Начало

Вскоре нам с Димой понадобились разводы. Он женат, я – замужем. Со мной все было понятно – ошибка юности. У Димы дочь. Но он объяснил мне, что расстался с женой уже давно.

– Что же ты раньше не уходил, раз вы так плохо жили?– Я только ждал. Я же не могу уйти в никуда, я же мужчина. Просто я ждал тебя.Все-таки странно иногда ведут себя мужчины. Если отношения зашли в тупик, то вряд ли что-то можно поменять – люди-то все равно остаются такими, какие они есть. Поэтому, в принципе, я – за развод. Ведь самообман – он тормозит развитие и личности, и ситуации. А жизнь так коротка. Я сама этому учусь. Быть честной с собой и своими близкими, с окружающими. Поменьше «тумана», и сразу как-то комфортнее себя начинаешь ощущать. Русские женщины не всегда уверены в том, чего они хотят и к чему стремятся. Кокетство, жеманство… В этом конечно есть очарование, но… с другой стороны, и немало вполне реальных проблем у самих женщин – у них обязательно время от времени наступает момент какой-то неразберихи. Никто не понимает, чего она хочет, в том числе и она сама. А вот, например, американки совсем другие. Американки очень четко формулируют то, чего они хотят и к чему стремятся. А еще они действительно очень честны с собой, у них это принято. И мне кажется, это очень важно. И если бы наши женщины чуть-чуть интегрировали в это состояние – чуть-чуть, мне кажется, было бы лучше.

8

На развод с моим немецким мужем ушло чуть ли не больше времени, чем длился наш брак. В ту зиму я сильно заболела. Работала просто на износ, репетировала с утра до вечера. И так измотала себя, что когда пришла к врачу, чтобы мне выписали какое-нибудь лекарство от синдрома постоянной усталости, меня тут же госпитализировали с каким-то страшным диагнозом.

Неделю я пролежала под капельницей. Врачи меня запугали: сказали, что мой организм настолько ослаб, что у меня не может быть детей. Я была потрясена: всегда считала себя здоровым человеком и всегда знала, что обязательно нарожаю кучу детишек. Мы с Димой на тот момент знали друг-друга что-то около месяца, и вдруг – такое. Дима проявил себя как настоящий рыцарь. Я была придавлена осознанием того, что у меня никогда не будет детей. Совместное горе сближает.

Пробыла я в постельном режиме что-то около трех месяцев, и вдруг… Я беременна! На первом месяце! Все-таки, постельный режим – вещь.

Это было такое счастье, что и передать словами невозможно. Я ждала ребенка, и это было самое главное в моей жизни.

Второй свадьбы «не было». А что вы хотите: деревенский ЗАГС, невеста – беременная, на 7-м месяце, опять же в черном, с ужасным токсикозом…

Наверное, гормоны взяли свое – в голове была какая-то каша. И когда меня спросили:

– Фамилию менять будете?

Я зачем-то ответила:

– Буду!

Стала я по паспорту Стрюковой – ну надо же! Чуть не забыли обменяться кольцами и поцеловаться. Быстрей, быстрей.

И вот мы с Димой стали строить наше семейное гнездышко – дом в подмосковной деревне Малаховке. Землю оформили в собственность за пару дней до того, как мы расписались. Я вкладывала в наш дом такой смысл, такие силы и надежды – мне хотелось, чтобы в этом красивом и большом доме жила вся наша семья, и чтобы мы там были счастливы. Окунувшись с головой в строительство я открыла для себя много нового и интересного: пристально следила за строительством, за каждым гвоздиком, каждой реечкой. А Диме все это было неинтересно, его все это пугало, а я наоборот – лезла на рожон. Мало того, что я строила дом, я еще и на курсы вождения записалась. Решила легализовать свое хобби – получить права. И с таким жаром я принялась за это все, с таким удовольствием. Беременная ходила в автошколу. Ну а как же? Я же будущая мать, у меня же дом за городом, я должна чувствовать себя уверенно за рулем. Когда я получила права, Дима подарил мне «Девятку». И с тех пор я стала помешанным автомобилистом со всеми вытекающими.Дочка, слава Богу, родилась в браке. Все сразу изменилось – весь мир, все мое существо. Я превратилась в счастливую мамашку, и это был такой приятный период в моей жизни! Весь смысл моей жизни был в Анечке. Пока она не появилась, я многого не понимала. И вдруг все встало на свои места, распределилось как по щелчку. Вертолеты исчезли из головы, головокружение прекратилось. Сразу и мгновенно. Я наконец-то поняла, в чем мое предназначение и зачем вообще я тут.Правда, с работой все складывалось не так гладко: когда я вернулась из декретного отпуска в театр, думала выгонят. Не напролом, конечно. По идее, меня должны были тактично отстранить, выжить как ненужный элемент, который путается под ногами. Так бывает: возвращается кто-то, а его место уже как бы занято, играть нечего, все роли достаются кому-то еще, а для тебя ролей все нет и нет. Тебе играть нечего, и вот, собственно, и все – твоя карьера закончена.

