Нацистская пропаганда против СССР. Материалы и комментарии. 1939-1945

Множество других экспонатов из советского рая дополняют картину быта среднего большевистского гражданина.

Особого внимания заслуживает кабинет врача, на примере которого ясно, какой возмутительной ложью была большевистская пропаганда об «образцовых социальных условиях» в Советском Союзе. Эта врач, которая из-за отмены частной собственности была исключительно плохо оплачиваемой государственной служащей, зарабатывающей 400 рублей, обитала в трех комнатах, одна из которых служила жилым помещением, другая приемной и третья – лечебным кабинетом. Набор лекарств и инструментов, операционный стол и весь прочий инвентарь были примитивны, насколько это возможно, и ни в чем не соответствовали необходимым гигиеническим требованиям. При всем том эта врач должна была обслуживать район с 30 тысячами жителей, многим из которых приходилось проделать дневное путешествие, чтобы до нее добраться.

Глава 4 ВЗГЛЯД БЕЖЕНЦА

Книга Николая Игнатьевича Киселева-Громова «Лагеря смерти в СССР»

Основным источником информации о советской репрессивной системе (если не считать официальных советских данных) были в 20 – 40-х гг. показания очевидцев и беженцев из СССР.

В книгах иностранных специалистов, работавших в СССР на стройках первой и второй пятилеток, почти всегда упоминаются заключенные и депортированные крестьяне, работавшие на тех же стройках.

Еще больше было людей, побывавших в шкуре заключенных, а потом бежавших из СССР, а иногда даже сначала из лагеря, а потом из СССР. Многие из них тоже писали книги или делились своими впечатлениями с журналистами.

Например, одна книга, с выразительным названием «Величайшее рабство в мировой истории» [57] , вышедшая в 1942 г., была написана по рассказам австрийского марксиста Каэтана Клюга. Клюг приехал в СССР в 1935 г., был арестован в 1936 г., освободился из лагеря после пятилетнего заключения в 1941 г. и вместо того, чтобы прибыть на предписанное ему место жительства Балаклаву, незаконно приехал в Москву. 18 июня 1941 г., за четыре дня до начала военных действий, Клюг прорвался в немецкое посольство в Москве. Он был интернирован вместе со всем персоналом посольства и оказался в Германии.

57

Die gr"osste Sklaverei der Weltgeschiclite. Tatsachen Bericht aus den Strafgebietenh der G.P.U. Von Kajetan Klug. Ausgezeichnet von Karl Neuschler. Berlin, 1942.

Книг, написанных бывшими немецкими или русскими заключенными, довольно много.

Работа Николая Игнатьевича Киселева-Громова «Лагеря смерти в СССР» представляет на этом фоне особый интерес. Она написана не бывшим заключенным, а бывшим сотрудником ОГПУ, работавшим в знаменитом Соловецком лагере в конце 20-х гг. и бежавшим на Запад в 1930 г.

Автор книги служил в инспекционно-следственном отделе СЛОН (Северные лагеря особого назначения) и в штабах военизированной охраны лагерей. Поэтому он имел представление о системе лагерей в целом и доступ к статистическим данным.

На русском языке книга Громова была в сокращенном виде издана в Шанхае в 1936 г. [58] В 1938 г. вышло ее немецкое издание [59] , почти вдвое большее по размеру, чем русское. Видимо, перевод делался не с русского, отредактированного варианта, а с оригинальной рукописи.

В книге описывается ранний «догулаговский» период существования советских концентрационных лагерей, до сих пор малоизвестный. Тем большее впечатление книга могла произвести на читателей 30-х гг.

58

Киселев-Громов Н.И. Лагеря смерти в СССР. Шанхай, 1936.

59

Kisselev-(Gromow) N.I. Die Totenlager in der USSR. Karlsbad – Leipzig, 1938.

Отрывки из книги приводятся по русскому изданию 1936 г. с предисловием Сергея Маслова.

Н.И. Киселев-Громов ЛАГЕРЯ СМЕРТИ В СССР Великая братская могила жертв коммунистического террора Книгоиздательство Н.П. Малиновского Шанхай, 1936 г.

Предисловие

Лагеря смерти – это Северные лагеря особого назначения Объединенного политического управления. Их сокращенное название СЛОН ОГПУ, или еще короче – СЛОН.

В России и за границей, в разговорном языке и литературе их обычно именуют Соловецкими и просто Соловками. Эти названия – когда-то верные, теперь – анахронизмы.

В 1923 г., когда Архангельский концентрационный лагерь с материка был переведен на острова, он действительно превратился в Соловецкий. Его площадь тогда ограничивалась лишь группой Соловецких островов (Большой Соловецкий, Большой и Малый Муксольм, Заячий и Анзер). Вскоре лагерь переполз обратно на материк и на нем, как спрут, начал распластываться во всех направлениях. В начале 1930 г. Соловецкие острова тонули в площади, на которой расползся прежний Соловецкий лагерь. В административном смысле на севере Европейской России уже в 1929 г. было семь лагерей; на Соловецких находился лишь один из них... Исчезло и второе основание для прежнего названия: в конце лета 1929 г. Управление СЛОНа (сокращенно УСЛОН), находившееся до того времени на Большом Соловецком острове, перебралось на материк, в город Кемь, и на острове осталось только управление одного из лагерей. Так прежде единственный лагерь разросся в целый комплекс лагерей; соответственно переменился и переместился его центр. Прежнее название теперь неверно: оно незаконно и сильно сужает границы владения, в котором работают подлинные рабы и хозяйствует смерть.

