Начало Конца

Глава 6

Лиам с Джессой покинули офисное здание, внезапно оказавшись в аду. Клочья серого тумана с обеих сторон простирались над нависшими небоскребами, напоминая жуткий апокалиптический кошмар.

Резкий холод опалил лицо и открытую шею Лиама. Он чуть не задохнулся от едких испарений разлитого авиакеросина. Тяжелый запах обжигал нос и горло.

Пронзительные вопли и стоны раненых и умирающих нарушали гнетущую тишину, окутавшую город без автомобильных двигателей, гудков и глухого грохота стройки.

Повсюду царила смерть. Перед глазами Лиама стояли ужасные образы, отложившиеся в памяти.

Мужчина заставил себя посмотреть на запад, в сторону «Ауди». Туда, где он оставил своего брата.

Улица изменилась до неузнаваемости. Там, где когда-то была дорога, машины, тротуары, уличные фонари и торопливые пешеходы, теперь виднелась почерневшая, выжженная и зияющая брешь. Здания по обе стороны бульвара Уэст-Джексон были испещрены глубокими выбоинами, словно камень, сталь и стекло разрубили гигантским клинком.

Вытекшее реактивное топливо воспламенилось, превратившись в огромный огненный шар. Языки пламени лизали небо, а из внутренностей механического монстра валил черный маслянистый дым. Останки самолета превратились в гору рваного металла и искореженного, расплавленного стекловолокна.

На месте крушения находились десятки уничтоженных автомобилей. Кругом лежали тела. Десятки, сотни трупов, раздавленных и искалеченных до неузнаваемости.

Из-под обломков виднелись пассажиры, все еще пристегнутые ремнями к сиденьям. Другие тела были покрыты реактивным топливом, их трупы все еще горели. Некоторые свисали с останков самолета. Других зашвырнуло на автомобили или в разбитые окна на несколько этажей вверх.

Лиам повидал немало смертей в своей жизни. Но не так много, как сейчас. Такого никогда не бывало, даже в зонах военных действий Ирака и Афганистана.

Никто не выжил бы в такой катастрофе. Ни пассажиры, ни несчастные души, попавшие в ловушку под этим натиском.

Линкольн был мертв.

Он ушел в лучший мир. На мгновение горе объяло Лиама, словно гигантское цунами — такое огромное и всеобъемлющее, что грозило раздавить разум мужчины и затащить под воду в ту же секунду.

В его сознании вспыхнуло непрошеное воспоминание. Такое ясное и яркое, что казалось, будто оно происходит в данный момент — хрупкая, совершенная грёза, окруженная хаосом и резней.

Это был их тринадцатый день рождения. Важная веха, отмечающая конец детства и начало зрелости. Отец обещал взять сыновей на рыбалку, на озеро Бертон в десяти милях от города. Но вот наступил важный день, а он все еще валялся на диване в пьяном оцепенении, забывшись и не в состоянии двигаться, не говоря уже о том, чтобы куда-то ехать.

Лиам несколько недель ждал того дня. В отличие от брата, его не интересовала рыбалка. Линкольн регулярно ходил на охоту и рыбалку с семьей своего лучшего друга. Но не Лиам. Он являлся замкнутым одиночкой, и в то время не находил утешения в природе.

Дело было не в самой поездке, а в той связи, которую он так жаждал в детстве. Единственное светлое пятно в отравляющей домашней жизни. В тот день все могло бы измениться. Все они смогли бы притвориться, что их отец не являлся монстром; что он был хорошим отцом, который заслуживал их любви, а они — хорошими сыновьями, которые не держали на него обид.

Мальчики сидели в темном доме, провонявшем алкоголем, рвотой и брошенными на ветер обещаниями, уже ни на что не надеясь. Просто ожидая, когда кончится очередной паршивый день и все вернется на круги своя.

Однако именно Линкольн стал тем, кто внезапно поднялся на ноги, нахмурив брови.

— К черту. Мы все равно поедем.

— Что? Нам нельзя…

— А почему нет, черт возьми? — Линкольн снял ключи от грузовика с крючка у двери и повернулся к Лиаму. Гнев и разочарование исчезли, сменившись озорной усмешкой. — Я сам отвезу нас. Старик не испортит нам праздник. Ни тебе и ни мне.

Поездка на рыбалку всегда значила для Лиама больше, чем для Линкольна, который уже начал отдаляться и тайно бунтовал. Брата всегда окружали друзья и внешняя жизнь, куда он так часто сбегал.

А Лиам продолжал упрямо верить в тщетную мечту о семье, которой не существовало. И Ликольн знал об этом.

Мальчишки дважды чуть не разбили грузовик. Линкольн оказался ужасным водителем. Каким-то чудом им все же удалось добраться до озера живыми. В безоблачном небе ярко светило солнце, а вода переливалась и искрилась. Мальчики установили снасти, и Линкольн весь день терпеливо показывал Лиаму, как нужно ловить на червяка, как правильно забрасывать удочку, как успеть достать рыбу, пойманную на крючок.

Именно благодаря Линкольну — его общительности, заразительному смеху и неуклонному оптимизму, атмосфера отчего дома казалась сносной. Все благодаря брату, который вытащил Лиама из одиночества и изоляции. Брату, который спас его.

Лиам закрыл глаза, пытаясь сморгнуть внезапное жжение в глазах. С каждым шагом потеря Линкольна ощущалась пустотой в груди, словно ампутированная конечность, фантомно пульсирующая от боли.

И так будет всегда.

Мужчина заставил себя идти вперед. Опустошающая боль накроет его позже.

Теперь у него была миссия. Цель. Единственное, что служило ему поддержкой.

Лиам ничего не сказал Джессе. Горе лишь причинило бы ей еще больше страданий. Они должны были двигаться. Мужчина постоянно осматривал окрестности, выискивая угрозы в царстве разрушения и смерти.

Их путь преградило что-то бугристое. На мгновение разум Лиама предположил, что на тротуаре, в центре Чикаго, валялись бок о бок два манекена.

Женщина лежала лицом вверх и выглядела так, словно с ее головы бритвой срезали скальп. Мужчина лежал лицом вниз. Он оказался совершенно голым, если не считать обгоревшего ремня, неловко обернутого вокруг его ног.

Оба однозначно были мертвы.

Джесса резко втянула воздух.

— Продолжай идти, — сказал Лиам. — Не смотри.

Но не смотреть было невозможно.

Они двинулись дальше. Джесса кашлянула. Глаза Лиама наполнились слезами. Дым почти перекрыл ему воздух, обжигая глаза и горло. Мужчина не мог вытереть лицо или прикрыть рот, потому что поддерживал Джессу обеими руками.

Как костыль, он нес на себе большую часть ее веса, пока женщина ковыляла, пытаясь опираться на здоровую ногу. Каждый шаг причинял ей невероятную боль. Она тяжело дышала, но не плакала и не жаловалась.