Начало пути

Полли вцепилась в меня, и я подумал: а здорово так помереть! Но все же на какой-нибудь фут, не больше, опередил бензовоз и вроде избежал смерти, все поджилки у меня тряслись, язык пересох, а Полли без сил повалилась на сиденье и только удивлялась, как это люди могут быть такими негодяями.

Дорога впереди была пуста, и я сильно оторвался от бензовоза, лишь у светофора он протиснулся между мною и тротуаром. Я перегнулся через Полли и опустил боковое стекло.

–  Желаешь меня укокать, приятель?
– спросил я, выговаривая слова на ноттингемский лад.

Он был в кепке, рожа как блин, и ухмылялся до ушей.

–  Ага.

–  Что ж, пускай тебе в другой раз больше повезет.- Светофор засветился желтым, и я рванул вперед.- Ершистый парень, такого не заглотаешь - подавишься!

–  Я перепугалась до смерти,- сказала Полли.

–  Это он так шутит. Я среди таких ребят вырос. Работал с ними одно время, недолго. Он просто хотел поглядеть - может, я струшу и отступлю. И я запросто мог дать задний ход, да только не дал. А ведь такое не часто удается пережить, верно, малышка? Она взяла меня под руку.

–  Но ты все-таки поосторожней.

–  Пока ты со мной в машине, я рисковать не стану. Хотя самому-то мне наплевать.

–  Наверно, у тебя была очень страшная жизнь, оттого ты и дошел до таких мыслей,- сказала она.- Ты все еще возишь контрабандное золото?

Мы ехали по двухрядной дороге, и машины не так теснились.

–  Я это бросил.

–  Давно?

–  Да вот, зацапали моего лучшего друга. Теперь буду жить честно и поджидать порядочную девушку, чтоб не давала мне сойти с пути истинного.

–  Ну, значит, не меня,- со смехом сказала она, и я прямо удивился: чем бы меня похвалить - молодец, мол, исправился,- она сказала, зря я вышел из игры, мало ли, что зацапали моего дружка, сейчас бы как раз и продолжать, теперь нескоро заберут кого-нибудь еще, это все равно как лететь самолетом: безопасней всего после большой воздушной катастрофы. Я смело обогнал бензовоз - все-таки это у меня здорово вышло, просто прелесть!
– так зачем же отступать, когда дело вовсе не такое опасное? Я-то ведь болтал зря, вовсе я не собирался бросать свою выгодную работенку, и раз уж не спасовал между бензовозом и автобусом, так тут тем более выбора не оставалось: надо гнуть свое, тогда я в конце концов вырвусь из западни.

–  Ты меня не знаешь,- сказал я,- я никогда ни от чего не отступаюсь.

В Тонбридже мы попали в пробку и двигались с открытыми окнами, а наше радио выдавало бетховенскую Пасторальную симфонию. Я совсем было забыл, в какой машине сижу, но вдруг увидел, как на меня глазеют, и сразу вспомнил.

–  Скоро мы будем на месте?

Полли перегнулась и поцеловала меня в губы.

–  Потерпи немножко. Терпение терять еще хуже, чем мужество. Через полчаса приедем.

Полли велела мне свернуть на боковое шоссе, а потом и вовсе на проселок.

–  Папа никогда не ездит сюда в «бентли». Он берет «лендровер». Колеса увязали в колеях.

–  Оно и понятно.

Серые облака затянули небо, стекла в машине были опущены, и казалось, уже брызжет дождик. Проселок был изрыт тракторами, а в одном месте дорога показалась мне ровной, я разогнался - и тут колеса взбили воду в глубокой колее, высоко взлетела красная слякоть, аж ветровое стекло забрызгала, а кусты по бокам дороги ветвями царапали окна, сдирали краску с кузова.

–  Зря ты меня не предупредила,- сказал я.- Мы б оставили машину у шоссе.- Даже Могтерхэнгер не заслуживал, чтоб с его машиной так зверски обращались, но теперь уже поздно было про это думать: мы опять нырнули в колдобину.- Еще далеко?

–  Не очень.

Я поехал дальше - переваливался по буграм и рытвинам, поднимая фонтаны грязи, и наконец выехал на асфальтовый пятачок перед незатейливым двухэтажным кирпичным домиком. Сад был обнесен белым дощатым забором, посреди газона - маленький бассейн для птиц. У парадного входа Полли порылась в сумочке, достала ключ. Но он не лез в замочную скважину.

–  Дай-ка я попробую,- сказал я, но тут же стало ясно: она захватила не тот ключ,- Ничего,- сказал я спокойно, а сам прямо кипел от злости.- Как-нибудь заберемся.

–  Ну какая же я дура!
– чуть не со слезами воскликнула Полли.

–  Не горюй,- сказал я и обнял ее за плечи.- Разыщем здесь где-нибудь гостиницу. Только не казнись-эх, мол, ошиблась,- и все обернется к лучшему, так всегда бывает.

Эта убийственная мудрость ее насмешила, а я попытался открыть окна.

–  По-моему, ничего не выйдет,- сказала Полли.- Когда мы уезжаем, папа всегда запирает сам, уж это он умеет.

–  Даже он может ошибиться. Пойдем-ка попробуем с тылу. Опять задождило, а внутри, за окнами, казалось очень уютно.

У черного хода на мокром насквозь коврике сидела кошка и тут же валялось с полдюжины бутылок из-под молока. Кошка встала, потерлась о лодыжку Полли - вроде обрадовалась, что кто-то наконец появился н теперь ее накормят. Дверь была заперта, да еще закрыта изнутри на засов, и я попробовал окна. Нет, ничего не выйдет, разве что выбить стекло.

–  А еще на чердаке есть окно!
– крикнула Полли.

–  К сожалению, я забыл дома крылья,- отозвался я.- Ничего, влезу по водосточной трубе до конька крыши и съеду к окну. Ну, хочешь полезу?

Она прижимала к груди кошку - ох, и швырнул бы я сейчас эту зверюгу куда подальше!

–  Нет,- сказала Полли,- не хочу, но ты ведь все равно полезешь.

Я пошел к машине за складным ножом, раскрыл его.

–  Если свалюсь, пропорю себе глотку,- сказал я и зажал нож в зубах.

–  И шею сломаешь. Нет уж, пожалуйста, не лезь.

–  Дудки, теперь не успокоюсь, непременно полезу, а упаду - пеняй на себя. Придется тебе до конца жизни возить меня в кресле на колесах.

И я полез по трубе.

–  О господи!
– воскликнула Полли.

Мне надо бы для храбрости хлебнуть, тогда бы я действовал уверенней, но в машине спиртного не оказалось. Можно было подумать, я сызмалу верхолаз - такие крепкие у меня стали руки после уилья-мовых тренировок с чемоданом. Вот только дождь портил все дело, он поливал и меня, и трубу вместе со всеми ее кронштейнами, все стало скользкое. Я взобрался на крышу и начал осторожно подвигаться к окну.

–  А может, и это окно тоже заперто!
– крикнула снизу Полли. Кажется, она хотела меня огорошить, чтоб я свалился, только я и сам думал: окно заперто,- потому и ножик прихватил. Трудней всего спуститься по скату мокрой крыши до окна. Того гляди, сорвешься, рухнешь вниз - и поминай как звали. Лучше бы уж крыша была соломенная, но Моггерхэнгер хозяйственный черт, он предпочитал, чтоб дождь стекал у него на глазах по черепице, а не впитывался в солому, а то и не уследишь, как протечет насквозь. Черепица блестела и отсвечивала, я спускался к чердачному окошку вслепую, поскользнешься - не видно, за что хвататься. Полли стояла в огороде, оттуда ей хорошо было меня видно на фоне неба, и я тоже видел ее внизу, среди сорняков и гниющей капусты.