На золотом крыльце 2

— Еще двух похитили, но это — папины. В промежутке между мамой и… В общем — заделать успел. И мой сын под прицелом. Его шиноби под личиной Барбашина похитить пытался!

— Слыхал, его Михаил Иванович препарирует? — проговорил Долго не продержится, скоро все будет у нас… А что, правда — огнетушителем по башке?

— Правда, — с видимым удовольствием проговорил Федор. — Думаю, нам пора готовить ассиметричный ответ — вне зависимости от того, кто является заказчиком этого непотребства. Войну нам объявлять никто не позволит, но коллективное взаимоубийство всех племянников, скажем, наследного принца Авалона, или — любимых евнухов турецкого султана, а может — старейшин одного из Альпийских Кланов будут вполне логичным ответом, вам не кажется?

— Это мы можем устроить и без отца, — кивнул Дмитрий. — Осталось определить зачинщика.

— Дайте срок, — пообещал младший.

Уже в дверях, Василий остановился и, обернувшись к братьям, спросил:

— С нашими бастардами Федя, ты все понятно разложил. И с отцовскими тоже. А твои?

— А у меня нет бастардов, — отчеканил Феодор Иоаннович. — Только сын. Законный!

— А Бабай? — поддел его Дмитрий.

— Сие науке неизвестно! — отрезал младший сын Государя Всероссийского.

* * *

Честно признаться — я как-то и забыл о том, что у нас еще каникулы предусмотрены. Июль к концу подходил, оказывается… А мне казалось — год миновал. Ну ладно, не год — лето! Так всегда бывает, когда дни насыщены событиями: пролетают незаметно, пулей, а потом оглядываешься — сколько всего произошло… И наоборот: от безделья время тянется, а задумаешься — ничего-то и вспомнить нечего. Практика была буйной, потому я и офигел, когда понял: весь август впереди!

Барбашин высадил меня у ворот Пеллинского экспериментального магического колледжа, я поздоровался с незнакомой преподавательницей, дежурившей на КПП, махнул рукой Маленькому Железному Братцу, который пиликая и пыхтя тщательно убирал и без того чистый тротуар, прошел шагов двадцать по дорожке и остановился.

Тишина. Здесь царила почти абсолютная тишина, нарушаемая только легким шелестом листвы, далекими звуками пианино из окна административного корпуса и периодическими взрывами орочьей матерщины: разнорабочие Лугзак и Шнург что-то там раздраконивали по своему обыкновению. То есть абсолютная тишина абсолютной не была, но по сравнению с суетой последних дней, с автоматными очередями, боевыми заклинаниями, жабьими прыжками и авариями на катерах-амфибиях от атмосферы колледжа веяло чем-то пасторальным и очень-очень милым.

И студентов не было. Я опоздал! Все прибыли с практики еще вчера, а потом разъехались по домам, снова. Ави, Руа, Розен, Юрченко, Серебряный. И Эля наверняка тоже уехала. У них ведь были свои дома!

Сунув руки в карманы, я задумчиво побрел по центральной аллее: у меня вообще был дом? Куда мне идти? В общагу? К Людвигу Ароновичу в каморку? К Яну Амосовичу в приемную? Зараза. Вот вам и идея-фикс номер два: заиметь дом. Не просто койку, крышу над головой — а именно место, где всё будет устроено под меня. Где я буду решать, в каком углу поставлю ботинки, куда повешу дюссак и в какую дверцу шкафчика стану швырять дартс. Где будет играть музыка, которая нравится мне, и пахнуть едой, которую я люблю. Хочу себе дом!

Может купить себе избушку на курьих ножках в глуши? Где-нибудь под Калугой как раз, благо — там знакомых теперь полно. В том же И на рыбалку в Хтонь ездить, с лягушкой чаи гонять. Хотя нет, она приставать начнет, это как пить дать!