В противоположную ошибку впадает автор настоящей книги: он преувеличивает территорию СЛОНа, включая в нее и туркестанский лагерь с центром в Алма-Ате (бывший город Верный). Последний является независимым от СЛОНа и как самостоятельная единица входит в общероссийскую сеть лагерей особого назначения.

Автор настоящей книги – Николай Игнатьевич Киселев принадлежит к «третьей эмиграции». Как вся она, он – недавний «совработник», но, в отличие от большинства ее, он не пассивный «невозвращенец», а «активный» эмигрант: в последнего он превратился, нелегально перейдя 21 июня 1930 г. границу и очутившись в Финляндии. О своей предшествующей службе он рассказал в автобиографии, из которой мы заимствуем приводимые ниже сведения о нем.

В период Гражданской войны Киселев служил добровольцем в 1-м конном полку имени генерала Алексеева. При эвакуации Новороссийска был брошен своей частью в госпитале, в котором лежал после ранения ноги. Так оказался он во власти 22-й советской дивизии, занявшей Новороссийск. Спасая жизнь, объявил себя красноармейцем Карповым, отбившимся от части (2-го Кубанского революционного батальона). Под этой фамилией ему удалось устроиться делопроизводителем культурно-просветительной части в политическом отделе дивизии; под ней он жил и во все последующие годы до перехода русско-финской границы...

Дальнейшая служба Киселева протекала в особом отделе той же 22-й дивизии, затем в чрезвычайных комиссиях разных городов Северного Кавказа. Во всех них он был начальником секретных отделов, ведших борьбу с антисоветскими партиями и духовенством. В 1924 г. ему удалось уйти со службы, но не прошло и месяца, как он был вызван административно-организационным отделом ОГПУ и, после недолгого разговора, был снова водворен на прежнюю «работу». В 1927 г., после одной ревизии, обследовавшей деятельность сотрудников ОГПУ, он был обвинен в «халатности» и отправлен в наказание на службу в Управление СЛОНа. Там он служил в течение трех с половиной лет в инспекционно-следственном отделе (ИСО) и в штабе военизированной охраны лагерей. «Бежал я за границу, – пишет автор, – не потому, что мне у большевиков жилось материально плохо, и не для того, чтобы за границей найти материально лучшую жизнь... Бежал я и не потому, что крысы всегда бегут с гибнущего корабля: советский корабль довольно крепок и тонуть он пока что не собирается; наоборот, он ежечасно готовится к тому, чтобы топить корабли капиталистической конструкции... Я бежал за границу, чтобы целиком отдать свою оставшуюся жизнь, знания и опыт на дело освобождения России от большевиков».

Настоящая книга представляется автору его первым вкладом в эту борьбу.

Книга Киселева, превосходя все, до сих пор написанное о лагерях смерти, не свободна, однако, от ошибок, порою весьма грубых.

Мы уже указали, что автор ошибочно относит лагерь в Алма-Ате к СЛОНу. В его рукописи мы обнаружили затем ряд противоречивых цифр о СЛОНе и должны были совершенно удалить их. При выяснении причин, породивших «неувязки» в цифрах, мы установили, что в рукопись цифры были внесены не по записям автора, вынесенным из России, а по памяти. Это обстоятельство заставляет нас рекомендовать читателю не принимать оставшиеся в книге цифры как совершенно точные. Память явно изменяет автору и в ряде других важных случаев. Сюда относятся данные автора об уроке заключенного при лесозаготовительных работах. Он определяет урок в 35 деревьев на одного заключенного в день. Эта норма физически невыполнима. В показаниях крестьян Южной России (в брошюре «Соловецька каторга») она определяется в 34 дерева в день на трех человек; генерал Зайцев в своей книге «Соловки» указывает 13 деревьев как ежедневный урок одного заключенного. По-видимому, правильной следует считать норму, единогласно названную несколькими крестьянами Южной России: 34 дерева в день на трех человек (срубить, очистить от сучьев и коры и разрезать на куски установленной длины). Кажется, ошибается автор, говоря о четырех категориях заключенных по их трудоспособности: печатные источники и наши личные расспросы говорят о трех категориях 1) не способные ни к какой работе; 2) неспособные к физической работе; 3) пригодные для всех работ. При личных расспросах автор настаивал на существовании четырех категорий, но был не в состоянии указать, какие же лица относятся к первой категории; не указывает он этого и в своей книге. Сомнение вызывает и количество хлеба, выдаваемого заключенному на лесных работах; по автору, оно равняется одному килограмму в день, все остальные источники показывают или два фунта, или 800 г, то есть величины совпадающие.