Начало

Но в этот ранний декабрьский вечер улица Чака была прекрасна. До Рождества оставалось две недели и магазины устраивали праздничные распродажи, заманивая покупателей невиданными скидками.

В «Дрогасе», напротив кафе «Лидо», проходившие мимо обращали внимание на стоявшего в витрине Санта Клауса. В одной руке у него был зажат холщевый мешочек с подарками, другой он размахивал перед своим носом словно бы отгоняя мух. Но может быть он таким необычным способом приветствовал находившихся рядом людей, предлагая им в качестве Новогодних сувениров для своих друзей приобрести моющие средства?

Поняв, что проскочили цветочный киоск, Тамара с Алексеем повернули обратно и у дороги заметили пьяную женщину в изнеможении прислонившуюся к стене. Ее не чесанные седые волосы безжалостно трепал ветер. Накрашенный беззубый рот с двумя уцелевшими клыками по краям придавал ей сходство с Бабой Ягой.

– Ой, да ну че вы смотрите, мать твою! – кокетливо выкрикивала она, подтягивая сползающие колготки.

В действительности же никто ею не интересовался, как впрочем и теми странными существами, которые останавливаясь возле плевательниц и урн, сосредоточенно ковырялись в них своими грязными пальцами, вытаскивая изжеванные окурки.

– Дай мелочь на хлебушек! – поймав Тамарин сочувствующий взгляд, возопила бродяжка и бойко рванулась вперед. Пытаясь уклониться от «дружеской» встречи, Тамара неожиданно подскользнулась и, против воли, сделала нечто напоминающее земной поклон. Попрошайка резко остановилась.

– Ну ты даешь, блин, артистка… Помоги, я с утра не жравши!

– Не можешь не ввязываться в идиотские приключения? – Алексей раздраженно придержал жену за рукав. – Что этих уродов притягивает к тебе? Наверное родство душ.

Он бросил нищенке двадцать сантимов. – Проваливай.

Та неохотно повиновалась.

– Ну почему мы такие? – с сожалением подумала Тамара и вдруг увидела окружающий мир в необычном ракурсе. По тротуару вместо людей двигались яйцеобразные фигуры, окутанные разноцветным туманом. Они не на минуту не оставались в спокойном положении, а, постоянно находясь в движении, меняли свои цвет и форму. От них отрывались куски светящегося вещества, отлетая в стороны. Ей пришлось инстинктивно пригнуться, когда от находившегося неподалеку объекта, отделился фрагмент тягучей черной массы с бесформенными краями и, разворачиваясь, направился наперерез. Словно петарда, выпущенная в Новогоднюю ночь, он бешено крутился, оставляя позади яркие всполохи. Приблизившись к другому такому же яйцеобразному предмету, был молниеносно втянут в него образовавшейся воронкой.

Возникла потребность немедленно где-нибудь спрятаться, однако последовал ощутимый толчок в бок. Раздосадованный Алексей резко остановился посреди тротуара. Его лицо покраснело от гнева.

– Я не понял, может быть ты мечтаешь заночевать здесь?

– Но там ведь…

– Что?

– Ничего. Показалось наверное.

Все вокруг вновь встало «на свои места».

– Как странно… я на минуту подумала, что свихнулась.

– Не удивлюсь, если так оно и случится в конце-концов. Мы идем, наконец, или будем здесь прохлаждаться?

– Ну конечно идем.

Тем не менее об увиденном стоит поразмышлять на досуге, поискать специальную литературу…

…Купив роскошный букет, супруги вышли на улицу и не узнали ее – такая там закрутилась метель! Колючие мелкие льдинки с шуршанием сыпались вниз приземляясь на плечи и головы прохожих, превращая их в считанные минуты в настоящих снеговиков. Некоторые раскрывали зонтики, но это мало помогало. Потому что ветер, словно бы насмехаясь над людьми, забрасывал им в лицо полные пригоршни студеных крошек.

