Набат-2

— Только не выдавай себя за сына божьего, — неожиданно закончил Пилат.

— Если нога скажет: «Я не принадлежу телу, потому что я не рука», то неужели она потому не принадлежит телу? — ответил ему Назаретянин.

— Ты говоришь выспренно и попросту морочишь голову простолюдинам, — не поддался на диспут Пилат.

— Я говорю языком божьим, — продолжал держаться независимо Назаретянин.

— Я понял тебя, — с иронией ответил прокуратор. — По-моему, Синедрион прав, ты проходимец, и я велю казнить тебя.

— Ты не можешь сделать этого, я не в твоей власти.

— Еще как сделаю! — возмутился Пилат. — Завтра и на кресте! И посмотрю, как твой отец небесный спасает тебя.

Пилат вызвал стражу и велел увести Назаретянина.

Бесспорно, вжившийся в роль иудей держался красиво.

Пилат испытывал двойственность. Ему очень хотелось казнить Назаретянина, позлорадствовать над его скоморошьей уверенностью, но дела земные не давани сделать этого. Куда удобнее создать видимость казни и сохранить ему жизнь.

Утвердившись в решении, он вызвал сотника.

— Ты лично со своими легионерами из моей охраны будешь стеречь этого узника. Чтоб муха к нему не пролетела.

Сотник поднял руку и собирался уйти, когда прокуратор окликнул его:

— Послушай, по силам тебе сыскать человека, похожего на этого Назаретянина?

— С подобной рожей разбойника — не составит труда, — уверенно ответил сотник. — Есть несколько на примете.

— Тогда будет так, — распорядился Пилат. — Казнь я перенесу на послезавтра. А завтра ты покажешь мне замену. Ты отведешь его в узилище, а настоящего тайно перевезешь ко мне в Кесарию. Получишь когорту.

— Я понял тебя, славный Пилат, — поклонился сотник и ушел.

«Если бы ты понял меня до конца, командовать бы тебе легионом», — усмехнулся Пилат и отправился готовиться к ужину.

Он ужинал в одиночестве. Задуманное требовало спокойного отстоя, из-за чего он не пригласил разделить трапезу Бара. Тот с незапамятных времен юности был его спутником в проказах. Лихой вояка и бабник, первый участник попоек и оргий Понтия Пилата. К тому же Бар с двумя когортами расположился у Аримафеи, и посылать гонца долгое дело.

Зато в плотских утехах отказать себе было трудно.

— Тертоний, — сказал он помощнику. — Тебе не хочется сделать приятное для своего господина?

— Славный Пилат, — с готовностью отвечал Тертоний, — здесь есть уже желающая сделать тебе приятное.

— И кто же?

— Вероника, сестра заточенного Агриппы.

— Вот как? — оживился Пилат. — Как тебе удалось?

— Она сама просила о встрече.

— Веди… — согласился Пилат, хорошо понимая, что Вероника станет просить за брата.

Тертоний ввел закутанную до бровей Веронику в опочивальню прокуратора и удалился, едва притушив лишние светильники.

В полумраке она походила на статую грека Праксителя, дышала тайной и красотой непознанного, и Пилату захотелось немедленно узнать, так ли уж хороша она без одежды и правы ли те, кто считает Веронику писаной красавицей. Сестра безумно любила своего несчастного проказника братца, это еще больше разжигало любопытство прокуратора.

— Сбрось покрывало, — приказал он.

— Я не понравлюсь господину, — сказала она.

— Зачем же пришла?

— Просить о милости.

— Сразу догадался. Раздевайся.

Она развела руки в стороны, и тяжелое покрывало соскользнуло с се плеч и свалилось к ногам.

— Великие боги! — воскликнул Пилат и привстал на ложе: прекрасное тело иудейки заканчивалось густой черной порослью на ногах, которая подымалась до пупка. Он хохотал до упаду.

— Как же ты ублажаешь своего братца? — сквозь смех спросил Пилат, рассматривая Веронику с зоологическим интересом.

— Я девственница, господин, — совсем потупилась она.

— И все, что говорят о тебе, — неправда?

— Мой брат мною доволен. Господин может убедиться в этом, я доставляю ему высшее наслаждение, как тому обучены настоящие иудейки.

— И что ты хочешь взамен? — развлекался Пилат. — Освободить братца из заточения? Не смогу этого сделать, сразу говорю.

— Нет, господин. Прошу только свершить казнь над Иисусом Назаретянином.

— А тебе что до этого? — нахмурился Понтий Пилат. — Братец тебя научил или Синедрион послал?

— Нет, господин. Мы цадики, иудейская секта праведников. Назаретянин предал наше учение и подлежит казни. Сделай так, и я доставлю тебе райское наслаждение.

— Не надо, — поморщился Пилат. — Тертоний, уведи…

Тертоний увел рыдающую Веронику, еще больше убедив Пилата оставить Назаретянина в живых.

Заснувшего Пилата что-то коснулось, он вздрогнул и открыл глаза. Фигура, закутанная в накидку до глаз, стояла перед ним. Опять Вероника? Нет, это не женщина…

— Кто ты? — вглядывался во тьму Пилат.

— Не вздумай звать стражу. Я судный ангел и прислан свыше. Не бойся. Я выскажу тебе поручение и удалюсь. У тебя нет выхода. Тиверий только что умер. Калигула зол на тебя и выпустил Агриппу. И ты еще оскорбил Веронику. Ты понимаешь теперь, как усложнилась твоя жизнь?

Пилат лихорадочно соображал, верить ли словам пришельца или считать его приход дурным сном?

— Я не верю твоим словам, — проговорил он.

— Сейчас поверишь, — усмехнулся пришелец.

Неведомая сила приподняла прокуратора над ложем и бросила его тело с высоты двух локтей обратно.

— Убедился?

— Великие боги, — прошептал Пилат.

— Ты готов выслушать распоряжение Всевышнего?

— Да! — не спускал глаз с незнакомца Пилат.

— Ты поступишь разумно. За это Всевышний дарует тебе вечную жизнь. Лишь раз в год ты обязан появляться в окрестностях перевала Сен-Готард и свершать омовение рук в память истинного Иисуса, там он родился. Ты записан в «Книгу Жизни». Ты вечен. А теперь слушай, как поступить. Казнь перенеси на сегодня с утра. В полдень произойдет солнечное затмение. А когда тьма накроет всех, пусть сотник снимет Назаретянина с креста и заменит на разбойника.