Начало

– Настя, угадайте, о чем сейчас все говорят?

А все говорили о том, что я ухожу на «Россию». И всех это известие потрясло – для многих это выглядело как предательство с моей стороны. А я честно отвечала:

– Я понимаю ваше возмущение, но ничего не могу поделать. Я влюбилась! Влюбилась в это шоу!

И признаться честно – это постоянная любовь. Первое время я была вообще в каком-то зачарованном состоянии: я не могла оторвать глаз от пар. Все же взрослые люди, у всех трудовые будни, семейная жизнь, устоявшиеся привычки и представления о себе, о своих возможностях. И вот эти люди выходят на паркет (на льду, например, очень отвлекает сама техника фигурного катания, скорость, страх падения и травмы, поэтому лед – это не так интимно), и эта тактильность, эта уязвимость, не в физическом, а скорее – в эмоциональном смысле, это что-то невозможное. Это чудо. Они начинают танцевать, они смотрят друг на друга, между ними происходит просто взрыв энергий. Электричество. У всех глаза были – просто на пол-лица. Я не могла сидеть, пока какая-нибудь пара танцевала. Это было так искренне, так трогательно: эти люди делали что-то впервые в жизни. Невероятно. К сожалению, телевидение не может передать эмоции, до телезрителя доходит только небольшая часть всего того, что на самом деле происходит с участниками. И домыслить это невозможно.Я страшно уставала – тогда «Няню» снимали по 16 часов в день, и мой единственный выходной я тратила на это шоу. Я выкладывалась по полной программе, ведь это было ново для меня, непривычно. Я страшно переживала, болела за участников, волновалась. Для меня это было совсем не просто – такой накал страстей. К тому же с семи вечера и до двух часов ночи – все то время, пока пишется это шоу – я стояла на шпильках. Спина, ноги, плечи, руки, голова – все отваливалось и раскалывалось от боли. Но моей жалости к себе хватало только на то, чтобы выпить обезболивающее. И вперед. Дальше. И вот когда ты садишься в машину, чтобы твое тело отвезли домой, ты сидишь и уже ничего не чувствуешь – ни усталости, ни эмоций, ни обиды. Ты опустошенная, вымотанная, как случайно постиранная в машинке шляпка от Филиппа Трейси. Ты даже не можешь говорить. И только боль. Пульсирующая боль сигнализирует, что ты еще жива. И ты уже радуешься этой боли как единственному ощущению, которое у тебя еще осталось, как ниточке, которая связывает тебя с реальным миром. Хочется только одного – чтобы тебе дали маску, ты подышала наркозом и погрузилась в сон.Примерно через год после запуска проекта «Моя прекрасная няня» съемки прервались на два месяца. Бригада выдохлась на крутом подъеме. Но вот что странно: именно первый, самый тяжелый год мы всегда вспоминаем с удивительной теплотой. Память оставила все только хорошее.

Я наконец-то отдыхала! Это было нечто из области фантастики. Я наслаждалась жизнью! Проводила много времени с детьми – то, к чему я так привыкла в своей «прошлой» жизни, до того, как устроилась на работу «няней», и чего мне так не хватало в жизни «новой», рабоче-стахановской. Конечно, я продолжала работать, вела «Хорошие песни». Но я могла высыпаться, и одно это значило для меня так много. Простые человеческие вещи, доступные в общем-то каждому нормальному человеку, для меня стали какими-то чудесными рождественскими подарками.

В ноябре 2005 года я получила ТЭФИ. И это была первая в моей жизни большая награда. Какое восхитительное чувство быть лучшей! Признание коллег очень много значит, и только теперь у меня появилась возможность оглянуться. Я молодец! И главное, я уже соскучилась по своей прекрасной няне.

За день до возобновления съемок я созвонилась с друзьями и узнала удивительную новость. Мне сообщили, что Заворотнюк сошла с ума. Она заломила такой гонорар! Да что там гонорар – она голову потеряла. У Заворотнюк началась форменная «звездочка» – известная голливудская болезнь.