Но, несмотря на набирающую силу непогоду, возникло желание неторопливо пройтись по нарядной Риге, любуясь произошедшими с ней переменами. На месте старых подвалов, откуда раньше тянуло сыростью, теперь появились сверкающие офисы, кафе, туристические агенства… Бывшие химчистки переквалифицировались в аптеки, а бывшие аптеки в магазины спортивной обуви. Кое-где еще сохранились таблички с прежнем названием улицы Чака, бывшей когда-то Суворовой. Однако надписи на русском языке везде были аккуратно затерты синей краской. Власти молодого Латвийского государства старательно вытесняли его из обихода, не считаясь с тем, что он является родным для многих сотен тысяч проживающих здесь людей. Даже инструкции, прилагаемые к лекарствам, печатались только на латышском. Как будто бы русскоговорящие старики и старухи могли на старости лет освоить чужую для них речь или на свои более чем скромные пенсии нанять переводчика, который бы их повсюду сопровождал.

Но если язык «оккупантов» и изгонялся из официальных сфер, то в повседневной жизни он процветал. Спускаясь по ступенькам лестницы, ведущий в подземный переход, можно было услышать звуки аккордеона, наигрывавшего «Катюшу», а завернув за угол, увидеть и самого музыканта, сидевшего на раскладном стульчике. Обычно он исполнял популярные песни советских времен или же фронтовые, но за особую плату не отказывался и от тюремного репертуара. Латыш по национальности, он играл для «инородцев» потому, что те охотнее подавали, будучи гораздо щедрее, чем его соотечественники.

– А что если нации развиваются на тех же условиях, что и отдельные личности? – подумала вдруг Тамара, вспоминая недавнюю экскурсию в Рижский зоопарк, показавшуюся особенно оскорбительной. Там возле каждой клетки висели таблички исключительно на латышском и на английском языках. Поэтому далеко не каждый родитель мог подробно и главное правдиво объяснить своим детям то что видит. Такая же кстати картина наблюдается в Ботаническом саду…

– Возможно люди, недавно начавшие свою эволюцию, попадают в общество, где происходят кровавые столкновения и процветают ненависть и подозрительность. Другие рождаются в странах, признающих право любого независимо от национальности на нормальную жизнь. А что касается Латвии, то она очевидно находится где-то посередине и со временем обязательно станет демократическим государством.

– Опять ты решаешь мировые проблемы? Не останавливайся! – недовольно заметил Алексей. – Мы опаздываем. Нехорошо заставлять людей ждать.

Пройдя еще пару кварталов, Тамара с мужем вышли на площадь Красных латышских стрелков. Где-то здесь должен находиться китайский ресторан, в котором намечается празднование дня рождения. Тамара первая увидала светящиеся иероглифы. Приблизившись, осмотрелись. Веры с Игорем пока еще не было.

– Покурим? Чего зря время терять. Ты будешь? – предложил Алексей.

– Ни в коем случае.

Спасаясь от ветра, повернулись лицом к реке. Напротив простирался мост через Даугаву. Цепочка машин медленно двигалась по нему, образуя светящуюся цепь. Снег налетал на музей оккупации – гордость Латвийского государства. Туда в обязательном порядке, как раньше к Ленину, приводят бесконечные иностранные делегации.

Все знают, из Прибалтийских стран уезжают люди. Их охотно принимают в Европе, предоставляют работу, дают социальные гарантии. Они оказались на родине не нужны. Недальновидные латышские политики продолжают петь нескончаемую песню о тяжком наследии прошлого, призывая избавиться от «колонизаторов». Понятно, что они таким необременительным способом пытаются заработать себе на кусочек хлеба с салом, а может быть и на пирожок со шпеком, но, что случится с Латвией лет этак через десять, совершенно не думают. А в самом деле, кто станет прохаживаться по улицам Риги и на каком языке будут общаться ее граждане между собой в недалеком будущем? Нужно быть очень жадным до денег и равнодушным к своей стране, что бы в условиях продолжающегося массового оттока населения разделять латышей и русских, сталкивая их лбами.