Над законом
Шрифт:
Она затихла, совершенно перестав понимать что бы то ни было. Ясно было только одно – она позволила втянуть себя в какую-то опасную авантюру, но теперь обратного хода, похоже, не было.
– Порядок, – сказал Илларион, – теперь мычите.
Она осторожно замычала и через несколько шагов почувствовала, как ее передают с рук на руки, и немедленно стала мычать по-настоящему и бить ногами куда попало и почти сразу угодила во что-то мягкое, отозвавшееся шипением и приглушенным латышским ругательством. Ее погрузили на заднее сиденье какого-то высокого автомобиля, в темноте похожего на «джип», но с каким-то
… Пересадив Викторию и сопровождавших ее латышей в другую машину и проводив взглядом удаляющиеся габаритные огни, Илларион некоторое время сидел, отдыхая и неторопливо покуривая.
Докурив сигарету до фильтра, он со вздохом вынул из бардачка сотовый телефон и набрал знакомый номер. Трубку долго не поднимали – Мещеряков, конечно же, спал как убитый, несмотря на нервную работу и бессонницу, на которую непрерывно жаловался. Илларион терпеливо ждал, считая гудки и с интересом прислушиваясь к собственным ощущениям. Было что-то не вполне реальное в этом звонке из погруженной во мрак ночной чащи. В кабине было темно, светилась лишь приборная панель да мягко мерцал дисплей телефона. Тихо урчал на холостых оборотах двигатель, и в свете подфарников бестолково толклась ночная мошкара.
На двенадцатом гудке трубку, наконец, сняли, и заспанный голос Мещерякова невнятно бормотнул:
– Слушшш-щеряков.
– Доброе утро, полковник, – сказал Илларион.
– Ну конечно, – от злости полковник, похоже, моментально проснулся, – ну естественно! Кто же это еще может быть? У тебя часы есть, или вы с Борисычем их на самогонку обменяли? Я, к твоему сведению, пятнадцать минут назад заснул…
– Не шуми, Андрей, – сказал Илларион, – время поджимает.
– Так, – сказал Мещеряков нормальным голосом. – Во что ты там влип?
– Это долго объяснять. Запомни: завтра.., точнее, сегодня рано утром из Москвы в наши края выедет мебельный фургон. Запиши номер.., так… есть? Отлично. Среди мебели будет предпринята попытка провезти крупный груз редкоземельных элементов. С этой машиной надо поступить так…
Некоторое время он объяснял, как надо поступить с машиной. Мещеряков, вопреки обыкновению, слушал не перебивая, а когда Илларион закончил, сказал только:
– Да, большая была корова.
– Какая еще корова? – спросил Илларион, глядя на часы.
– Та, которая наложила кучу, в которую ты вляпался, – пояснил полковник.
– После коров, чтоб ты знал, остаются не кучи, а блины, – отпарировал Илларион. – Эх ты, зоолог.
Ты все сделаешь?
– А еще позже ты позвонить не мог? – недовольным тоном спросил Мещеряков. – Где я теперь кого найду?
– Не стреляйте в пианиста, – сказал Илларион, – он играет, как умеет.
– Ладно, пианист, – вздохнул полковник. – Смотри там, под пулю не подвернись.
– Как это? – спросил Забродов. – Это, что же, на землю надо лечь? Вы что, она же грязная!
– Освободи провод, шут. Мне звонить надо… Ох, и наслушаюсь я сейчас!
– Сочувствую. Боюсь, что я тоже.
Не дожидаясь ответной реплики, Илларион отключился, справедливо полагая,
что долгие проводы – лишние слезы. После разговора на душе стало легче – теперь он был не один.– Вот теперь, отцы, – вслух сказал Илларион ночному лесу, – мы с вами поиграем в кошки-мышки.
Он включил зажигание и, ломая кусты, без дороги повел «лендровер» в сторону Выселок. Теперь оставалось только принять необходимые меры предосторожности и ждать вечера, когда в условленном месте они с Ирмой должны будут принять груз.
Ирма ждала его на поляне в километре от поселка, зябко кутаясь в коротенькую кожаную куртку.
Когда «лендровер», тускло поблескивая фарами, с приглушенным треском выкатился из леса, она пошла ему навстречу. Илларион заглушил двигатель и открыл дверцу.
– Что это значит? – спросила она, забираясь в кабину. – Какие-то идиотские записки… Что я тебе, девочка – по свиданкам бегать?
– Тише, тише, не шуми, – сказал Илларион. – Принесла?
Ирма молча вынула из-за пазухи и сунула ему в руки бутылку водки. Илларион зубами сорвал с бутылки колпачок и протянул ее обратно.
– Отхлебни.
– Совсем ошалел? Доярку себе найди, придурок.
– Да нужна ты мне… Отхлебни, прошу как человека. Мне алиби нужно.
– Ты, вообще-то, соображаешь, что несешь? Тебе алиби, а мне что?
– Денег могу дать.
– Я же говорю, найди доярку.
– Уф-ф-ф… Ну, давай начнем сначала. Давай так: я не собираюсь тебя спаивать и пользоваться твоим беспомощным пьяным состоянием, мне просто нужно, чтобы.., ну, чтобы все думали, что так оно и было.
– А ты что, импотент?
– А ты тяжелый человек.
– На том стоим. Ладно, давай сюда.
Она отняла у него бутылку и одним махом отпила примерно четверть. Пока она кашляла и отплевывалась, Илларион заботливо колотил ее по спине, на всякий случай держа бутылку на отлете.
– Ну, как ты? – спросил он, когда она немного успокоилась.
– Бывало хуже. Что ты натворил-то, красавец?
Глаза у нее уже немного расфокусировались, это было видно даже в полумраке кабины, и Илларион пошел по линии наименьшего сопротивления, то есть сказал правду – точнее, почти правду.
– Украл наложницу Старика, – признался он и, не дожидаясь реакции собеседницы, запрокинув голову, влил в себя все, что оставалось в бутылке.
После этого он поспешно запустил двигатель и тронул машину с места.
– Извращенец, – заплетающимся языком сказала Ирина.
– Ничего подобного, – возразил Илларион.
Щеки уже начинали понемногу деревенеть, и появилось желание выпячивать челюсть, что было тревожным признаком. Он прибавил газу. – Просто жаль девчонку.
– Вон как… Не пойму, куда ты так торопишься? Останови, давай покурим…
– Давай покурим дома. У меня вдруг появилось предчувствие, что если я сейчас остановлюсь, то мы здесь и заночуем.
– Чем плохо?
– Не выспимся, а завтра трудный день. И потом, должен же я хоть раз за двое суток полежать в постели?
– Один? Всегда один? Нет, ты извращенец.
– Слушай, ты что, правда такая пьяная?
– Не правда. Просто вхожу в роль. А она как – ничего?
– Кто?
– Да эта.., ну, которую ты умыкнул.
– Красивая. Но.., как бы тебе сказать.., слишком маленькая, что ли.