И это говорили люди, которые расставаясь со мной на съемочной площадке, где я чуть не умерла, целовали мне руки. Акопов нам всем дал шанс, мы все заработали славу и деньги, не только я одна. И мы все заработали эти блага ценой нервов и здоровья, ценой наших отношений с близкими и наших отношений с миром. Это говорили люди, которые пришли в проект, когда фильм уже шел и набирал обороты. Они выросли на «Няне» и стали начальниками. Получили огромные зарплаты, бонусы, премии. Они купили себе машины, оделись, обрели лоск и шарм. Почему-то они воспринимали свой рост как должное. А мой – нет.

Видимо такая грязь – это неминуемая расплата за успех. Такой обязательный смертельный побочный эффект, который мелким шрифтом указывают в самом незаметном уголке аннотации на чудо-лекарство от всех болезней.Я очень переживала этот первый публичный удар. Но самое неприятное состояло в том, что я вдруг начала понимать – это всего лишь начало. И обращать внимание на эти злобные выплески просто не имеет смысла. К этому надо относиться так же, как и к ослепляющим софитам. Это обычные атрибуты славы. Нельзя тратить себя на переживания такого рода. Нужно смотреть вперед и видеть перед собой свою цель. А все остальное – суета. И тогда я сгруппировалась, сделала глубокий вдох и приготовилась к очередному погружению.

17

Слава и успех принесли с собой не только радость, но и боль.

Когда уже шла запись программы «Танцы со звездами», у меня начались серьезные проблемы с желтой прессой.

Мы с Димой тогда уже окончательно разошлись, и репортеры из разных бульварных газет, в том числе и из небезызвестной скандальной газеты «Жизнь», буквально подначивали его, чтобы он говорил про меня какие-то, скажем так, не очень приятные для меня вещи. Ужасные вещи. «Вы видели ее без грима? Да она же старуха! И ей совершенно наплевать на детей: она их не кормит, не одевает, не воспитывает, бросает и бежит к Жигунову!» Он был оскорблен моим уходом, но при этом пытался меня вернуть. А я не понимаю как относиться к мужчине, который сначала тебя порочит, а потом говорит: «Вернись, я люблю тебя!»

Пресса устроила нам всем слежку, гонки с препятствиями и все остальные прелести публичной жизни. А Дима, как человек неопытный, соглашался на интервью, не понимая реальных намерений этих пройдох, у которых нет ни совести, ни такта, ни сочувствия к предмету своего заработка – живым людям, которые для них больше напоминают такой, знаете, источник калорий.

Люди, которых когда-то связывала любовь, семейные отношения и главное – дети, обычно легко не расстаются. Сами понимаете – эмоции, боль, взаимные обиды и упреки, выяснение отношений – без этого практически ни один развод не обходится. Но когда ты у всех на виду, и информация о ситуации в твоей личной жизни просачивается наружу словно капелька крови из маленькой царапинки, «акулы пера» тут как тут – они чуют сырое мясо за версту. Дима, к сожалению, не отдавал себе отчета в своих поступках и действиях. Он не мог предвидеть, какие последствия принесет каждое его неосторожное слово. Репортеры буквально говорили ему: «Давай, давай! Говори! Рассказывай!» Я не держу зла, боже упаси, я простила его. Ему было так непросто.

Еще в начале съемок «Няни» он был активно против моей работы – даже приезжал за мной на киностудию, чтобы забрать меня домой, срывался на моих коллег. Ему тщетно пытались объяснить, что не нужно бороться с моей карьерой, что это нормально для актрисы, которая играет главную роль в сериале, целыми днями находиться на съемочной площадке. Но на него это не производило впечатления – мы постоянно ссорились, и в итоге между нами произошел окончательный разрыв.

И вот Диму репортеры доводили до того, что он мне звонил и говорил:

– Ну что? Работаешь? Попрощайся со своими детьми, больше ты их не увидишь.

