Начальник милиции. Книга 6

Бах!

Прогремел выстрел. Дробь или картечь ушуршала вверх, в сторону нависшего над домом дерева. Вовремя филин-то оттуда улетел.

Ружьё уже в моих руках, а старик, неугомонный, решил бить, выбрасывая морщинистый кулак мне в лицо. Я без труда отбил его руку, схватил за шкирку негостеприимного старикашку и втолкнул в дом.

— Свет зажги, — скомандовал я.

— У меня нет ничего, мошки тебе в бороду, нечего грабить… — вздохнул дед и поджёг фитиль керосинки.

— Не боись, отец, говорю же, я начальник милиции.

Тусклый, дрожащий свет заплясал на стенах.

Дом был пропитан духом старых пней, керосина и чего-то сухого, будто время здесь застыло десятки лет назад. Потолок низкий, закопчённый. По стенам висят пожелтевшие портреты, угол занимает массивный шкаф, ещё довоенной работы, облезший, но крепкий. Тяжёлый стол с потёртой скатертью, возле — пара дощатых стульев. На полках тускло сверкает жестяная посуда, старый будильник с треснутым стеклом застыл в вечном молчании. В углу лежит связка охотничьих капканов, ржавая пила, пара гнутых подков.

Икона под рушником, на ней копоть лет, а рядом — пустая рамка, где когда-то была фотография.

Старик плюхнулся на табурет, вытер ладонью потный лоб и с усталостью посмотрел на меня.

— Теперь верю, что мильцанер, вижу, морда у тебя человека чистого. Ну? Теперь скажи, чего тебе надо, начальник…

Я перевёл дух, опустил ружьё на пол и сел напротив него.

— Мне нужно попасть в заброшенный пионерский лагерь, — сказал я, глядя ему прямо в глаза.

Старик при этих словах вздрогнул. Губы его вытянулись в сухую нить, он нервно потянулся к жестяной кружке с остатками чая, отпил и покачал головой.

— Не ходи туда, начальник, — голос его стал глухим, словно шелест листвы перед грозой. — Там нечисто…

Опять двадцать пять. И почему сегодня все против моей вылазки в лагерь: и дерево на дороге, и этот старик…

— Что значит «нечисто»? — я скрестил руки на груди, а лицо выражало скепсис. — Ну забросили его лет двадцать назад. Почему?

Старик чуть помолчал, потом встал, подошёл к шкафу, порылся в верхнем ящике и вытащил пожелтевшую газетную вырезку. Положил передо мной.

Я наклонился. Заголовок гласил: «Таинственное исчезновение в лагере 'Чайка».

— Это было давно, — хрипло начал старик. — Я тогда ещё молодой был. Лагерь работал, детишки смеялись, пели у костра… Но потом стало твориться неладное. Сперва мелочи: вещи пропадали, кто-то слышал шаги ночью, хотя вожатые проверяли всех. А потом… потом начали пропадать дети.

Я напрягся. Ничего такого я не слышал. Конечно, компьютерных баз данных еще не было, и сводки старые я не мог посмотреть, их никто по двадцать лет не хранил, но и сразу вот так не верить деду — я не мог. Что-то подсказывало, что он не врёт, по крайней мере, надо его выслушать.

— Пропадать?

— Да. По одному. Сперва девочка исчезла. Тихая такая, светловолосая. Искали неделю — нет её. Потом мальчонка… Я тогда сам руководил поисками. А через месяц сразу трое пропали в одну ночь. Будто их земля поглотила. Ни следов, ни крови, ничего. Только пустые кровати, будто их и не было.

Он обвёл меня усталым взглядом и снова отпил из кружки.

— Искали долго, старались, — продолжил он. — Прочёсывали лес, проверяли реку. Никаких следов. А потом люди начали говорить… Что ночью возле лагеря видели тень. Высокую, худую, с длинными руками. И глаза светятся, как у зверя.

По спине побежали мурашки, но я лишь кивнул, побуждая его продолжать.

— Вожатые перепугались, дети спать перестали. Вожатого одного отправили в лес — он хотел разобраться. Ушёл. И всё. Не вернулся. Утром нашли его ботинок, а больше ничего, будто он испарился.

Я покачал головой. Мистика или нет, но в таких слухах всегда есть крупица правды. Но мне сейчас на это до лампочки. Это старые истории, а у меня здесь и сейчас — убийца Гужевого, возможно, в этом самом мистическом месте скрывается. Какая бы тварь там ни бродила, у меня калаш есть.

— И что потом? — спросил я.

— Лагерь на этом закрыли, — пробасил старик. — Родители в городах подняли шум. Кто-то из начальства велел свернуть всё к чёртовой матери. Вывезли детей, а место бросили. С тех пор туда не ходят.

— И ты тоже туда не ходишь? — я испытующе посмотрел на него.

— Нет, — он сплюнул в угол. — Никто туда не ходит. Даже зверьё стороной обходит. Оно… проклятое. Вижу, не веришь, да?

Я задумался. Столько лет назад… Пропавшие дети. Легенды. Совпадение ли то, что кто-то не хочет, чтобы мы добрались туда?

— Мне всё равно надо туда, — решительно сказал я. — Что бы там ни было.

Старик вздохнул, словно ему было жаль меня.

— Тогда ступай, начальник… Только знай, назад можешь не вернуться…

На это я не стал отвечать.

— Помоги добраться. Есть транспорт какой-нибудь у тебя? Да хоть мотоцикл или велосипед. Мне до рассвета успеть позарез надо.

Старик молчал, разглядывая меня с прищуром, будто взвешивал на невидимых весах. Я не торопил — знал, что тут давить бесполезно. Наконец, он глубоко вздохнул и потер ладонью лицо.

— Ты крепкий, начальник, спору нет… Но пешком туда не поспеешь до рассвета. Далековато, да и лес ночью недружелюбен.

— Вот и я о том же, — кивнул я. — Дай мне транспорт. Ульянку, говоришь, у тебя украли, а есть еще лошади? Я во дворе видел стог сена.

Старик снова покачал головой, нахмурился.

— Конь-то у меня есть. Яшка пегий. Да вот беда — норовистый он. Чужих не любит, куснуть может, а то и лягнуть так, что костей не соберёшь. Не доверяет никому, кроме меня.

— Это важно, отец… — твёрдо ответил я. — Не могу сказать больше, тайна следствия. Но ты должен помочь. От тебя сейчас зависят жизни.

Он хмыкнул, потёр седую щетину на подбородке.

— Много ты мне недоговариваешь, начальник… — пробормотал он. — Ладно. Придётся рискнуть.

Я с облегчением выдохнул, но тут же добавил:

— И ещё кое-что. Мой товарищ, Глеб, остался у дороги на повороте, его придавило деревом. Надо б его вытащить. Возьми пилу и освободи его. Там наша машина, она заглохла, помощь чуть позже будет.

Старик посмотрел на меня исподлобья.

— А мне-то что? Я людей спасать не нанимался…

— А ту девочку ты хотел спасти? Которая пропала? — в лоб спросил я, сжав челюсть, и голос вышел громче, будто призыв на суде.