Надежный свидетель

Глаза, пальцы и веснушки, впрочем, предсказуемо вернулись, стоило Чимикину только опустить голову на подушку и закрыть глаза. Он уже давно смирился с этим – его воображение было с детства буйным, родители были уверены, что из парня выйдет какой-то писатель-поэт-философ или другой гуманитарный бездельник. Когда же он изъявил желания стать «сыщиком», долго не верили, что это серьезно. Тем не менее, живой ум очень неплохо помогали ему в работе, а яркие фантазии скрашивали серые полицейские будни. Потихоньку уплывая в сон, Чимикин четко видел в своей голове, как треплет и без того растрепанную прическу Лекса, как гладит тонкие светлые запястья, целует редкие веснушки на них, как стаскивает с узких бедер джинсы. Все это было красиво, сладко, невесомо и волшебно. Как и сам Лекс, сон о нем был сном про красоту, эфемерность, про то, что нельзя толком ухватить и потрогать, что невозможно удержать дольше, чем на миг. Это был сон-мечта, сон-фантазия. Таких Чимикин видел за свою жизнь немало. Он даже умел ими управлять. В своих снах он был выше, шире, круче. Он был хорош, и Лекс тоже был хорош – красив как бог, податлив и отзывчив. Он сам предлагал себя, смотрел восхищенными глазами, трепетал ресницами, чуть смущаясь – был идеально-красивым, созданным воображением совершенством. Его прекрасные руки гладили Чимикина, ласкали его член, зарывались в волосы.

Сны-фантазии никогда не подводили. Имея их, можно было не так переживать насчет реальности, где все это оставалось совершенно невозможным.

***

Утро следующего дня Павел встретил во всеоружии. Он заранее взял себе кофе на вынос в ларьке по дороге на работу и стоически выдержал момент, когда все коллеги один за другим потянулись во двор за «самыми вкусными завтраками». Бойко вопросительно посмотрел на него, но Чимикин только покачал головой, поджав губы и еще больше зарываясь в свои бумаги.

Вадим пожал плечами и удалился, нагнав по пути Цветочного.

«Предатель», – мрачно окрестил его Чимикин, доставая свой заледенелый жухлый сэндвич из супермаркета.

День выдался непростой: несколько вызовов подряд, задержания, кражи, пьяная поножовщина, обошедшаяся хотя бы без трупов. Шутки про модную тенденцию на расчлененку в Питере, ходившие в сети, не слишком жаловали в органах. На деле никто из полицейских не мечтал вылавливать из родных рек и каналов куски человеческих тел или оформлять очередного каннибала. Маньякам тоже рады обычно не были, как и другим психам. Чимикин до сих пор с содроганием вспоминал дело десятилетней давности, когда он еще подрабатывал в службе спасения – сидел на телефоне – и однажды получил звонок от перепуганного до смерти паренька, который проснулся и обнаружил себя в подвале, в котором помимо него был еще целый холодильник, набитый кусками таких же пареньков, только уже мертвых.

Тому мальчику повело – он любил играть в телефон на уроках, поэтому мама в качестве наказания забрала у него смартфон и выдала кнопочный. Когда наказание закончилось, у парня сохранились обе трубы. Маньяк забрал только айфон, а старая-добрая черно-белая Нокия не села, а более того – умудрилась поймать сигнал из подвала в глуши Ленинградской области. Мальчик ко всему прочему оказался умненьким и сразу позвонил куда надо, а не маме. Тогда Чимикин разговаривал с ним все время, пока полицейские проверяли камеры наблюдения на улицах и трассах, искали, откуда идет сигнал мобильного и собирали группу быстрого реагирования.

Мальчишке повезло, полиция нашла его раньше, чем маньяк вернулся, а Павлу еще долгое время мерещился его напуганный, но полный веры в спасение голос. При этом сам Чимикин понятия не имел, как продвигаются поиски, успеют ли оперативники, выживет ли мальчик. Это был худший разговор в его жизни, но и самый важный. Пожалуй, именно после этого разговора, Чимикин окончательно уверился в своем выборе профессии. И в том, что он хочет быть тем, кто делает что-то значимое и полезное, а не только висит на телефоне, выдавая глупые ободряющие фразы.

Конец ознакомительного фрагмента.