Тогда — квартиру в Ингрии, в мансардном этаже. Я видео смотрел, и мне город очень понравился: каждое здание — архитектурный памятник! Да и у Руслана в памяти про «Питер» или «Санкт-Петербург» остались самые приятные воспоминания. Как я понял — этот город располагался почти там же, где и наша Ингрия, и во многом на нее походил. Хотя и отличия имелись — он, например, целых двести лет был столицей тамошней России! А наша Ингрия был старше — на сто лет. Мне очень хотелось лично, вживую сравнить тамошний Питер из воспоминаний Королёва и здешнюю Ингрию, в которой я никогда не бывал, но очень много про нее читал и смотрел.

Интересно, сколько там жилье стоит? Как там Голицын меня назвал — «ушлый»? Ушлый — значит хитрый, ловкий, изворотливый, хваткий, если словарю верить. Я не очень ушлый, я — предприимчивый! Люблю что-нибудь предпринимать, пусть и не всегда адекватно выходит. Вот и теперь — идея с квартиркой в мансарде прочно засела мне в голову, и я даже повеселел, и шел теперь, улыбаясь и насвистывая «Работа наша такая».

— Хуеморген, мин херц! — гаркнул вдруг Людвиг Аронович, высовываясь из люка. — Ключ на тридцать два!

— А? А-а-а-а!!! — я аж подпрыгнул на месте. — Аронович, что это за химмельхерготт?! Чего вы из под земли орете?

— Профилактика! — поднял указательный палец кхазад. — Дай ключ?

— Ла-а-адно! — пытаясь отдышаться, я наклонился, пошерудил в ящике с инструментами и протянул гному гаечный ключ.

Столяр, слесарь, рабочий сцены, токарь, электрик, сантехник, водопроводчик, артефактор, реставратор, делец, чайный наркоман и просто мой хороший друг нырнул в люк и принялся там чудовищно материться на шпракхе. Раздавались лязг, грохот, потом — шипенье, и, внезапно, звук мощного напора воды, который вырвался наружу.

— Доннерветтер! — заорал Людвиг Аронович, мокрый с ног до головы.

А я вытянул руку вперед и зачитал, прогоняя одновременно с этим от груди до кончиков пальцев тугую жаркую волну:

— Scutum minimum universale contra omnes impetus genera! Крути, Аронович, быстрее, пока щит работает!

Да, да, я использовал боевое заклинание универсального щита, чтобы перекрыть путь напору воды. Еще и творчески его переработал слегка, сделав очень-очень локальным. Не универсальный щит, а минималистический баклер, сантиметров тридцати в диаметре. А кто сказал что так нельзя? Ушлый я или не ушлый, в конце концов?

— По лягушкам из пушек! — ворчал гном, орудуя ключом. — Ты бы еще файерболом сварку сделал, мин херц…

— Хочешь, я уберу щит нафиг? Чего ты ворчишь? Это ведь помогает, Аронович! — возмутился я. — Я тут доброе дело делаю, а ты опять свою шарманку завел… Ты что, не рад меня видеть?

— Рад больше всего на свете, мин херц! — отдуваясь и отфыркиваясь мокрыми усами и бородой, как морж, бубнил кхазад из люка. Натура у него такая была — бубнящая. — У нас столько дел, столько дел! Куча клиентов! Гутцайт несколько раз звонил, о тебе справлялся…

— А у меня жабий камень есть, — сказал я. — Хранительница Хтони подарила.

— Ду гейст мир ауф ди айер! — страшно выругался он и как пробка выскочил из люка. — Не брешешь? Мин херц, а ты представляешь…

— А я сразу об этом и подумал, Аронович! — закивал я и мы замерли друг напротив друга, распираемые грандиозностью возможных перспектив.

— Да-а-а-а… — в неком благоговении проговорил старый кхазад.

— Ага-а-а, — вторил его мыслям я.

— А когда начнем? — поинтересовался он. — Это же… Ух!