Нацистская оккупация и коллаборационизм в России, 1941—1944

49 ГАОО. Ф. Р-158. Оп. 1. Д. Зд. Л. 2.

50 Там же.

51 ГАНО. Ф. Р-2113. Оп. 1. Д. 17. Л. 11.

52 ГАСО. Ф. 8. Оп. 8. Д. 13. Л. 13.

53 ГАОО. Ф. Р-159. Оп. 1. Д. 8. Л. 14 об.

54 Там же. Ф. Р-3681. Оп. 1. Д. 25. Л. 3.

55 Там же. Ф. 159.0п. 1.Д. 1.Л.36.

56 Там же. Ф. Р-158. Оп. 1. Д. Зд. Л. 2.

57 ГАНО. Ф. Р-2110. Оп. 1. Д. 35. Л. 1.

58 ГАСО. Ф. 8. Оп. 2. Д. 356. Л. 30.

59 ГАОО. Ф. 1283. Оп. 1а. Д, 33а. Л. 16.

60 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 602. Л. 25.

61 ГАНПИПО. Ф. 9952. Оп. 1. Д. 4. Л. 5.

62 Сергунин И. И. Давали клятву партизаны. С. 307.

Глава 5. Судебная система

Следует отметить, что в первые месяцы войны, рассчитывая на то, что план молниеносной войны с Советским Союзом будет в ближайшее время успешно доведен до конца, немецкие оккупанты не особо считались с мирным населением. Но если в прифронтовой полосе расправы над ним совершались без какого-либо юридического оформления, то в более глубоком тылу оккупанты создали судебную систему. Гитлеровские суды носили чисто формальный характер, так как ими выносились приговоры, заранее намеченные нацистами ¹.

В августе 1941 года рейхсминистр Восточных областей Альфред Розенберг издал указ о вынесении приговоров о смертной казни лицам, не повинующимся оккупационным властям. В этом указе, в частности, говорилось: «Местное население обязано вести себя в соответствии с немецкими законами и приказами, изданными для них немецкими властями. Поскольку местные жители не являются немецкими подданными или лицами немецкой национальности, они подлежат… особому положению о наказаниях», причем наказанием могла быть либо смерть, либо каторга.

Указом устанавливалось, что «дела» советских граждан рассматривают специальные суды. Если же такой «суд» не мог в короткий срок прибыть на место, то «дело» решалось немедленно в военно-полевом суде. В состав последнего согласно указу входили: председатель (командир батальона или командир отряда охранной полиции и выше) и два полицейских или эсэсовца. Военно-полевой суд практически выносил только два вида наказаний: смерть или заключение в концлагерь (вместо каторжной тюрьмы) ².

Уже в первые дни оккупации нацисты выработали свой стиль общения с русским населением. Он был весьма жестким. Военнообязанные, не вставшие на учет, объявлялись партизанами и подлежали расстрелу. Жителей сел и городов обязывали сдавать все оружие, а также «…имущество Красной Армии, поскольку оно является военным трофеем, кто похитит военное или чужое имущество, будет как грабитель, тяжело наказан». В случае необнаружения виновных, отвечали перед оккупантами все жители данной местности ³.

За хищение продовольствия и имущества, принадлежащего германской армии, обвиняемые присуждались к каторжным работам или к смертной казни. За прослушивание советских или английских радиопередач виновные приговаривались к трем-пяти годам каторги. За хранение оружия или боеприпасов «особые германские суды» приговаривали к казни и лишь в отдельных случаях — к каторжным работам.

В своих приказах и распоряжениях, обращенных к русскому населению в первые дни оккупации, нацисты прямо указывали, что за отсутствием судебных органов все споры решают представители «русской администрации» — старосты и бургомистры. Они должны были решать все дела, опираясь на свои собственные представления о справедливости. Но при совершении опасных преступлений, староста вместе с понятыми был обязан доставлять виновного на расправу немецким властям ⁴.

Размах советского сопротивления, неожиданный для агрессоров, а также неудача их попытки в первые месяцы сломить его жестоким массовым террором сделались для фашистских оккупационных органов, особенно после провала молниеносной войны, предметом величайшей заботы.

Некоторые представители немецких военных сил стали требовать изменения политико-пропагандистской тактики в отношении советского населения. Уже 13 декабря 1941 года начальник тыла сухопутных войск писал Розенбергу о том, что военное положение требует активного привлечения населения оккупированных советских областей на немецкую сторону ⁵.

С этим был полностью согласен рейхсминистр пропаганды Йозеф Геббельс. В своем дневнике в середине 1942 года он сделал запись о том, что «в отдельных областях России целесообразно образовать марионеточные правительства, которые стали бы проводить в жизнь наиболее неприятные и непопулярные мероприятия. Тем самым был бы создан фасад, за которым стало бы легче маскировать свою политику» ⁶.

В этих условиях командование ряда частей вермахта, заинтересованное в стабильности своего тыла, зачастую стало проводить свою собственную оккупационную политику под ширмой «новых русских судов». При этом в распоряжениях Розенберга специально оговаривалось, что действительное руководство во всех вопросах должно находиться только в руках немцев.

Судьи, прокуроры, следователи, адвокаты и нотариусы допускались к работе исключительно после утверждения их кандидатур немецким командованием. Все они давали подписку о том, что «повинуются установленному порядку управления». Местный суд не вправе был судить немцев и не мог разбирать дела «по преступлениям, затрагивающим интересы германской империи».

Гражданские иски, в которых хотя бы одной из сторон являлся немец, местные суды могли рассматривать только при условии, что он давал на это согласие.

В крупных населенных пунктах суды находились в ведении городской управы. К функциям ее общего отдела, согласно немецкой инструкции, относились: «право, суд, адвокатура, нотариат, подданство, загс, снабжение населения продуктами питания…» ⁷.

Бургомистр, возглавлявший ее, являлся должностным и административным руководителем всех подчиненных ему чиновников, организаций и учреждений. Он имел право накладывать административные взыскания на население подведомственного ему района. На допросе в НКГБ бургомистр Пскова Василий Максимович Черепенькин заявил: «Да, я был председателем суда, председателем общества взаимопомощи, директором музея. Но на все эти работы я шел только из любви к русскому народу.

Занимая все эти должности, я был только русским для русских. Законы наши русские распространялись только на русских, немцы, проживавшие до этого в России, под эти законы не подпадали, и их судить мы не имели права. Председателем суда меня никто не избирал, я сам был назначен на эту должность согласно выпущенному немцами положению о судах. В суде рассматривались дела, за которые полагалось не более 3000 рублей штрафа. О принудительных работах, тюремном заключении наш суд не имел права выносить решения» ⁸.