Начало
Шрифт:
24 февраля 1987 года, вторник
Утром встал с постели бодро. На данный момент хорошее состояние тела находится в гармонии с состоянием души. Смотрел по телевизору клип ансамбля «Секрет» на стихи Вознесенского: «Поутру, надев часы, не забудьте про трусы». На работе засел за чтение Шукшина: «Я пришёл дать вам волю». Толя, озираясь, как вор по сторонам, предложил мне первого марта сходить на лыжный кросс. Так сказать, добровольно-принудительно.
Весь день женщины в мастерской обсуждали статью в журнале «Смена» о девицах лёгкого поведения, — завидуют. Ездили с Борисом в обеденный перерыв в магазин «Винница». Он купил чернослив для настойки.
Коля рассказывал о больной дочери и о своих болезнях.
Ходил к Володьке Кирееву в токарно-фрезерную мастерскую, он учил
С работы направился в парикмахерскую, хотел подстричься, но мастер один, а желающих стричься много. Вернувшись домой, устроил пробежку на месте в течении тридцати минут. Сразу организму стало легче. После пробежки принял душ и стал работать над баснями. Басни у меня получаются хорошо, дело за отрывком прозы. Звонил Анне, пригласил её в воскресение в гости. Звонил Юрке, его не было дома. Звонил Женька, мы с ним всегда подолгу говорим. Он играл в футбол сегодня и проиграл 0:8. Читал Шукшина, а вечером смотрел фильм «Дорогой мой человек», Баталов с Макаровой.
25 февраля 1987 года, среда
На работу явился квёлый и не выспавшийся. Читал всю ночь, вот и не выспался. С самого утра ходили с Валеркой Куляминым в столовую, лифт у них там встал.
Ходил к Кирееву, он в своём шкафчике для одежды скрывает от начальства электрогитару и меня учит потихоньку, но сегодня времени не было.
Читал «Смену», статью о Валерии Леонтьеве, хорошая статья. Узнал о нём много хорошего. Изменился мой взгляд на него, как на человека, получившего всё без труда. Начал читать в той же «Смене» статью о знаменитых московских проститутках. Но не дочитал.
Дома засел за «Литературную газету». Огромная статья о СПИДе, о том, что и в нашей стране эта болезнь раскинула свои щупальца. А три дня назад, по радио официальным голосом заявили, что в СССР СПИДа нет. Зачем обманывать людей? Тем более, в период провозглашённой всеобщей гласности. Читал о Борисе Пастернаке. Собираются в девяностом году праздновать его столетие. Читал на работе вслух все пять басен, которые выучил. Борис отметил в лучшую сторону басню «Любопытный» и «Петух и жемчужное зерно».
Звонил Женька — двадцать седьмого числа труппа Спесивцева будет выступать в ЗВИ. Звонила Таня, но трубку поднял мой отец и она, испугавшись, положила трубку.
26 февраля 1987 года, четверг
С самого утра на работе сломался лифт в столовой, мы с Борисом пошли его ремонтировать. Я побранился с заведующим столовой. Парадокс в том, что заведующий столовой — вор и прохвост и при этом взывает к нашей совести.
Последние три дня какая-то лёгкость во всём теле — приятное состояние. В обед ходили с Борисом в универмаг на Кутузовский проспект, он купил себе сапоги на искусственном меху за сорок пять рублей.
Дочитал статью о проститутках, напечатанную в журнале «Смена». Статья понравилась. У нас все прочитали эту статью, только мнения насчёт прочитанного разделились. Чего, собственно, и следовало ожидать.
Приехав домой, сел за Шукшина, хочу дочитать книгу. Почему-то всё не удаётся. И не потому, что неинтересная, как раз наоборот. То Толя брал читать, то на работе оставлял. Короче, надо дочитывать «Я пришёл дать вам волю» и брать другие рассказы. Звонил Женьке, он купил билеты на авторский вечер студии Спесивцева. Завтра пойдём. Повторял басни, выучил стих Ходасевича «Слепой»: «Палкой щупая дорогу, бродит наугад слепой. Осторожно ставит ногу и бормочет сам с собой. А на бельмах у слепого целый мир отображён: Дом, лужок, забор, корова. Клочья неба голубого — всё, чего не видит он». Басни мои на довольно-таки высоком уровне, всё остальное отстаёт.
27 февраля 1987 года, пятница
На работу шёл — замёрз. Холодно было с утра. Ходили с Борькой на Лабораторный, перевозили строителям цемент. В тринадцать часов вызывали всех лыжников на инструктаж. Мы ходили и слушали эти бредни. Как опостылело всё это. Все хорошие начала пытаются в человеческой душе вытравить. На все мероприятия силком.
Ходили
в обед по магазинам, но недолго, мороз не разрешил. Слушали по местному радио музыку, новые песни Юрия Лозы. После работы встретился с Женькой, и мы направились в клуб ЗВИ на встречу с экспериментальным театром-студией под руководством Вячеслава Спесивцева. До представления играли в автоматы.Перед тем, как войти в зал, мы сидели на скамейке у раздевалки. Вышел Спесивцев, понял, что мы его узнали, внимательно рассмотрел нас, показал себя со всех сторон и ушёл в дверь с надписью «Служебный вход». Совершенно неискренен. Со сцены каждую реплику он повторял по два раза. Спесивцев мне противен, ему в кино только отрицательных героев играть. А о его труппе ничего определённого сказать не могу, всё скомкано, отрывки небольшие, ничего не понять. Но после этой встречи с театром Спесивцева я крепко задумался над своей судьбой, над своей жизненной целью. В голове начался процесс творческой активности. Приехав домой, записал сокровенные мысли в рабочую тетрадь и долго думал о том, как мне жить.
28 февраля 1987 года, суббота
Завтра весна, бездомные коты ходят по снежным дорожкам и кричат во всё горло. Вот, кто по-настоящему весну чувствует. Весь день просидел дома. Поднявшись в двенадцать часов, я под музыку Алексея Рыбникова побежал на месте. Бежал в течение тридцати минут. После завтрака включил телевизор. Посмотрел по учебной программе научно-популярный фильм о том, что нужно беречь питьевую воду. И фильм-спектакль о Кюхельбекере и Грибоедове. Актёры играли омерзительно. После фильма-спектакля я выключил телевизор и принялся убираться в своей комнате. Оказалось, совсем не просто навести порядок. Разбирался часа два.
Отремонтировал магнитофон, который молчал с Нового года. Там оказывается, предохранитель отставал. Завершив все крупные и мелкие работы, я опять устроил себе час сценического движения. Хорошо повторять тексты вслух во время бега на месте. Уходит зажим и идёт чистый звук. Вечером три раза звонил Анне, её дома не было. Звонил Юле, дозвонился и поговорили. Она сказала, что через неделю-другую будет посвободнее и тогда, может быть, мы с ней встретимся.
Как ни странно, я в отличие от котов, совсем прихода весны не ощущаю. Нет у меня никакого интереса к знакомым девушкам, хотя и много их. Ни одна не волнует по-настоящему. Повторил басни. Поднял сегодня старый, давно забытый материал. Маяковский, поэма «Про это». Повторил знакомый кусок и очень хорошо он у меня пошёл. Подготовлю его на всякий случай. Смотрел фестиваль в Сан-Ремо.
1 марта 1987 года, воскресенье
Вот и дожили мы до весны. Правда, снег лежит кругом, ну да не беда. Воробьи в кустах земляные ванны принимают. Ветер сильный, холодный. Но не «мёртвый», а с весенними ароматами пробуждающейся жизни. С утра поехал в Филёвский парк на лыжную эстафету. Отметился в списках, записал свою фамилию и поехал домой, никакой кросс, разумеется я бежать не собирался.
Зашёл в библиотеку, взял книгу Виктора Астафьева «Царь-рыба». Посетил в библиотеке выставочный зал. Вход сделали платным — двадцать копеек. В выставочном зале пусто. Висит всего одна нелепая картина, под названием «Конец мира», на холсте изображены несколько голов лошадей, образовавших красный круг. Который, видимо, по замыслу художника, символизирует солнце. Да и лошадиные головы больше смахивают на волчьи головы. Встретились с Женькой на станции метро «Добрынинская» и поехали в театр им. Гоголя, — там сегодня спектакль «Уважаемый товарищ», который я смотрел уже три раза. Женька смотрел этот спектакль два раза. Решили, что пока достаточно. Отправились в кинотеатр «Новороссийск» смотреть фильм «Покаяние» по второму разу, но на наше счастье, все билеты проданы. Поехали в кинотеатр «Москва», там купили два билета на семнадцать пятьдесят на кинокартину «Мой любимый клоун». Фильм понравился, несмотря на то, что смотрели его с балкона. Дома началась кинопробежка. После второй серии про следователя показали фильм «Зайчик», который я смотрел впервые. За ним «Белое солнце пустыни». Последнюю картину по просьбе мамы смотреть не стали. Перед сном я читал Пушкина, всё-таки какой хороший, замечательный поэт. Как тонок, как точен. А я всё дальше ухожу от стихосложения. А приду ли к чему-нибудь стоящему? Не знаю.