А мне через две минуты выходить и вести шоу. И у меня было такое состояние, что я хотела разбежаться и удариться головой об стену, чтобы все это закончилось. Чтобы закончилась эта постоянная охота желтой прессы на меня и на мою семью. Наверное кто-то из друзей все-таки пытался его образумить, объяснить, что таких вещей ему никто не простит, что нужно остановиться, что это полное безумие. А самое главное, что ты потом с этим должен жить. Вопрос – как? Как ты будешь нести этот груз с собой?

На нервной почве я перестала спать. Я приезжала к себе домой, в съемную квартиру, садилась в плетеное кресло за круглый стол и просто сидела, глядя в окно на пруд. Тихо и без движения. Я думала и не находила выхода. Это был какой-то тупик, и мне казалось, что я останусь в нем навсегда. Какой-то беспробудный хоровод лиц, событий и слов. Мучительный и бесконечный. Постоянная пытка, даже во сне – там разворачивались события, в точности повторяющие мою явь. Деваться было решительно некуда, и отключиться не было никакой возможности. Как я пережила этот период? Я понимала, что мне нужно отказаться от себя и сконцентрироваться на своих близких. Детям нужны были педагоги, так как они не могли посещать школу. Им нужно было внимание. Они не выходили из дома месяцами. Мне нужно было зарабатывать деньги, потому что семье нужны были деньги – их пока еще никто не отменял. Нужно было заниматься делом. И стараться не думать о себе. Если ты не думаешь о себе, а думаешь об окружающих, тебе становится легче. Только любовь к ближним и спасает. Потому что я очень четко понимала – помощь не придет, никто тебя не спасет. Ни милиция, ни соседи, ни охрана, ни суд, ни адвокаты. Не в нашей стране. Потому что с охраной, знаете, тоже можно договориться, если что. Не говоря уже обо всех остальных. И никто ничего не докажет. Только ты сама. И вот это самоотречение в тяжелых ситуациях, оно очень помогает.

Однажды я возвращалась со съемок, а Диму в этот вечер опять накрутили наши бдительные стражи нравственности – работники желтой прессы, которым позарез был нужен скандал. И у нас получилась такая вот кавалькада: впереди моя машина, за нами с шофером – Димино авто, а замыкала эту погоню за жареным машина с репортером и фотографом. И вот, когда мы подъехали к дому, я выбежала из своей машины, чтобы сказать охране не впускать остальных на территорию дома. Но охранники сделали вид, что заснули и не впустили даже меня. Тогда из своего автомобиля выскочил Дима, набросился на меня, схватил за ворот куртки, приподнял над землей и начал трясти, да так сильно, что я стала звать на помощь. Я испугалась, что взвинченный до предела, он случайно меня убьет – косая сажень в плечах, здоровенный мужик, ему много усилий прилагать не надо, чтобы справиться со мной. И вот, я кричу: «Помогите!», – и из третьей машины выбегают репортеры, двое мужчин. Я подумала – ну все, спасена. Но не тут то было: вместо руки помощи мне протягивают микрофон и спрашивают: «Настя, что вы сейчас чувствуете?» А второй пристраивается фотографировать эту чудовищную сцену. Дима меня и не думает отпускать, колошматит. Я снова кричу: «Вы что – с ума сошли? Меня сейчас убьют! Спасите же!», – а репортеры мне на полном серьезе отвечают: «Что вы! Мы не вмешиваемся – мы же настоящие профессионалы!» И снимают, снимают. А на следующий день один из них позвонил мне на мобильный и как ни в чем ни бывало объяснил: «Это я, вчерашний свидетель вашей драки с мужем. Вы поймите, Настя, ваши с мужем отношения – это ваши отношения. Мы не вмешиваемся – у нас такой кодекс чести. Так что давайте без обид. А теперь, Настя, ответьте на мои вопросы…» Газета «Жизнь» вышла с этими фотографиями и заголовком «Заворотнюк избила своего мужа!»