На земле штиптаров

— Господин, это невозможно!

— Может быть, нет. Сперва посмотри-ка вот эти паспорта. Ты поймешь, что мне нужна твоя помощь.

Посмотрев мои удостоверения, он вернул их с низким поклоном, промолвив:

— Эфенди, я так и думал: ты — человек важный; твой покровитель — великий государь. Вот только для меня это плохо: тебе я обязан помогать, а самому мне помощи ждать неоткуда. Если я откажу тебе, ты обвинишь меня, и для меня все плохо кончится. Если соглашусь помочь тебе, то доставлю хлопоты своему начальству, и все опять для меня скверно выйдет. Что бы я ни делал, все равно пострадаю.

— Не беспокойся. Я буду действовать так, чтобы не причинить тебе вреда. Ты слышал о Жуте?

— Да. Он главарь этой банды преступников, раскинувшей свою сеть по всей стране. О нем ничего не известно; не знают, кто он такой, где он живет, а в то же время он и его люди вездесущи.

— Я ищу его.

— Ты? Так ты, наверное, важный полицейский чин, тайный агент полиции?

— Нет, я нигде не состою на службе. У меня свой повод сказать несколько ласковых слов этому Жуту.

— Ты его нигде не найдешь.

— Я уже выследил его. В Сбиганци живет его доверенный человек.

— Не может быть, господин!

— Это так!

— Здесь люди честные живут.

— Вероятно, ты ошибаешься.

— Кого ты имеешь в виду?

— Я снова назову Чурака.

— Господин, поверю во все, только не в это!

— Тогда этот мясник, видимо, ловкий притворщик.

— Нет, он дельный человек, он даже мой друг.

— Тогда ты не очень осмотрителен в выборе друзей.

— Приведи доказательства, эфенди!

— Я так и сделаю, но тебе придется хранить строжайшее молчание. Пусть Чурак не догадывается, что я говорил о нем с тобой.

— Я буду молчать.

— Тогда я тебе кое-что расскажу. Может, ты слышал о старом Мубареке из Остромджи?

— Да. Его считают святым; он творит чудеса.

— Ты в это веришь?

— Нет, я не мусульманин.

— Этот человек очень опасный злодей. Похоже, он один из пособников Жута.

— Господин, ты говоришь удивительные для меня вещи.

— Э, да я изобличил этого Мубарека, а каса в Остромдже, согласившись с моими доводами, арестовала его. Но он бежал и теперь вместе с тремя другими преступниками и обоими аладжи, его сообщниками, едет сюда.

— Храни нас Бог!

— Они навестят мясника Чурака.

— Так ты по-прежнему считаешь, что он преступник?

— Да, но сейчас я ничего не требую от тебя. Я лишь надеюсь, что ты не будешь мне мешать.

— Это мне и в голову не придет. Я к твоим услугам.

— Пока еще эти люди вряд ли добрались до деревни, но мне нужно знать об этом наверняка.

— Да, их здесь нет. Я бы их заметил. Мясник живет напротив меня, в доме на той стороне — ты видишь его сквозь ставень. Так вот, мясника вообще не было дома; он приехал лишь час назад.

— Ты не попросишь его зайти ко мне? Мне хотелось бы с ним поговорить.

— Как прикажешь. Мне присутствовать при разговоре?

— Нет. Я требую только, чтобы ты не дал ему никакого намека; будь с ним так же приветлив, как всегда.

Он вышел и отослал слугу; я видел, как тот скрылся в доме мясника. Я жадно ждал появления Чурака. Я представлял себе угодливого, вежливого человечка, преисполненного лести. Я был убежден, что он какой-нибудь укрыватель краденого, а не разбойник с большой дороги.

Я достал копчу, отобранную мной у трактирщика Деселима из Исмилана, и прикрепил ее к своей феске. Халеф проделал то же самое. Упомяну, кстати, что я уже не надевал зеленый тюрбан.

Такую копчу носили бандиты; мы решили показать мяснику, кто мы такие. Если Мубарек со своими сообщниками еще не прибыл сюда, то, надеялся я, мне удастся уже сегодня раскрыть тайну, разгадку которой я долго и безуспешно искал. Конечно, я строго-настрого наказал моим спутникам быть поприветливее с этим человеком и ни в коем случае не пробудить в нем недоверие.

Но вот я увидел, как мясник вместе с посыльным вышел из дома. Я ошибся. Этот человек был совсем не таким, как я себе его представлял.

Он был высоким и крепким, стройным и жилистым, как настоящий горец. На нем были феска, красные шаровары, синий жилет, украшенный серебряными шнурами, и красная, расшитая золотом, короткая куртка с длинными рукавами. На желтом шелковом платке, которым он был препоясан, висели нож и два пистолета. Ноги его были обуты в сверкающие сапоги, доходившие ему до колен.

На дворе он обменялся несколькими словами с хозяином, а затем вошел внутрь. Его темные глаза окинули нас цепким взором; несколько мгновений он пристально всматривался в меня. Эти глаза произвели на меня странное впечатление. Они были холодны, бездушны, жестоки. Казалось, они не могут глядеть на человека с теплотой. На секунду они сузились, и в уголках глаз появились крохотные складки. Потом взгляд стал равнодушным.

Он приветствовал меня и поклонился, как человек, который старается быть вежливым, но не теряет уважения к себе. Он спросил:

— Это ты эфенди, что хотел со мной поговорить?

— Да. Прости, что мешаю тебе. Усаживайся.

— Позволь, я постою. У меня мало времени.

— Возможно, наш разговор продлится, дольше, чем ты полагаешь. Или ты не хочешь терять времени, потому что принимаешь гостей?

— У меня нет никаких гостей.

— И не ждешь никого?

— Нет, — коротко ответил он.

— Тогда прошу тебя сесть. У меня болит нога, я не могу встать, и мне стыдно сидеть в присутствии вежливого человека.

Теперь он присел. Как ни зорко я всматривался в него, я не мог заметить ничего, что могло бы пробудить подозрения. Это был уверенный в себе штиптар; его пригласили к незнакомцу, и теперь он ждет от него объяснений. Он не старался подольститься, не производил впечатление коварного человека, тайно помогающего разбойникам.

— Ты знаешь, что это такое? — спросил я, указывая на копчу.

— Нет, — ответил он.

Этого я ожидал. Не мог же он с первого вопроса выдать себя незнакомому человеку.