Надежда все исправит
Шрифт:
— Хорошо, я спрошу по-другому, — сдалась я, — Не знаешь, зачем Антон Игоревич ездил в ювелирный на днях?
В глазах водителя сверкнуло понимание и тут же насмешка. Он понял, что я ждала кольцо, и потому Мини Купер, каким бы прекрасным он ни был, меня не впечатлил.
— Антон Игоревич покупал подарок Ванессе, — подавив смешок, ответил он.
Ванесса. Вот оно имя, в звучании которого есть статус. Не Надька, не Надюха, а Ванесса. Но, черт тебя подери, Ванесса, кто ты такая?
— Дочка Гелы Микаэловны, — с некоторым наслаждением в голосе пояснил водитель, — У нее тоже сегодня день рождения.
— У
— Ну конечно, — парень неприятно улыбнулся, явно получая удовольствие от того, каким глупым становилось мое положение с каждым новым словом.
Поверить не могу. Гела так и старается подлезть к Антону поближе, чтобы дать своей дочке богатенького папочку. Она сильно ошибается, если думает, что я позволю ей и ее маленькой дочурке вычеркнуть меня из жизни Антона.
— Когда они возвращаются? — жестко спросила я, пряча уязвимое эго поглубже.
— Завтра вечером, — отозвался водитель.
Кивнув, я развернулась и пошла к подъезду, оставив Матвея и новенькую машину позади.
— Надин Львовна, мне бы переночевать! — жалобно крикнул парень, — Поезд до Москвы только утром.
— Ищи гостиницу, Маттео, — равнодушно кинула я, даже не оборачиваясь и, готова поклясться, что ветерок донес до моих ушей пару нелестных слов, брошенных в мой адрес.
Уже перед самым сном, борясь с навязчивой мыслью, я зашла в соцсети и под фальшивым аккаунтом зашла на страницу Гелы. На последней фотографии она позирует на снежном склоне со сноубордом в руках, а рядышком с ней стоит молодая красивая девчонка со жгуче-черными косами.
«Моей девочке двадцать лет!» — так Гела подписала фото.
По отметке в посте я перешла на страницу самой «девочки» и чуть не выматерилась впервые в жизни, ведь на ее последней фотографии она обнимала Антона — моего Антона! — а в руках у нее была зажата красная брендовая коробочка. На следующей фотографии эта воровка Ванесса позирует моему мужчине в новеньких сережках с бриллиантами, а я лежу на скрипучем диване во всеми забытом Булкине и стараюсь не расплакаться.
Ну Гела… Себя Антону не пропихнет, так хоть дочку свою подсунет!
Уснуть в таких условиях я уже не могла. Не теряя ни минуты, я кинулась к шкафу и, раскрыв его настежь, стала скидывать на постель аккуратно развешенные платья и костюмы. Освободив шкаф, опустилась на колени и вытянула из-под дивана огромный чемодан.
Я не собираюсь мирно коротать в Булкине, возможно, самый важный год своей жизни, пока где-то в Альпах моего мужчину пытается охмурить мерзкая девчонка и ее наглая мамаша!
С трудом выставив за дверь квартиры тяжелый чемодан, я еще раз глянула на опустевшее жилище и поймала себя на мысли, что испытываю нечто странное. Сомнение? Да, верно. Поверить не могу, неужели я начала привыкать к этому жуткому месту? Ну уж нет!
Я с силой захлопнула дверь и, заперев квартиру на ключ, покатила чемодан к лифту. На первом этаже меня встретил все тот же заспанный вахтер, имени которого я не запомнила. Ничего не ответив на его вопросительный взгляд, я вышла из подъезда и, тяжело толкая чемодан, направилась к Мини Куперу.
Конечно, Маттео никуда не ушел. Он неловко расположился на сиденье, стараясь уснуть. Увидев меня за окошком,
он сначала обрадовался, вероятно, предположив, что я сжалилась и пришла, чтобы забрать его спать к себе, но, заметив собранный чемодан, парень нахмурился и беззвучно выматерился.— Что это значит? — спросил он, вылезая из машины.
— Убери чемодан в багажник. Мы едем в Москву. — скомандовала я, присаживаясь на заднее сиденье.
Проигнорировав мой приказ, Маттео раскрыл заднюю дверь и уставился на меня широко распахнутыми глазами. Какой же у него глупый вид!
— Как в Москву? — переспросил он, — Я же только что оттуда!
— Я возвращаюсь домой, — фыркнула я, отворачиваясь от водителя.
— Но мне нужно поспать, — промычал он, — И дождь ведь…
— Хватит ныть, Маттео! — взмолилась я, — Поехали уже!
Не сдержавшись, Маттео рыкнул и с шумом хлопнул дверью. Если бы он не был так зол, я пригрозила бы ему лишением премии за то, как неаккуратно он обращается с моей машиной. Закинув чемодан в багажник, Маттео сел за руль и, ничего не говоря, тронул машину с места.
Мне дико хотелось расспросить его о Ванессе, ведь Маттео, тесно общающийся с водителем Антона, точно слышал самые горячие сплетни. Но начать этот разговор — означало показать ему свою слабость и неуверенность. А это я допустить не могу. Маттео и так знатно посмеялся надо мной, когда понял, что я не получила ожидаемого кольца.
Булкин со его отвратительной погодой и отсутствующим асфальтом медленно таял в темноте за окном. Я закрыла глаза и откинула голову назад, представляя, что расскажу о последнем месяце своему психологу. О старой школе, о потертых партах, о запахе котлет из школьной столовой, о громкой Анжеле Викторовне, о тихоне Ольге Александровне, о Василии Михайловиче и его специфическом юморе, о девочках — таких разных и в то же время одинаково счастливых от идеи разработать свою коллекцию переработанной одежды, о Николае Николаевиче…и его сверкающих голубых глазах, об улыбке, что никогда не покидает его губ, о сильных руках, о тяге к ярким толстовкам, о скрипучем велосипеде, о теплых ладонях на моей талии…
«Я поцелую тебя, если ты не прекратишь».
Об этом я психологу не расскажу. Никому не расскажу. Это останется только для меня.
С мыслями о физруке я провалилась в сон и не заметила, как мы проехали большую часть пути. Проснулась я от того, что кто-то протяжно просигналил, а нашу машину неприятно качало из стороны в сторону.
Тряхнув головой, я привстала и глянула в сторону Маттео. Тот лежал головой на руле. Его глаза были закрыты, и одному Богу известно, как Мини Купер все еще оставался на дороге.
— Маттео! А ну проснись! — крикнула я, пихнув водителя в плечо.
Неопределенно хрюкнув, он скатился с руля, и машину дернуло влево. Какой-то короткий миг, и новенький Мини Купер вылетает с дороги на обочину.
Время застыло в этом моменте. Словно в кино я видела, как переворачивается земля за окном, как ремень безопасности до боли врезается в мое тело, как рот раскрывается в немом крике, а дальше — хлопок и темнота.
***
Раскрыв глаза, я увидела идеально белый потолок. Мне даже показалось, что это не потолок, а полоса густого тумана, а я лежу в теплой воде, и осталась от меня только душа — очищенная и свободная.