена. Но штурмовик не успел удивиться, мысль тут же растворилась. Впереди ещё много врагов, которых надо уничтожить…

…Бембетьев возглавил бросок остатков своей роты на выручку Масканину. Бембетьевцы рванули как один, боясь не успеть. А над головами расползались белёсые облачка шрапнельных гранат. В глазах ротного потемнело, жгучие шрапнельные пули впились в спину и голень. Он уже не видел, как его егеря сшиблись с велгонцами, не чувствовал как его волочёт по земле санитар, с перебитой осколком мины рукой.

…Чергинец отбросил винтовку. Приклад был разбит в хлам. Схватился за цевьё винтаря, как копьё воткнутого в труп велгонца. Дёрнул. Ещё раз. Хрен выдернешь! Винтовка не поддавалась. Это ж надо было так штык кому–то вогнать, что тот, найдя зазор между пластинами, изогнулся и застрял в рёбрах. Терять время на винтарь фельдфебель не стал.

Откуда–то валил густой чёрный дым. Между расползающимися клубами он заметил копошащиеся на земле сцепленные тела. Фельдфебель бросился к ним, на полпути разглядев, что сверху наседал велгонец с окровавленным лицом. Велгонца Чергинец с наскока саданул ботинком по морде, да насел на него, не давая встать. Коленями и левой рукой он прижал штурмовика к земле. Правым кулаком бил по роже. Хватило нескольких ударов, чтобы велгонец сдох.

Своего бебута Чергинец лишился. Он уже не соображал, потерял ли его или попросту в ком–то забыл. На глаза попался скрюченный труп велгонца, сжимавший в руках гладкостволку. Чергинец упёрся ногой в тело и рванул ружьё на себя. С такой штуковиной он сталкивался раньше и умел с ней обращаться. R-46 — не самый плохой дробовик, почти безотказный, двенадцатого калибра. Самое то для очистки окопов. Чергинец выгреб из подсумка мертвяка патроны и рассовал их по карманам бушлата. Сплюнул, сдунул, перекрестился да сиганул через бруствер в окоп.

…Аршеневский саданул кулаком по сдохшему пулемёту. Эмгэха, она же L3MG, теперь бесполезна, ствол прогорел, а запасных от этого трофейного ручника не было. Отсюда, из извилистой балки, где размещались остатки штаба батальона, комбат пулемётным огнем поддерживал роту Масканина. В запале боя не уберёг ствол… Обидно, два барабана по девяносто патронов остались.

— Чёрт знает что… — сквозь зубы сцедил он, костеря себя за прогоревший ствол, да злым словом поминая приказ о запрете радиообмена.

Приказ есть приказ, это аксиома для военного человека. Приказ надо выполнять, не зависимо, что ты об этом думаешь. То что тебе, командиру батальона, здесь и сейчас кажется странным или преступным, или безумным, совершенно не означает, что твоя маленькая правда выглядит так же и на уровне дивизии или корпуса, в чьих штабах боевая обстановка отражается более полно и цельно. Это Аршеневский усвоил ещё в далёкой молодости. Однако последние полчаса он готов был наплевать на приказ. Не мог он спокойно смотреть, как гибнет его батальон. Запрет выходить в эфир на батальонных и полковых частотах попахивал маразмом. Замотивирован этот маразм вполне "обосновано", чтобы никто сдуру не ляпнул в эфире про резервы. Но, чёрт возьми, почти весь штаб батальона теперь, в буквальном смысле, на конях — носятся вестовыми по ротам и по тылам. И Негрескула не хватает. Он сейчас с остатками 15–й роты, в которой убиты все офицеры и унтера–взводники. И миномётов там не осталось. От батареи Танфиева тоже один пшик — два миномёта из девяти, да людей половина.