Надеюсь и люблю

– Все плохо, да?

Лайем присел рядом, его колени уткнулись в край журнального столика. Истрепанный номер иллюстрированного журнала медленно сполз на пол. Лайем пытался собраться с мыслями и облечь их в нужную словесную форму. Наконец он вымолвил:

– У нее остановилось сердце.

– Боже мой… – перекрестилась Роза.

– Они быстро реанимировали ее, а это очень важно…

– Может быть, ты можешь ей помочь? Наверняка есть какое-нибудь лекарство…

– Ты вдруг поверила в медицину, Роза? – печально улыбнулся он.

– Что же нам делать? – без улыбки спросила она.

Лайем давно ломал голову над этим вопросом, понимая, что это лишь начало. Оно предшествует трагедии с той же неотвратимостью, с какой сумерки предшествуют ночи.

– Единственный момент просветления наступил, когда мы говорили с ней о Джулиане. – Лайем сам удивился тому, насколько равнодушно произнес ненавистное имя.

– Да. Но возможно, это просто совпадение.

– Один раз – да. Но если дважды, то это уже не случайность. Помнишь, она заплакала? Я уверен, что так она отреагировала на его имя.

– Но с тех пор мы повторяли его сотни раз. Я рассказывала ей историю их знакомства. И ничего.

Лайем вздохнул. Именно это отсутствие результата заставляло его страдать от бессонницы, ворочаться до рассвета в холодной и пустой супружеской постели. Он не Переставал думать о тщетности их усилий, и когда покров ночи отступал перед дневным светом.

Ценность человека. Все сводится в конечном итоге к ней. Любой ход мыслей приводил его к одному и тому же результату.

– Мы должны попробовать что-то другое, Роза. Что-нибудь более действенное. Она не отвечает на наши голоса. А время идет, и его осталось совсем мало.

Он почувствовал, что теща обернулась к нему, но продолжал сидеть, глядя прямо перед собой и задумчиво крутя на пальце тонкое обручальное кольцо, которое носил не снимая уже десять лет.

– И что ты собираешься делать? – спросила Роза.

Лайем чувствовал, как она встревожена: ее голос дрогнул в середине фразы. Без сомнения, Роза догадывалась, что он ответит.

– Я собираюсь позвонить Джулиану и попросить его приехать. Он должен поговорить с ней.

– Ты не можешь так поступить! – Роза задохнулась от изумления.

Лайем повернулся к ней. Ее лицо было бледным как полотно, а глаза чернели на нем, как потухшие угли.

– Ты знаешь, что у меня нет выбора, – напомнил он. Она рассмеялась. Ее смех дребезжал, как звон треснувшего бокала.

– Но он… опасен.

– Ты думаешь, что он жестоко обращался с ней?

– Нет, конечно. Опасность заключается в том, что она очень сильно любит… любила его.

– Как по-твоему, он все еще любит ее? – Лайем притворился, что не заметил Розиной оговорки.

– Полагаю, он никогда ее не любил. – Она взглянула ему прямо в лицо. – Тебе не следует делать этого. Господь разбудит Микаэлу и вернет ее нам, если такова будет Его воля. А тебе надо позаботиться о семье. Этот человек может все разрушить. Микаэла давно сделала свой выбор. И тебе незачем вмешиваться, Лайем.

Роза впервые назвала его по имени, возможно, безотчетно. Эта неожиданная близость успокоила и утешила его, как ласковое материнское прикосновение.

– Мы с тобой не дети, Роза. Мы знаем, как легко совершить в жизни ошибку. Наверное, сейчас я впервые за свои пятьдесят лет так отчетливо понимаю это. Я могу позвонить Джулиану и дать своей жене шанс выжить. Или не звонить и потом терзаться оттого, что я, боясь потерять любовь Микаэлы, позволил ей умереть.

На глаза у Розы навернулись слезы.

– Я не смогу смотреть в глаза своим детям, да и себе самому, если страх помешает мне сделать правильный выбор, – продолжал Лайем. – Я позвоню Джулиану Троу. В той наволочке, которую я нашел у Микаэлы, есть телефон его агента.

– Интересно, – прошептала Роза, накрыв рукой его руку, – понимает ли она, как ей посчастливилось, что у нее есть ты?

– Она любила меня, Роза?

– Конечно. – Она сжала его руку.

– Так же, как его?

Роза помедлила с ответом, и в ее колебании Лайем Узрел горькую истину.

– Да, – ответила она с улыбкой, чересчур поспешной и радостной в сложившихся обстоятельствах.

– Тогда нам не о чем беспокоиться, – вздохнул Лайем.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Судьба любви такова, что ее всегда бывает или слишком мало, или слишком много.

Амелия Барр, «Красота лужайки для игры в боулинг»

Глава 12

Беверли-Хиллз. Эти два слова, каждое из которых в отдельности ничем не примечательно, подобно объединению икры и шампанского в некий гастрономический букет, вместе составляют синоним красивой жизни. В этом районе Лос-Анджелеса все кажется фантастическим; звездная пыль из соседнего Голливуда покрывает позолотой бренную землю. Роскошь, которая царит в этой точке земного шара, стала легендарной: отели из розового мрамора с телефонами, проведенными в бассейн; парковка при почтовом отделении, на которую отгоняют машины клиентов; столики в ресторанах, которые нельзя заказать ни за какие деньги; кроме того, здесь повсюду можно встретить знаменитостей. В этом городе мало кого называют по фамилиям, потому что в кругу избранных легко узнавать друг друга по именам – Харрисон, Голди, Брэд, Джулиан.

Но даже в замкнутом кругу этого изысканного, рафинированного и неприступного мира Джулиан Троу занимал особое положение. Он был не просто кинозвездой, а неугасаемым светилом на блистательном небосклоне Голливуда.

Когда-то он приехал сюда, как тысячи других юношей и девушек, не имея в своем распоряжении ничего, кроме прекрасных внешних данных и мечты о славе. Он хотел стать знаменитым и верил в то, что это когда-нибудь произойдет. Ему всегда все давалось легко – внимание общества, любовь женщин, – и он умел брать то, что само плыло к нему в руки.

Теперь он взлетел очень высоко. Самое приятное в славе для него было то, что она окрыляет. Джулиан отпустил педаль газа, и «феррари» послушно замедлила ход, а потом остановилась перед рестораном. Не успел Джулиан выйти из машины, как рядом с дверцей возник юноша в ливрее.

– Добрый день, мистер Троу, – улыбнулся он.

– Привет, малыш. – Не оглядываясь, он направился к двери, которая автоматически распахнулась перед ним.

– Добрый день, мистер Троу. Она уже за вашим столиком, – почтительно поклонился метрдотель.

– Спасибо, Жан-Поль. Когда будешь подавать счет, накинь пятьдесят баксов для швейцара и портье и сто для себя. Журнал «Пипл» может себе это позволить.

– Благодарю вас.

Жан-Поль проводил Джулиана за столик. Он знал, что опаздывает, но это было в порядке вещей. Журналисты и толпы поклонников повсюду преграждали ему путь, от них было трудно отбиться. Джулиан огляделся в поисках знакомых лиц – актеров, режиссеров, продюсеров.

К сожалению, время неудачное: между ленчем и обедом. Ресторан практически пуст. Это плохо.