Начальник милиции. Книга 5
Шрифт:
— Александр Александрович, — девушка придвинулась ко мне слишком близко и уже почти шептала на ухо, чем вызвала крайнее недовольство Алены.
Она сидела по другую руку от меня и уставилась прожигающим взглядом на журналистку, но Зина этого не замечала и продолжала нашептывать:
— Вы думаете, я не понимаю, зачем я здесь? Я просто взяла шефа, чтобы не чувствовать себя неуютно. Больше знакомых, так сказать, людей вокруг. Это же что-то вроде свидания… Да?
— Молодец, если поняла… И что думаешь по этому поводу?
— Ну-у… — Зина опустила глазки, чуть зарделась, а потом выдохнула. — Я-то не против…
— Не понял?.. С чего это Алене быть против?
— Не будет? — радостно сощурилась журналистка. — У вас с ней разве не серьезно?
— Серьезно, но при чем тут вообще мы с Аленой? Тулуш-то, смотри, как ради тебя нарядился… Жёних!
— Погодите! А Тулуш тут при чем? — опешила девушка.
— Ну ты же сказала, что все поняла. Свидание, неформальная обстановка, общение. Ну? Только что говорила, что не против.
Я помахал рукой — мол, давай, соображай.
— Так я думала, это я вам понравилась, — хлопала ресницами Зина.
— Так я же с девушкой, — тут уже я опешил.
— Ну вот я и подумала, что вы мерзавец тот еще… — вздохнула Зина. — Но, знаете ли, тянет меня на мерзавцев.
— Саша, — между нами вклинилась Алена, заставив Зину ретироваться за пределы моих личных границ. — Я хочу шампанского. Ты что будешь?
— Я, пожалуй, что-то покрепче, — проговорил я уже громко, не шепча, чтобы услышал главред, ведь это с ним собирался разделить мужской алкоголь, а «газировка» с градусами пусть для девочек будет.
Тулуш сказал, что вообще не пьет по соображениям безопасности. Мол, если выпьет — совсем другим человеком становится. Каким именно — не уточнил, а проверять мы не стали. Он заказал себе яблочный сок с мякотью, больше похожий на фруктовое пюре. Целый графин взял.
— Я бы тоже выпил что-то покрепче, — поддержал меня главред и, повернувшись к официанту, щелкнул пальцами. — А принесите-ка нам, любезный, самый лучший коньяк.
— У нас есть армянский, — болванчиком кивал официант. — Три звезды и пять звезд. Вам какой?
— Я же говорю, самый лучший. Пять звезд несите.
— К сожалению, остался только трехзвездочный.
— Безобразие! А зачем вы тогда мне предлагаете пяти?
— Так положено… Ну так что? Три звезды брать будете или водки лучше? Но водка теплая, холодную всю нефтяники выкушали.
— Какая водка, вы за кого нас принимаете? Несите уже три звезды, — вздохнул редактор, сделав жест пальцами, будто смахивал муху. — И поскорее, пожалуйста. И шампанского бутылку в лед положите.
— Тогда быстро не получится, — честными глазами уставился на Артищева официант.
— Это почему? — снова насторожился главред.
— Лед еще надо будет с морозилки наскрести, отколоть… это тоже время…
— Наскрести? Боже, что за сервис? Несите уже безо льда…
Пока главред препирался с работником общепита, Алена подсела ко мне поближе и щипнула за ребро. Чувствительно так щипнула.
— О чем ты с этой фифой шептался? — стрельнула она гневным взглядом в сторону Зины, которая уже болтала с Тулушем, отвечала на какие-то его простые и одновременно каверзные вопросы.
Я чуть не ойкнул от неожиданного щипка, прихватил ее руку, цепко сжал во избежание новых подобных сюрпризов и заговорщически прошептал:
— Мне нужно кое-что проверить. Поможешь?
—
Что?— Скажи вот эту фразу, которую дома учили, — и я нашептал ей на ухо снова знакомый текст.
— Что это за ерунда? — удивилась Алена. — Я думала, ты шутил дома…
— Так надо, просто повтори… Запомнила?
— Ну да…
— Умничка.
Теперь, чтобы осуществить проверку, которую я затеял, мне нужно было завести речь о литературе. В литературе я разбирался так же хорошо, как старший помощник младшего конюха из Гадюкино. Но Валентин Загоруйко меня проинструктировал и поднатаскал, он был начитанным, и, казалось, не было сфер жизни, в которых бы криминалист не разбирался.
Так как журналистика — сродни литературной деятельности, то сподвигнуть разговор в нужное русло оказалось несложно. Достаточно было вслух возмутиться, что нынешняя школьная программа по литературе не включает в себя изучение иностранных произведений, разве что в хрестоматии представлен отрывок из приключений Дон Кихота, ну и «Старик и море» ребятишки штудируют в старших классах. А ведь есть несомненные жемчужины зарубежной прозы.
— Я вот, например, люблю читать Гюго.
Приговорил это с чувством гурмана. Разошелся, почувствовал себя вдруг литературоведом и знатоком французской культуры, даже хотел сказать, что его роман «Три мушкетера» заслуживает особого внимания, но вовремя вспомнил, что про мушкетеров писал не Гюго, а другой великий французский писатель — Джек Лондон, ну или кто-то типа него, точно уже не помню. И поэтому промолчал.
А теперь был выход Алёны.
— Я согласна с Сашей, — кивала она. — Всю прелесть зарубежной литературы я открыла для себя уже будучи студенткой. Вот послушайте, пожалуйста, позвольте вам зачитать отрывок. Кто угадает, откуда эти строки? Это мое любимое произведение, — и Алена стала декламировать, как заправский чтец.
Вдохновенно и проникновенно, что даже я заслушался, и мне вдруг захотелось почитать эту книжульку, целых несколько секунд хотелось, пока моя девушка читала.
Вы вновь со мной, туманные виденья,
Мне в юности мелькнувшие давно…
Вас удержу ль во власти вдохновенья?
Былым ли снам явиться вновь дано?
Из сумрака, из тьмы полузабвенья
Восстали вы… О, будь, что суждено!
— Великолепно, — захлопал в ладоши главред. — За это надо срочно выпить!
Он стал разливать дамам шампанское, я выдернул пробку из пузатой бутылки и плеснул ему и себе коньячок, который официант даже не удосужился откупорить. Краем глаза наблюдал за реакцией Зины. Та с завистью посмотрела на Алену и еле слышно пробормотала мне на ухо:
— «Фауста» цитирует, хорошая у тебя девушка, Саша.
— А ты узнала Гете? — я сделал вид, что очень удивился.
— Так это был Гете? — нахмурился главред. — Не знал, не читал. И, признаться, не горю желанием знакомиться с такого рода литературой. Извините, Алена.
— Почему не желаете? — изображая любопытство, спросила моя девушка.
— Ну, знаете ли, все эти немецкие философы мне кажутся немного того… На их философии и появился, и вырос нацизм. Нет, после всего, что я пережил, я не приемлю немецкую культуру в любом ее виде, пусть даже в самом безобидном и литературном. Увольте…