Нацистская пропаганда против СССР. Материалы и комментарии. 1939-1945

Я знал, как обстоит дело с железнодорожными линиями на Алтае и вообще в СССР, и промолчал.

– Выпьем за строительство социализма. – Он чокнулся со мной стаканом водки, и я невольно подумал о пролетариях на нижней палубе, на чьих спинах мы, пассажиры первого класса, сидели.

– Взгляните на рыбаков вон там на берегу, которые должны ловить рыбу согласно московским планам, – сказал я. – Они тоже верят в социалистический рай? Они ждут уже пятнадцать лет исполнения своих желаний, товарищ профессор, и сегодня им приходится хуже, чем раньше. Конечно, им и раньше было не позавидовать, им нужно было ловить рыбу и ее продавать; но пара копеек имела все-таки смысл, они могли даже если и не многое, но кое-что купить. Сегодня, как и раньше, они ловят рыбу, но теперь они должны выполнять предписанный им слишком высокий план, а деньги, которые они получают, не имеют цены.

– Дорогой товарищ, почитайте вы, наконец, газеты! Как счастливы эти люди! И как счастливо будут жить их дети и внуки! Собственно, мы этого уже достигли. Первого января, когда начнется второй пятилетний план, уровень жизни этих людей увеличится втрое. Сталин это четко сказал. Вы должны читать газеты. То, что вы видите своими глазами, создает у вас неправильное представление о нашей системе!» [21]

Совет читать газеты вместо того, чтобы делать выводы из увиденного, Волтерс слышал неоднократно. Он даже приводит услышанный им анекдот на эту тему: учитель рассказывает в классе, что на Тверской улице построена новая фабрика. Ученик: «Я живу напротив, там уже пять лет один только забор». Учитель: «Дурачок, читай газеты, там это написано черным по белому».

21

Op. cit. S. 66-67.

Впрочем, безудержный фанатизм излучали в основном члены партии. На вечеринках, которые устраивали знакомые Волтерса, партийцев чаще всего не было – «потому что тогда невозможна была искренность в общении и редко возникало радостное настроение. Но между собой мы могли беседовать о Гитлере и Сталине, о государстве, религии и о многом другом. В целом нечлены партии были настроены против режима, но определенный национализм не позволял им отрицать все от начала до конца. Все, однако, постоянно повторяли: «Да, пока еще плохо, но подождите первого января, тогда начнется второй пятилетний план, и тогда, как обещал Сталин, жизнь станет намного лучше». Действительно ли они в это верили, я не знаю. Диктатор пользовался уважением, но его командиры в провинции, партия и ГПУ вызывали ненависть и страх. Принуждение и ограничение свобод тяжело давили на всех и заставляли вопреки пропаганде и обещаниям ненавидеть систему» [22] .

22

Op. cit. S. 104-105.

Это очень любопытный психологически момент. Индустриализация была начата под заведомо лживым лозунгом скорейшего экономического развития страны и улучшения уровня жизни. Реально же было запланировано нечто обратное – ускоренное строительство тяжелой и военной промышленности любой ценой, не считаясь с потерями и за счет снижения уровня жизни населения до физически возможного минимума. И, помимо прочего, за счет практически полного прекращения производства товаров народного потребления. Людей обманом и насилием заставляли заниматься работой, которая заведомо не могла принести им никакой пользы.

Волтерсу, наблюдавшему безумную сталинскую экономику со стороны, был очевиден блеф, но его советские знакомые, далеко не все дураки и далеко не все члены партии, странным образом верили в обещанное Сталиным волшебное повышение уровня жизни в момент окончания первого пятилетнего плана. Такое тотальное одурачивание массы взрослых людей казалось ему невероятным. Но насчет судьбы следующего поколения у Волтерса сомнений не было: «Бедные дети вырастают в яслях, детских садах и школах (если таковые имеются в наличии и если родители благодаря своему положению или членству в партии имеют к ним доступ) и с самого начала получают такую прививку коммунизма, что приобретают иммунитет ко всему, что исходит не от Сталина» [23] .

23

Op. cit. S. 139.

На встречу нового, 1933 г. Волтерс был приглашен к своему шефу: «Это был печальный праздник. Мы все надеялись как минимум получить задержанную зарплату за ноябрь. Этого не произошло, и на столе были только водка с селедкой и немного черного хлеба. Ночью мы ждали речи Сталина по радио. Ведь первый пятилетний план был победоносно завершен! Со времен пролетарской революции протекли пятнадцать долгих голодных лет. Первого января 1933 г. должно было наступить тройное улучшение жизненного уровня – это пообещал никогда не ошибающийся вождь. С верой в выполнение обещания 160 миллионов пролетариев перенесли голодные годы. 160 миллионов пролетариев ждали обещанного. Произошло же нечто иное» [24] .

24

Ibid. S. 116.

