Над уровнем моря

А двое, сидевшие рядом со мной, спокойно о чем-то разговаривали! В паузу я очень вежливо попросил соседей сидеть молча. Они согласились, но через некоторое время я снова услышал их голоса. Это было невыносимо. Я огляделся и заметил, что другие как будто не обращают на них внимания. Вдруг женщина зашептала: "Черчилль. Черчилль-то какой! Смотри!" И я уже не видел фильма, видел только соседей. Они без стеснения обменивались впечатлениями, показывали руками на экран, даже заспорили между собой - короче, вели себя, как дома у телевизора.

– Да перестаньте вы наконец!
– не выдержал я.

– Вы же не у себя в квартире!

Они смолкли, словно оглушенные, но женщина тут же набросилась на меня:

– А вы не слушайте чужих разговоров! Развесили уши! Ему мешают!.. Садитесь на первый ряд, если плохо слышите!..

И так далее и тому подобное. Замолчать таких не заставишь, возражать дело пустое, а слушать противно и стыдно. К счастью, она быстро выдохлась, но радоваться было рано.

– Ты был там?
– задышал вдруг мужчина мне прямо в ухо. На экране в это время наши танки входили в Вену.
– Ты там был? Нет? Ну вот, а еще кричишь. А я эту Вену брал! Понял? А ты кто такой? Где ты был? Где? Молчишь?

– Мой отец погиб в Вене, - тихо сказал я, чувствуя, что больше уже ни слова не смогу произнести - разрыдаюсь.

– Если сын такой хам, то и отец, наверно, был свинья!
– сказал он, будто подвел окончательный итог, и заскрипел креслом.

Я размахнулся и наотмашь ударил его по лицу. Люди впереди обернулись и, видимо, ничего не поняв, продолжали смотреть на экран. А я уже не видел экрана, не слышал голоса диктора, трясся, как на вибростенде.

– Ну что ж, - услышал я срывающийся голос соседа.
– Ты, я вижу, смелый. Но я тебя проучу. Ты меня запомнишь. Выйдем сейчас, поговорим.

Экран погас, и я встал.

– Я покажу тебе, как распускать руки!
– сказал он, но в голосе его я почувствовал не силу, а власть.
– Идем! И он попытался схватить меня за рукав.

– Не трогайте!

– Я отведу тебя, куда следует!

– Почему "я" и почему "отведу"? Пойдем вместе. У выхода рядом с нами оказался какой-то хорошо одетый человек, он вполголоса заговорил с моими соседями.

– Кто он такой?
– услышал я.

– В милицию, в милицию его!
– закричала женщина. В милиции нас встретили удивленно - было около двенадцати часов ночи. И вежливо. У вошедших за мной деликатно осведомились, что случилось. Странно, почему об этом не спросили меня?

– Заберите хулигана!
– тоном приказа сказал мужчина.
– Пусть до утра посидит.

– А что он сделал?
– У лейтенанта изменилось выражение лица, и он засуетился, усаживая супругов.

– Ударил человека в кинотеатре.

– Вы спросите у него, за что я его ударил!

– Ваши документы!
– Дежурный нетерпеливо протянул РУКУ.

Я развернул и хотел показать удостоверение, но лейтенант вдруг вырвал корочки у меня из рук.

– Не надо, товарищ, - устало сказал я и тоже сел на скамью.
– Вы же на работе.

– Сами распускаете руки, а нас пытаетесь воспитывать!

– Я не воспитываю вас, но все же сначала надо выяснить, кто виноват.

– Разберемся завтра, - решил лейтенант, рассматривая мое удостоверение.
– Гражданин Крыленко! К девяти часам утра быть здесь с письменным объяснением. Удостоверение останется, завтра на работу не пойдете. Все.

– Зачем хулигана отпускаете?
– воскликнул мужчина.

– Никуда не денется, - сказал лейтенант.
– Извините, а вы будете писать заявление?

– Да, сейчас же.

Я пошел в общежитие, думая о том, почему у этого типа не потребовали документы. Что сей сон значит? Ребята уже спали. Я выпил бутылку кефира и сел писать объяснение. Разволновался, накатал девять страниц и лег. Утром я коротко рассказал ребятам и дал почитать объяснение.

– Ну, ты даешь!..
– сказал Игорь Никифоров.
– Тебя бы замполитом в армию...

Когда я сдал объяснение, меня попросили подождать минутку, но я просидел часа два. Потом провели в кабинет начальника отдела. Пожилой майор со шрамом через всю щеку глянул на меня равнодушно, как на вещь.

– Я внимательно прочел и это заявление и ваше объяснение. Вы ничего тут не придумали? Что-то не верится. Он ведь тож'е воевал. Как мог фронтовик, солдат оскорбить память солдата?

– Об этом надо у него спросить, а не у меня!

– Скажите, а как вы докажете, что не были пьяны?

– Это уж слишком, товарищ майор! Я был трезв, как пучок редиски.

Он улыбнулся одной стороной лица.

– Вы не встречалась с ним раньше?

– Нет.

– И не знаете, кто это?

– Знаю, - сказал я.
– Негодяй.

– Это наш новый председатель райисполкома. Вон оно что! Уж этого-то я не предполагал. Это мне сове оставить последнее слово за собой.
– Хорошо, я демагог! Но прошу вас, объясните мне, в чем состоит моя демагогия?

– Вы же сами сейчас назвали себя демагогом!

– Вот с вашей стороны это действительно демагогия!
– закричал я, и у меня появилось неудержимое желание схватить со стола письменный прибор со спутником и стукнуть Дзюбу по голове - будь что будет! Или себя - по воспаленным мозгам, чтобы затмить все.

Усилием воли я взял себя в руки, подумал, не схожу ли я действительно с ума? Дзюба, вероятно, заметил, что со мной что-то необычное, мгновенно переменился, стал предупредителен и вежлив. Он подвинул сигареты и сказал, что на следующее заседание парткома придет сам Смирнов и со мной, как с некоторыми другими инженерами, он хочет поговорить предварительно.

– Странно, откуда он тебя знает? Я ничего не докладывал... Ты уж там смотри, не ерепенься, - предупредил он, почему-то переходя на "ты". Кстати, что у тебя там за история в милиции?

– Дал пощечину одному мерзавцу, - 'неохотно сказал я, отметив про себя, что секретарь, оказывается, не знает подробностей.

– Что-о-о? Драка в общежитии?
– приподнялся он.
– Этого еще нам не хватало!

– Да нет, в кино дело было.

– Тогда другой коленкор. С кем же ты поцапался, с хулиганами?

– Нет, с мэром нашего района.

– С кем это?

– С предрайисполкома.

Дзюба испуганно отшатнулся, а когда я коротко объяснил, что произошло, сказал: