Надежда Дурова
Шрифт:
«Я побежала к Алкиду, обняла его шею, положила голову на гриву, и ручьи слез брызгами скатывались с нее к его копытам. Добрая лошадь круто поворачивала голову свою, чтоб приблизить морду к моему лицу; она нюхала меня с каким-то беспокойством, била копытом в землю, опять приставляла морду свою к моей голове и трогала верхнею губою мои волосы и щеки; ржала тихонько и наконец стала лизать мне все лицо!.. Видимое беспокойство моего коня, моего будущего товарища, утишило печаль мою, я перестала плакать и стала ласкать и гладить Алкида, целовать его морду и говорить с ним, как то я делала с первого дня, как только батюшка купил его».
Надежда Андреевна называет Алкида «черкесским жеребцом». Иногда встречается и другое написание этого слова: «черкасские лошади». По некоторым данным, эта порода была широко распространена на Украине, на юге России (Новороссийская
Но представить себе, как выглядел Алкид, верный спутник «кавалерист-девицы», можно по описанию специалистов-коневодов, видевших последних черкесских лошадей в 1920–1925 гг. (Гуревич Д. Я., Рогалев Г. Т. Словарь-справочник по коневодству и конному спорту. М., 1991, с. 222). Они были невысокого роста – до 150 см в холке – и имели небольшую, пропорциональную голову, сухую и прямую, выразительные глаза, прямую шею, широкую грудь, длинную холку, круглый круп, сухие и правильно поставленные ноги, копыта иногда «стаканчиком», небольшую и негустую гриву и хвост. «Эти животные сильны, резвы, энергичны, цепки на горах, осторожны и имеют поразительную способность запоминать и ориентироваться на местности; слух их и обоняние не менее удивительны. Легко ходят нековаными, бывают привязаны к хозяину, очень выносливы и могут без корма долго идти под седлом».
Лошади имеют свои характеры, и характер Алкида Надежда Андреевна описала: «злой», «неукротимый», «неприступный». Он плохо подчинялся конюху Дуровых Ефиму, но привязался к юной наезднице, которая «решилась употребить все, чтобы приучить его к себе, и успела; я давала ему хлеб, сахар, соль; брала тихонько овес у кучера и насыпала в ясли; гладила его, ласкала, говорила с ним, как будто он мог понимать меня, и наконец достигла того, что неприступный конь ходил за мною, как кроткая овечка».
Едва ли девочка Надя знала в те годы инструкции по приручению и объездке лошадей. Однако по интуиции она выбрала самый правильный способ воздействия на жеребца. Вот что пишет об этом один из основателей современной высшей школы верховой езды англичанин Джеймс Филлис: «Влияние голоса человека на лошадь. Голос, конечно, только звук его, сильно действует на лошадь, то есть остается у нее в памяти. Говорите лошади нежные вещи строгим голосом, – она испугается; грозите ей мягким тоном, – она останется невозмутимой. Голос служит драгоценным помощником при дрессировке на свободе… Приучается лошадь к голосу легче всего, когда слышит его при награде и ласке. Этим путем к нему ее и следует приучать… Ласками не следует пренебрегать. Ласка и наказание лежат в основе обучения лошади, но применять ее, равно, как и наказание, надо умело. Ласка успокаивает лошадь, поощряет ее и устанавливает, до времени физического воздействия человека на лошадь, их прямое общение…»
Нет сомнения в том, что Дурова обладала врожденными способностями к дрессировке животных и к верховой езде. Эти способности проявились довольно рано.
В одном современном учебнике по конному спорту говорится: «В значительной мере успех обучения в конном спорте зависит от особенностей характера спортсмена. Любовь к лошади – необходимое условие для конника. Она лежит в основе всей целеустремленной работы спортсмена с лошадью наряду со знанием физических и психических возможностей животного. Отношение к лошади должно побуждать в процессе работы с нею делать лошади добро, облегчать ей выполнение нужного маневра, создавать хорошие условия жизни и защищать ее от неприятностей. Старательность – важнейшая черта для конника. Она является залогом хороших результатов обучения и тренировки. При работе с лошадью от конника требуется терпение, самообладание и трудолюбие… Поддержание равновесия, способность воздействовать на лошадь, элегантность облика зависят от особенностей телосложения каждого всадника. Рост взрослого всадника должен составлять около 160–170 см. В противном случае ему трудно подобрать подходящую лошадь. Для посадки важное значение имеют таз и бедра. Короткий и узкий таз облегчает посадку из-за низкого и устойчивого к сдвигам в сторону положения центра
тяжести. Хорошо, если бедра спортсмена длинные, с плоской внутренней поверхностью. Это дает оптимальную возможность для соприкосновения с боками лошади. Длинное, повернутое внутрь бедро, плотно прилегающее при прижатии седалища к седлу, обеспечивает правильное и прочное положение колена…»Эти рекомендации, адресованные тренерам, принимающим в секции конного спорта новичков, помогают лучше представить облик «кавалерист-девицы». Совсем не была она «кисейной барышней» конца XVIII столетия, томной, манерной, переменчивой в своих настроениях, изнеженной. Скорее всего, она напоминала наших современниц: спортивных и решительных. В них есть уверенность в своих силах и умениях, они способны на резкие поступки. Но это совершенно не характерно для барышень минувших эпох. Уж очень сильно они зависели от мужчин: отцов, братьев, мужей.
Надежда ни от кого не хотела зависеть.
Она была довольно рослой для своего времени девушкой (по полковым документам рост Дуровой – примерно 165 см), худощавой, с длинными ногами, узким тазом, узкими плечами, небольшой грудью, высокой шеей. Она имела правильную осанку, обладала достаточной физической силой и выносливостью. Все это впоследствии помогло ей справиться с большими нагрузками и хорошо освоить профессию кавалериста.
Впрочем, иногда дочери сарапульского городничего в голову приходила мысль, что ее выбор предопределен свыше. Она описывает гадание, которым развлекалась вместе со своими подругами на Святки. Девушки пытались узнать будущих женихов, выйдя в полночь из дома и наводя зеркало на месяц. Отражение в нем должно было подсказать, какого надо ждать суженого. Девушки передавали друг другу зеркало, рассказывая о причудливых видениях, и так оно дошло до юной Надежды:
«В ту же секунду услыхала я, что снег захрустел от чьей-то тяжелой походки; подруги мои взвизгнули и побежали; я проворно оглянулась: это был мой Алкид! Он услышал мой голос, оторвался от привязи и прибежал ко мне, чтоб положить свою голову на мое плечо. Ах, с каким восторгом я обняла крутую шею его!.. Я от души верила, что появление Алкида во время таинственного смотрения на месяц было предвещением, что я вступлю в то звание, которое было всегдашним предметом моих мыслей, желаний, намерений и действий…»
Жизнь Алкида и его служба в конном Польском полку не была легкой. По неопытности и горячности Надежда Андреевна вместе со своей лошадью нередко попадала в сложные ситуации. Черкесский жеребец выручал молодую наездницу, проявляя лучшие качества, заложенные в его породе.
Например, после боевых действий на берегу реки Пассарги в последнюю неделю мая 1807 года, когда полк неожиданно получил приказ покинуть место стоянки, а Дурова в это время спала и не смогла проснуться сразу из-за усталости, Алкид не бросил ее. Он постарался ржанием разбудить хозяйку, наклоняя к ней голову и ударяя копытом в землю. Дорогу к новому бивуаку Надежда Андреевна не знала и потому в отчаянии бросила поводья. Верный и умный конь сам пошел вслед за полком, быстро догнал его и встал на свое место – в колонну 4-го взвода лейб-эскадрона.
Поразительное умение ориентироваться на местности и чутье проявил Алкид 30 мая 1807 года при отступлении армии из города Гейльсберга. На этот раз «кавалерист-девица» одна очутилась ночью на равнине за городом, где днем шло сражение. Она едва не заехала в лагерь неприятельского войска. Спас ее Алкид, который, не слушая поводьев, пошел в другую сторону, пересек холмы и поле, усеянное телами павших воинов, и под утро все-таки добрался до русских позиций. Об этом Дурова самокритично написала: «Превосходнейший конь мой! У какой взбалмошной дуры ты в руках!..»
Жизнь жеребца оборвалась осенью 1807 года. При возвращении с водопоя он ускакал от своей хозяйки в поле и при прыжке через плетень с заостренными кольями упал на них животом. У него хватило сил вернуться на конюшню, но спасти лошадь было уже невозможно. Он умер на глазах у Надежды Андреевны, и она долго оплакивала его кончиу. Надо заметить, что эти строки, проникнутые глубокой сердечной болью, до сих пор волнуют читателей:
«Алкид! мой неоценимый Алкид! некогда столь сильный, неукротимый, никому не доступный и только младенческой руке моей позволявший управлять собою! Ты, который так послушно носил меня на хребте своем в детские лета мои! Который протекал со мною кровавые поля чести, славы и смерти; делил со мною труды, опасности, голод, холод, радость и довольство! Ты, единственное из всех животных существ, меня любившее! Тебя уже нет! ты не существуешь более!