Уже первого января на производстве резко усилились меры по поддержанию дисциплины и борьбе с прогулами. А еще через несколько дней была издана серия указов, «которые только усилили нищету и принуждение... Из слов Сталина следовало, что новый год будет годом передышки и отдыха. Но указы, которые предшествовали речи, говорили другим языком. Катастрофа с производством зерна принесла не всеобщее облегчение деревне, чего мы все ожидали, а, наоборот, ужесточение. Малейшая еще остававшаяся в деревне личная собственность должна была быть без остатка ликвидирована» [25] .

25

Op. cit. S. 117.

Целая серия ударов обрушилась на несчастных людей. Сначала понизили на 10% зарплату. В условиях инфляции это было особенно болезненно. Потом были резко уменьшены рационы продуктов питания. Иностранцам норму выдачи хлеба по карточкам сохранили, а русским урезали вполовину – с 800 до 400 граммов в день. При этом неработающие жены рабочих и служащих были совсем лишены хлебных карточек. Затем началось тридцатипроцентное сокращение персонала.

Проводилось оно необыкновенно жестоко. В тот момент, когда служащего увольняли – а происходило это без предварительного оповещения, в течение 24 часов, – у него отнимали хлебные карточки, так что, если у него были деньги, ему приходилось покупать на рынке хлеб, который стоил в 20 раз дороже, или обращаться за помощью к работающим друзьям. Смысл отнятия карточек состоял в надежде на то, что все уволенные немедленно зарегистрируются на бирже труда. Но это делали только те, кого голод совсем хватал за горло. Потому что с биржи труда путь вел не обратно на предприятия Новосибирска... а в сибирские провинции, в совхозы или промышленные районы у подножия Алтая. Это означало пожизненный принудительный труд, потому что оттуда не было пути назад. Жилья там хватало едва на 10% работающих. Остальные ютились в палатках, землянках и дощатых будках. Все хотели работать в больших городах, а еще лучше в Москве. Положение с жильем всюду было катастрофическим, но снабжение продуктами, а в особенности одеждой и обувью было там несравнимо лучше, чем во «фронтовых» районах Сибири и уж тем более в деревне. Чем меньше предприятие, чем меньше в нем число работающих, тем хуже снабжение.

Многим внезапно уволенным, однако, удалось устроиться на других предприятиях Новосибирска... Тогда Москва изобрела новый способ, который поднял на ноги сотни тысяч и заставил их «добровольно» отправиться в провинцию. Способ назывался – «паспорт». Людей больше не увольняли, их заставляли маршировать самостоятельно. Началась выдача паспортов, и те, кто к определенному времени не получал паспорта, должен был в течение трех дней покинуть город, в котором он работал. Москву и другие большие европейские города наводнили тысячи безработных. Те, у кого больше не было денег, регистрировались на бирже труда и отправлялись в угледобывающие районы и совхозы. Те, у кого еще оставались деньги, сами ехали искать работу в маленькие города. Так началось настоящее переселение народов. «Многие из моих русских знакомых приютили у себя друзей из европейской части России... Вскоре и у нас началась выдача паспортов, и город стал трамплином на пути в... угледобывающие, рыболовные и золотодобывающие районы далеких сибирских степей. Многие из моих близких знакомых должны были покинуть Новосибирск. В середине зимы их выкидывали из жилищ на улицу» [26] .

26

Op. cit. S. 121.

Значение введения в январе 1933 г. паспортной системы Вольтерс понял совершенно правильно – принудительные миграции. Это была одна из самых зверских сталинских мер по изгнанию из городов «ненужного населения» и превращению его в фактических рабов на строительстве тяжелой и военной промышленности или в ставшем государственным сельском хозяйстве.

Градостроительство и архитектура

Волтерс приехал в СССР не только в разгар страшной человеческой трагедии, но и в роковой момент для советской архитектуры. Именно весной 1932 г. Сталин запретил в СССР современную архитектуру и приказал ввести классицизм. Вплоть до этого времени конструктивизм с восторгом и не без оснований воспринимался ведущими западными архитекторами как официальный и единственный советский государственный стиль, а левое направление в архитектуре ассоциировалось с левой государственной политикой. Это подогревало симпатии к советскому строю и коммунизму.

Когда советское правительство стало набирать иностранных специалистов для помощи в реализации первого пятилетнего плана, в СССР приехало несколько крупных архитекторов. Их основной задачей было строить «социалистические города», которые должны были возникнуть вокруг новых промышленных предприятий. Во всяком случае, западные архитекторы предполагали, что это будет так и что СССР нуждается в западном опыте строительства дешевого и комфортабельного жилья. Вероятно, вначале этого не исключал и Сталин. Но когда (очень быстро) выяснилось, что для закупки западных технологий нужно выжать из страны все соки, идея жилого строительства на западный манер начала стремительно умирать.