Меня поддержала актриса Марина Зудина – жена Табакова. Своим дружеским отношением она прикрыла меня от невзгод театральной жизни, защитила от возможности быть уволенной.

В «Табакерке» у меня был любимый спектакль, о котором я уже рассказывала – «Страсти по Бумбарашу», и он до сих пор так и остается моим самым любимым спектаклем. Мне кажется, другого спектакля, который для меня столько бы значил, уже никогда не будет. Такое бывает только раз в жизни: это и юность, и восторженный трепет перед сценой, и осуществленная мечта, сбывшиеся детские грезы. Со мной рука об руку работали лучшие актеры. Гастроли, разные страны, новые впечатления. И то беззаботное ощущение, которое бывает только в юности: что вся жизнь впереди, и что еще есть куча времени для того, чтобы помечтать, еще можно на что-то надеяться, во что-то верить… И как будто вот-вот, еще капельку, и все получится. Все-все.

А тут – мне дали маленькую роль в спектакле «Бобок» по Достоевскому. Это очень странное произведение про загробный мир, про мертвецов. Но режиссер-постановщик – Валерий Фокин – сделал совершенно гениальную постановку. Это очень необычный и талантливый режиссер, настоящий мастер, экспериментатор, интереснейший человек. Почти колдун, как мне кажется. Со своим каким-то абсолютно «другим» видением. И он «выжал» максимум из моей малюсенькой роли, где я за весь спектакль произношу два «ха-ха». Но Фокин из этих двух «ха-ха» сделал мне изумительный перформанс. Фокин невероятный придумщик. Он так подробно и внимательно работает с артистами, ему так важны все мельчайшие детали, что в результате у него всегда получается шедевр.

Мы изображали мертвецов и весь спектакль с другими актерами лежали в гробах, припорошенные землей, в ужасном трупном гриме. С закрытыми глазами, не двигаясь. А потом я просыпалась и гордо произносила свой текст. И вот, мы с другими артистами, чтобы не сойти с ума, пока мы там, в гробах лежали, травили анекдоты. Тихонечко, чтобы никто не слышал. В спектакле были заняты замечательные актеры: Женя Миронов, Виталик Егоров, Сергей Беляев, Сергей Безруков. И вот в какой-то момент кто-то рассказал очень смешной анекдот. Видимо, подготовился. И мы как начали хохотать – остановиться не можем. И с нас стала земля осыпаться. Представляете, картина: идет спектакль, лежат мертвецы в гробах, и вдруг – ррраз! Посыпалось…

В общем, карьера моя была на диком подъеме – ни в сказке сказать, ни пером описать.

Мы с Димой жили в Малаховке. И вот летишь оттуда на спектакль по всем пробкам, по нашим раздолбанным дорогам. Дочку крохотную няне оставляешь, волнуешься. А на сцене тебя ждет гроб с землицей сырой. Ты очень выразительно исполняешь свои два «ха-ха» и назад, в Малаховку. Конечно, Диме это все не нравилось. Не одобрял он моих метаний. Он просто никак не мог понять, что для меня смысл был не в зарабатывании денег, не в какой-то материальной выгоде. А что я жить не могла без театра. И все мои надежды на то, что вот-вот все станет лучше, что рассвет уже близок и что перед тем, как солнце встанет, обычно наступает самая кромешная тьма, Дима не разделял. Он не признавал моей работы. Однажды даже прозвучало: «Ты же там чужая! Не москвичка! У тебя никого нет, кроме меня! Ты им – никто!» Интересно, а что же тогда делать всем остальным артистам? Женя Миронов тоже провинциал. Как и ко мне, к нему из провинции переехала вся семья. Но он почему-то свой. А я – нет. Я – чужая. Я понимала, что Димины заявления беспочвенны, но мне нечем было крыть – моя карьера действительно летела в тар-тарары. Дела шли все хуже и хуже.

Мне трудно сказать даже сейчас, по прошествии времени, почему у меня не сложилось в «Табакерке». Ну, не увидел во мне Олег Павлович интересную актрису, ну, бывает. Кто-то нравится, а кто-то нет, и личный контакт здесь играет большую, если не сказать – главную, роль.

