Надежное занятие

И… и еще ему стало жаль эту девушку со сломанным зонтиком – промерзшую насквозь и едва не угодившую ему под колеса.

– Мне недалеко, – сказала она. – Вокруг церкви объедь, там остановка.

Он кивнул и выжал сцепление.

Он знал эту остановку; еще в прошлые годы он так же после занятий спешил туда – сокращая путь, прямо через заваленный снегом церковный двор. Да и теперь, наверное, через некоторое время предстояло ходить так же: машина дышала на ладан и было бы чудом, если бы она дожила до весны.

2

– Спасибо, что довез, – сказала девушка, когда разбрызгивая жидкую снежную грязь, машина затормозила около остановки. – Как она у тебя открывается?

– Сейчас, я тебя выпущу, – ответил он, привстав. – Хотя… Что там стоит, номеров не вижу? Твоя маршрутка уже подошла?

– Нет. Она вообще редко ходит.

– Ну… так давай в машине посидим, что ли. Чем тебе на улице мерзнуть. Да еще с таким зонтиком.

Он и сам не знал, зачем оставил эту девушку сидеть в ожидании маршрутного автобуса. Он устал на лекциях, настроение полностью испортилось из-за того, что сегодня не удастся потаксовать – хотя в такой вечер наверняка были бы пассажиры. И погода… Погода вгоняла его в отчаяние. Падал снег. Правда таял почти сразу – но было ясно, что рано или поздно таять он перестанет, и тогда на старой летней резине будет невозможно не только заниматься приработками, но даже просто ездить по городу. Новые колеса требовали денег; несмотря на то, что машина представляла собой полный хлам, покрышки были дорогими. А денег не имелось – как он ни старался заработать, отложить требуемую сумму не удавалось.

И если уж этот вечер все равно был потерян для заработков, он мог бы провести его с бОльшим удовольствием. Позвонить кому-нибудь из подружек – сокурсниц или просто знакомых. Найти такую, у которой сейчас свободна комната, и завалиться к ней.

Впрочем, наверное, так и следует сделать потом, – думал он. – А сейчас надо просто помочь этой промокшей, озябшей и неизвестно чем опечаленной девушке.

Сделать доброе дело в благодарность судьбе за то, что из-за внезапной неисправности у него все-таки не сгорела машина.

Они сидели молча.

Говорить было не о чем.

Они учились в одной академии и, возможно, даже на одном курсе – но на разных специальностях, поскольку лицо девушки не казалось знакомым.

Так бывало всегда: на своей, где изредка случаются потоковые лекции и в течение семестра каждый из студентов появляется хоть иногда, все знают всех. А со смежных известны лишь наиболее яркие представители.

Он искоса посмотрел на свою случайную гостью. Яркой или хотя бы запоминающейся назвать ее было нельзя. Девушка была обычной – самой обычной, просто усредненной.

Не высокой и не низкой, не пухлой и не худенькой. Мокрая куртка обтягивала торс, на котором угадывались средненькие груди. И ноги под темными джинсами – которые у действительно ногастых девиц бьют в глаза туго обтянутыми бедрами – тоже были самые средние. И лицо… В лице ее, бледном и равнодушном, не имелось ни одной черты, на которой хотелось остановиться. Даже темные глаза казались невыразительными и неживыми.

Удивительно, как природа, стараясь много лет, могла создать такое вот, правильно сложенное, но абсолютно никакое во всех отношениях существо, – почти с жалостью подумал он.

И тут же отметил. что все-таки в этой девушке имелось нечто, резко отличавшее ее от других.

Он не мог сразу понять, что такого странного ощущается в ее присутствии, а она молчала, тупо глядя в почти непроглядное мокрое лобовое стекло, за которым подъезжали отъезжали автобусы.

И вдруг он понял: у девушки было чистое дыхание.

В тесной машине, не было постороннего запаха. Пахло лишь тем, чем положено: угаром печки, карбюраторным бензином, мокрой одеждой и преющей обувью, до дна высохшим дезодорантом, который был не в силах ничего перебить, и еще едва-едва – ее незнакомыми духами или какой-то косметикой. И больше – ничем.

Чего бы не было, сиди рядом любая из знакомых девиц. Причины нечистого дыхания, встречавшегося только у девиц, он не знал. Но будучи очень чувствительным, нередко менял свои однозначные намерения, сблизившись с девушкой на дистанцию запаха. Правда, он знал счастливое устройство обоняния, перестающего ощущать все что угодно через пару минут – но иногда даже такого срока он не мог вытерпеть в объятиях девушки, у которой дурно пахло из носа или изо рта.

А у этой точно ничем ниоткуда не пахло, спертый воздух машины стократно усилил бы любой посторонний аромат. Дыхание девушки было невероятно чистым. И беззвучным, словно она не дышала вообще.

– Слушай, может я пойду, на остановке постою, – она наконец нарушила молчание. – Неудобно отнимать у тебя столько времени. Моя маршрутка ходит редко, если бы повезло, я уехала бы сразу. А сейчас, может, целый час придется ждать.

– И что это за маршрутка? – поинтересовался он. – Где ты живешь в смысле?

– На улице Буревестника. Представляешь, где это?

– Примерно. Куда ворон костей не заносил. В северной части, правильно?

– Да. Очень далеко. Маршрутка тащится полтора часа.

– Н-да…

Он вздохнул, подумав, каково ей ездить каждый день на занятия по полтора часа в один конец в вонючей промозглой маршрутке.

– Но зачем так далеко? Поближе не нашлось вариантов?

– Там дешевле. Причем значительно.

– Одна снимаешь?

Вопрос вырвался сам по себе; другая девушка в подобной ситуации: снег, грязь, нет маршруток, есть машина… – восприняла бы это однозначно как попытку набиться в гости. Однако эта не приняла намека на то, на что он и не намекал:

– Нет, втроем. Все равно дешевле.

Она ответила спокойно и равнодушно. Явно он не был героем ее романа, от близкого соседства с ним у нее не возникало ни эмоций, ни тем более желаний. Равно как и у него; они были абсолютно безразличны друг к другу.

– А сама ты откуда ? – спросил он лишь для того, чтобы что-то спросить.

– Почти с Севера. Из Пермского края. Город есть такой Оса – слышал?

– Нет, не слышал, – честно признался он. – В тех краях никогда не бывал. Я сам из Оренбурга.

– Из Оренбурга? Там же вроде свой универ хороший. Зачем было сюда ехать?

– А, долго объяснять…

Он махнул рукой; порой он и сам не мог понять, зачем поехал учиться в другой город, если бы и в родном рано или поздно стал самостоятельным и не зависел бы от родителей.

– Азия-с, одно слово. А тут – Европа.

Девушка ничего не сказала. Ей было все равно.

– Тоже втроем снимаем, – зачем-то добавил он. – Но поблизости.

Она не отреагировала. Только посмотрела на остановку. Туда подъехали сразу три маршрутки. Но он не знал, какая ходит на эту самую улицу Буревестника. По тому, что девушка не двигалась, он догадался – это опять не ее номера.