Начнём с воробышков?

Он вздрогнул. Боль вспухла в затылочной части черепа, гадай теперь — сама по себе или Вовкиными стараниями. Впрочем, его на этой неделе словно сговорились извести, так что удивительно, что не микроинсульт.

Стараясь не шевелить головой, Перфилов побрёл домой.

В квартире разделся до трусов, достал было рукопись своей повести, полистал, удивляясь корявости слога и бедности языка. Куда это? Сжечь только. Где тут Марго увидела перспективу?

Он повалился на не заправленный с утра диван.

Голову кружило. Может, подумалось, попросить Вовку, чтоб он попробовал и его, как своих жуков или мух? Чтобы разозлился, двинул пальчиком. Жить не хочется. Не хочется жить. Самое грустное, понял Перфилов, и менять ничего не хочется. Зачем живу?

А тут — раз! — и в рай. Или в пустоту.

На ад он всяко не заработал. Не убивал. Не воровал. С женой только развёлся.

Перфилов сморщился от ртутных переливов боли от уха к уху. Перевернулся на живот, найдя лицом подушку. Стало легче.

Возможно, он просто тоскует по чуду. Даже время есть между пятью дня и шестью вечера, а чуда нет. Чтобы выбросило тебя в другое место, где примут человека без прошлого, накормят, уложат в постель…

Больную дремоту Перфилову оборвал телефонный звонок.

К телефону на тумбочке в прихожей он подошёл только потому, что проклятый звон вошёл в резонанс с болью и не думал прекращаться.

— Алло.

— Что, Русик, не узнал? — спросила притянутая к уху трубка.

— Ты ещё, — простонал Перфилов. — Тебе-то что нужно в этот день?

— Ка-ак? — удивилась бывшая жена. — Я всё ещё считаю себя ответственной за твою жизнь. Мне кажется, что это полезный звонок.

Перфилов сел на пол.

Он не прекратил разговор, потому что знал: Марго обязательно перезвонит, и голова его точно расколется от повторного вызова.

— Я тебя слушаю, — сказал он больным голосом.

— Нет, — возразила трубка, — это я тебя слушаю. Как твои дела? Как твоя книга? Ученики — все такие же неучи? Не срывайся на них, понял? У тебя будет мигрень.

— Уже, — вставил Перфилов.

— А я что говорю! — Марго рассмеялась. — У меня поистине пророческий дар. Тебе не жалко, что ты меня потерял?

— Ты ещё не вышла замуж? — спросил Перфилов, собирая пыль голыми ногами.

— Ах, — сказала бывшая жена, — все мужики с какими-нибудь изъянами. Или рохли, как ты, или с психикой набекрень.

— А я про запас?

— Нет, ты как образец. Представь, в некоторых случаях ты выглядишь даже предпочтительней. Но ты не обольщайся.

— Где мне…

Марго помолчала.

— Нет, ты серьёзно болен?

— На меня соседский ребёнок разозлился, — сказал Перфилов. — А он такой… От него мухи, представь, дохнут.

— А как я на тебя злилась! — воскликнула трубка. — Иной раз думала подсыпать тебе в суп мышьяк. Или стрихнин.

— Из-за чего? — удивился Перфилов.

Головная боль на несколько мгновений взяла паузу.

— Ну… Честно говоря, бог знает. Просто я иногда будто сама не своя становилась. Не потому, что я такая, а потому что ты умел выбешивать.

— Хорошая мотивация, — сказал Перфилов. — Но ты всё равно мне звонишь.

— Я же говорю, у меня — ответственность, — Марго на том конце провода постучала ноготками по дереву. — А мальчику надо подзатыльник дать.

— Какому мальчику? — не понял он.

— Который мух убивает.

— Тут всё сложнее.

— Ха! — сказала Марго. — С детьми как раз всё проще: они тебя или слушаются, и тогда ты их балуешь, или не слушаются, и тогда ты их наказываешь. Со взрослыми куда замороченнее. Из-за неправильного воспитания в детстве на них такая простая система не действует.

— Марго, я устал, — сказал Перфилов.

— Что ж, — сказала Марго, — надеюсь, я тебя настроила, цэу дала, живи Русик, горя не знай. У тебя-то хоть баба какая появилась?

— Ревнуешь?

Перфилов, морщась от вновь накатившей головной боли, встал, схватился за пальто на вешалке и, конечно, оборвал его к чертям.

— Зачем мне тебя ревновать? — хохотнула Марго. — Будучи женатым, ты не давал мне повода. Сейчас… При обилии голодных до женского тела самцов думать ещё и о тебе? Ты возомнил, Русик.

— А напрасно, — сказал Перфилов, отбрасывая пальто. — Её зовут Лена.

— Чао, выдумщик, — сказала Марго.

— Чао, — сказал Перфилов гудкам отбоя.

Он вернулся в комнату и сел на диван.

— Вот дура! — в сердцах сказал он. — Идиотка!

Его передёрнуло, и от этого непроизвольного движения боль влупила по затылку с оглушающей силой. Перфилов застонал и опрокинулся навзничь.

И это — жизнь?

Может, нажраться таблеток? Марго, помнится, оставила целый кулёк просроченных упаковок и коробочек. Ещё больший кулёк унесла с собой. Фанатка удушения любого симптома в зародыше. Ох, к чертям! Всё-о-о…

Перфилов, кусая подушку, прорычал невнятную жалобу Богу на свою жизнь. Он, наверное, так и уснул бы, помучившись и обессилев, но судьба уготовила ему новое испытание. Какая-то сволочь принялась звонить в дверной звонок.

Ни хрена не открою, решил Перфилов. Задолбали. Что вам всем спокойно-то не сидится?

Он, как Вовка, наставил подрагивающий палец в коридор. Сдохни. Сдохни, гнида. Ну! Есть глухой стук тела? Нет? Можно ведь и беззвучно… Впрочем, подумалось ему через секунду, зачем мне труп под дверью? Начнутся расспросы, разбирательства, почему, мол, именно у вашей квартиры был обнаружен мертвец, чего хотел, нет ли какой трещины у него в затылке, а то соседа вашего видели на площадке с утюгом, не вдвоём ли вы работаете…

Звонить перестали.

Перфилов с облегчением закрыл глаза, но неожиданно расслышал настойчивый женский голос, кажется, зовущий его по имени-отчеству.

Лена. Вот какого чёрта?

Он поднял себя усилием воли, натянул штаны, накинул рубашку и, пошатываясь, побрёл в прихожую.

— Что? — спросил он через дверь.

— Руслан Игоревич, — неуверенно произнесли снаружи, — я пришла извиниться.

— Зачем?

— Ну, мы нехорошо расстались вчера, — сказала девушка. — Я чувствую. Правда, если вы считаете, что это нормально…