В каждом театре есть своя «звезда». И звездами становятся по-разному. Но я, видимо, не обладала нужной степенью яркости. Возможно, виновата моя натура: чересчур уравновешенная, тихая, спокойная и неконфликтная. Я никогда не стремилась ни с кем бороться. Но разочарование в профессии – это еще полдела. Самым страшным в тот период времени для меня оказались сложности в семье, которые возникли на почве ревности моего мужа Димы к моей профессии. Он не переваривал саму мысль о том, что я – актриса. Не верил в меня. Его раздражали съемки, а гастроли он ненавидел. Отпускал меня только в театр, да и то – со скрипом, и с обещанием сразу же после спектакля нестись сломя голову домой, обратно к нему. Он мог запросто закрыть дверь перед моим носом и сказать: «Я тебя никуда не отпущу, сиди дома!» Он не любил мою профессию, мою работу и моих коллег. Ревновал, кричал и никак не хотел понимать, что актриса не может сидеть в четырех стенах как кастрированный кот.По гороскопу я – Овен. Знак огненный, но в нем есть место и авантюризму, и постоянству. Эти в общем-то противоположные качества во мне уживаются. Наверное, это даже и не самое плохое сочетание стихий, которое проявляется во всех моих поступках. И во внешности. Я женщина хрупкая, маленькая. С виду – слабая и беспомощная. Поэтому, наверное, ко мне притягиваются мужчины сильные, яркие, талантливые, умные – в общем, защитники. И естественно – амбициозные и властные. Из самых лучших побуждений они берут бразды правления в свои руки и начинают руководить мной. А я в свою очередь вроде как должна повиноваться диктатору. И вот тут-то как раз и начинаются проблемы. Я, может, и рада была бы повиноваться «белому господину», но моя бурлящая казацкая кровь в этот момент берет меня за горло и… Кипиииит наш разум возмущееенный! И слова «да, мой белый господин» – выходят фальшиво, а все, что происходит после можно назвать только так: «шашки наголо, Настя пошла рубить». И тут уже я оказываюсь вовсе не слабой. И все могу сама решить. И вообще – я очень даже самостоятельная бываю, если уж припрет. А слабость? Можно играть в это. Но нужно точно знать, во имя чего ты это делаешь. Ради чего. Потому что это очень надоедает. От этой игры возникает невероятная усталость. Потому что если ты не понимаешь, зачем, то результат твоей игры – зеро. И вообще, у меня есть такое четкое правило – договариваться на берегу. И на примитивных примерах, которые возникают в самом начале отношений, можно сразу понять, какие проблемы могут возникнуть впоследствии – допустим, этому человеку будет необходима своя собственная корона. И он не станет тратить свое время на то, чтобы поправлять твою. Ты просто ее снимешь с себя и отдашь ему. Но это не смирение в чистом виде, это такое временное соглашение, компромисс. Но в какой-то момент этот компромисс достигает критической массы, накапливаясь, и… Происходит восстание рабов. Спартак – впереди… Что поделаешь – тяжелый случай.В общем, с Димой у нас не складывалось, и я понимала, что рано или поздно уйду. Мы разные люди, живем по-разному, думаем по-разному, дышим разным воздухом. И ничего с этим не поделаешь. Я бы никого никогда не оставляла, если бы в этом не было необходимости. Я не ощущаю в себе какую-то проблему, какой-то комплекс, который заставляет меня убегать, нет. И мне, конечно, хочется стабильных отношений. Но я думаю, что если отношения зашли в тупик, то вряд ли что-то можно изменить. Поэтому, в принципе, я – за развод.

Но расстаться с Димой было сложно: он, конечно, ревновал, но он же любил, и я к нему была очень привязана. Недаром говорят – привычка – вторая натура. Я не представляла, как мне дальше с ним жить, но так же плохо рисовалась мне моя жизнь без него. Все-таки, помимо того, что мы были супругами, мы еще были и родителями. Да, мы были в конфликте, но это же не значит, что наше утро начиналось с метания тухлых помидоров, и что мы, допустим, совсем не разговаривали друг с другом. У черного и белого есть масса оттенков, вот и у нас с Димой вышла такая непростая история, понятная многим женщинам: разошлись, но все еще вместе. Я чисто психологически не могла заставить себя разрубить этот узел. Мне было страшно. Я была «не готова», как парашютист, который перед самым первым своим прыжком вдруг понял, что он никакой не десантник… Мне совершенно некуда было бежать, кроме родителей, которые, конечно, с радостью приняли бы нас с Анечкой… К тому же, если уж говорить начистоту, меня никто никуда не отпускал.

Дима переживал очень тяжелый период своей жизни: у него умирала мама. Тяжело, после долгой болезни. Диме была необходима поддержка, и я не могла разорвать наши отношения в этот страшный для него период. Я не понимала, как можно уйти от человека при таких обстоятельствах, и я решила подождать до тех пор, пока он не оправится от потери. Димина мама умерла. А на девятый день после ее смерти я узнала, что у меня будет второй ребенок.

Второй ребенок и развод? Понятия взаимоисключающие. Я растерялась. Аборт для меня невозможен – я никогда на такое не решусь. Такие грехи замаливаются десятилетиями, но дело даже не в этом. Я на такое не способна. Ведь ребенок – это такое благословение для семьи, такой дар, такая надежда… Но в том-то и дело, что я не хотела сохранять семью, и с самого первого дня, как я узнала, что у меня будет второй ребенок, сразу решила, что не хочу воспитывать его рядом с отцом. Моя мама, которой я все рассказала, пришла в ужас. Вопрос «Что делать?» повис в воздухе отчаянной петлей, и я ходила, как в воду опущенная, вместо того, чтобы радоваться.