На закате эпохи

— А, ну раз так, — вздохнул он с облегчением.

— Этот мир умирает, — так начал он и его взгляд затуманился. — Мы живём на закате эпохи. Люди вырождаются, они больше ни на что не способны. А мы — нас почти совсем не осталось, — он грустно поглядел на мелькание неоновых вывесок за окном, прислушался к отдалённым пьяным выкрикам.

— Раньше было больше пространства, больше света, больше тьмы, больше истинных чувств — теперь все серое, подделанное, а люди больше похожи на полусумасшедших шутов. При виде настоящего меча или боевого топора их охватывает страх. Посмотрите на эти руки, — глаза его загорелись огнём, и он раскрыл свои широкие ладони. — Они держали и кирку, и тяжёлый боевой топор, клянусь Великим Глорином! Они касались алмазов и изумрудов, они выковывали доспехи. Я видел пещеры полные кристаллов и золота, я видел шеренги моих родичей — гномов, построенные в боевом порядке под ало-синими знаменами, слышал как ревут горны, зовущие в бой. Я принимал участие в битвах против людей, драконов, орков и эльфов. Я участвовал в Последней битве.

— Я убил многих, — глаза его яростно сверкнули. — Где, где все мои сородичи, где все мои враги, я спрашиваю вас? Посмотрите на этих жалких потомков былых витязей, у которых я выпрашиваю кусочки меди и никеля, чтобы заглушить голод и одурманить мозги этим пойлом, — он кивнул на пиво. — Всё, всё в прошлом. Я видел, как расправляет свои крылья дракон на рассвете, как он изрыгает струи огня ночью. Я вспоминаю каждую его чешуйку, которая намертво отпечаталась в моей памяти. Я видел громадные арбалеты и катапульты, которые мы устанавливали на холмах, чтобы поразить его в полёте. Слева на груди у меня шрам от ожога — его пламя проплавило даже пластины брони. Я вижу цепочки эльфийских лучников под зеленым флагом. Их копья подняты, а стрелы уже готовы сорваться с тетивы луков. Я помню, как кипела у нас кровь при виде наших врагов. Мы ненавидели их и в той, Последней битве. Вопрос был о том, что либо они, либо мы. Мои братья и дядья падали рядом со мной замертво, пронзённые стрелами, одна с красно-зелёным опереньем, со знаком эльфа королевского рода, попала мне в бедро, а я всё бежал вперёд — навстречу ненавистным врагам. В том сражении я убил тридцать два эльфа. Это была битва битв. Были и другие битвы, писатель. До этого. И никогда мы не могли разойтись с эльфами по-хорошему. Я вел счет их головам. Сначала я делал зарубки на щите, потом тот щит раздробили орки, а на новом я уже не продолжал… Наверное мы просто все перебили друг друга, я не знаю. А может всему виной наша не знающая границ любовь и не знающая границ ненависть, недоступных в этом мире… Прошлое ушло, ушло безвозвратно. Я один, писатель. Совсем один. Тоска одиночества съедает меня ночами. Наша эпоха умирает. А то, что надвигается, сдаётся мне, не принесёт ничего хорошего…

Пока он говорил, я всё глубже вдвигался в тень. Под полами плаща моя рука легла на рукоять древнего кинжала из родной эльфийской стали, выкованного ещё во времена лучезарной Галадриэли. Под шляпой заострённые уши загорелись от прилившей к ним крови. Серо-зелёные глаза застилал туман того утра, когда мы, Зеленый Взвод, рассыпались цепочкой на окраине зелёного тихо шепчущего леса, натягивая наши луки, а с холмов на нас надвигалась лавина гномов под ало-синими знаменами, крича и размахивая боевыми топорами. Это моя стрела с красно-зелёным опереньем ранила его в бедро. Это его родичи или даже он сам отсекли мне мизинец и оставили глубокий, долго не заживавший шрам от топора на плече. Пальцы сжали рукоять кинжала с эльфийскими рунами. Длины лезвия хватило бы как раз, чтобы пронзить его сердце насквозь.

Но я лишь медленно вынул кинжал и положил его на стол рукоятью к нему. Он на секунду застыл, а потом впился глазами в эльфийские письмена. Я выдвинулся из тени на свет и снял шляпу, так, чтобы он смог явственно различить серо-зелёные глаза и заострённые кончики ушей.

Застывшее время отбивало гулкие удары колоколов наших сердец.

В отдалении слышалась сирена полицейской машины. Какой-то пьянчуга чертыхаясь расплачивался с официантом. Через улицу доносился рэп из соседнего бара. Мой обострённый слух воспринимал даже наделанный смех торгующих собой женщин за два квартала отсюда.

Также неспешно я вынул из внутреннего кармана перетянутую резинкой пачку долларов и подтолкнул к нему. Я видел насколько он потрясён. В его глазах застыл немой вопрос.

— Я тоже видел как дракон расправляет крылья на рассвете, — только и сказал я.

Мы сидели, смотря друг другу в глаза, двое, бывшие заклятые враги, одни в этом гигантском городе, в чужом мире, на закате Великой Эпохи.