Надувные прелести

— Боевые товарищи — это вам не то… А о-го-го!

— Клава, да ведь ты пьяна! — признала я очевидный факт.

Сестра радостно оскалилась и кивнула. Это простое, казалось бы, движение головой окончательно нарушило ее равновесие. Вестибулярный аппарат Клавдии сказал «ап» и отключился, а его хозяйка рухнула на пол. Уже оттуда донеслось задушевное пение:

Так назначено судьбой для нас с тобой:

Служба дни и ночи!..

— Два-ноль в пользу зеленого змия, — констатировала я и поволокла тяжелую, как комод, Клавку в реанимацию, то есть в ванную. По пути пьянчужка веселилась от души, продолжая старательно выводить слова известной песни. Пока набиралась вода, я попыталась выяснить причину необычного состояния моих близких родственников. Это удалось не сразу, а лишь после того, как песенка про суровые милицейские будни была допета.

— К нам приходила группа товарищей, — поведала Клава, когда до нее наконец дошел смысл вопроса.

— Каких товарищей? — не врубилась я.

— Боевых, конечно… Меня приняли в братство, и мы немножко это отметили! — Клюквина на мгновение застыла в гордой позе Наполеона.

— В братство алкоголиков, что ли?

Сестра обиделась на мою дремучесть, надула губы и нырнула в воду. Уже оттуда я услышала ее невнятное бульканье:

— Сама ты алкоголик! Меня приняли в братство товарищей!

— Каких товарищей?! — Я готова была утопить сестренку в ванне собственными руками.

— Боевых, конечно!

Разговор с умной Клавдией напомнил мне песенку про попа, у которого была собака. Что именно случилось с песиком, известно всем. Признаюсь, в данную минуту я уже была готова повторить нехороший поступок попа. Чтобы этого не произошло, я опустилась на пластиковый контейнер для белья и зажала сложенные вместе ладошки коленями. Та-ак, про группу товарищей мы уже все поняли, про братство, опрометчиво принявшее в свои ряды Клюквину, тоже… Глядя, как резвится в ванне чья-то новоиспеченная «боевая подруга», я сделала вполне разумный вывод: к Димке заглянули приятели или сослуживцы с целью навестить болящего, и, на их беду, Клавка оказалась дома. Только ее присутствием можно объяснить случившийся катаклизм и бардак, царивший в квартире.

— Клав, а много их было? — поинтересовалась я. Судя по разрушениям, товарищей должно было быть, по меньшей мере, пол-армии.

Клавдия приостановила русалочью плескотню, глянула на меня раскосыми глазами, нахмурилась и уточнила:

— До того или после?

Ладно, проехали! Думаю, сейчас Клавка не в состоянии заниматься решением логических задачек. Кое-как реанимировав болезную, я отконвоировала ее на диван, где она тут же блаженно засопела. Мне ничего другого не оставалось, кроме как приступить к ликвидации последствий стихийного бедствия.

Сон пьяного человека, как известно, глубокий, но недолгий. Во всяком случае, это утверждение оказалось верным на сто процентов по отношению к моей непутевой сестрице. Два часа спустя она материализовалась на кухне, где я в одиночестве пила чай.

— Привет, Афоня! — Голос Клавдии звучал хрипло, и в нем чувствовалось невыносимое страдание. — Что это было?..

В ответ я презрительно повела бровью и не без ехидства напомнила:

— Тебя сегодня приняли в братство.

— Да-а?! В какое?

— В братство товарищей.

— Иди ты! — не поверила Клавка. — А каких товарищей, не знаешь?

— Боевых, конечно.

— Вот это да! Ты посмотри, куда меня занесло!

Господи, как же болит голова, и пить хочется… Сделай мне чайку, пожалуйста, Афонь.

Саркастически хмыкнув, я исполнила просьбу похмельной больной, присовокупив к чашке чая стакан с растворенным аспирином. Дождавшись, когда лекарство начнет действовать, я приступила к выяснению отношений.

— Насколько я понимаю, ко всем порокам, коими ты, несомненно, обладаешь, ты решила добавить еще один — хронический алкоголизм.

— М-м-м…

— Не перебивай! Но этого твоей паразитской натуре показалось мало, и ты решила сбить с пути истинного и моего любимого пупсика. Я первый раз вижу Брусникина в подобном состоянии!

— Это потому, что он впервые оказался в таком состоянии.

— Ты опять?! — нахмурилась я.

— Молчу, молчу, — уперлась взглядом в пустую чашку Клюквина. Однако пара нахальных чертей, замеченных мною в ее глазах, позволили понять, что я напрасно сотрясаю воздух. После этого выступать с нравоучениями мне как-то сразу расхотелось. Я увяла, а потом задала давно волнующий меня вопрос:

— Клавочка, ты хоть что-нибудь помнишь?

— Все, безусловно!

— И?!

— После того как я покинула благословенные стены вашего лицея, путь мой лежал на рынок. Там я затарилась по полной программе. Обратно ехала на такси, потому что с таким количеством пакетов я бы точно заняла полтрамвая. А дома… Хм… Короче

говоря, первые двадцать минут я что-то готовила, а потом… Что-то с памятью моей стало! — виновато развела руки в стороны Клюквина.

— Да, повеселились вы на славу.

— О, я вспомнила! Мы с Колькой бегали за добавкой.

— Колька… Это Брагин, что ли? — напряглась я.

— Ну…

Все понятно! Коля Брагин, дружок Брусникина и тайный Клавкин воздыхатель, заводила еще тот! Он и мумию Тутанхамона уговорит выпить с ним на брудершафт. Был бы Колька один, Димыч устоял бы под натиском друга. Но на беду рядом была Клавка — и итог известен. Тут я обратила внимание, что Клавдия как-то беспокойно ерзает на стуле и виновато вздыхает. Такое поведение всегда означало только одно: сестрица натворила что-то ужасное и теперь боится в этом признаться. Сердце у меня тревожно сжалось.

— Что? — одними губами прошептала я.

— Ты только не волнуйся, Афанасия! Точно сказать не могу, но, кажется, я разболтала про чемоданчик. Во всяком случае, подсознание зафиксировало, как я лезла на антресоли за деньгами, а кто-то меня очень нежно поддерживал за филейные части тела. Колька, наверное… Или Димка… нет, Димка себя блюдет. Может, это был Мишка?

— Мишка? Гризли?

— Зачем гризли? Салтыков Михаил, товарищ твоего Брусникина.

Тихий стон вырвался из самых глубин моей души. Во-первых, доброе слово «товарищ» я уже не могла слышать, а во-вторых… Салтыков — это высшее достижение цивилизации, такими ребятами, как он, наше ФСБ может гордиться изо всех сил. Умный, хитрый, изворотливый, Мишка никогда не терял трезвости рассудка, даже когда бывал в изрядном подпитии. Если Колька и Димка, протрезвев, могут ничего не вспомнить из Клавкиной болтовни, то с Салтыковым этот номер не пройдет. Спрашивать у Клюквиной, как она объяснила дотошному фээсбэшнику наличие у нас на антресолях целого чемодана с баксами, бесполезно — отравленный алкоголем, ее мозг все равно не выдаст нужную информацию. Остается лишь надеяться, что Клавка что-нибудь напутала со своими воспоминаниями. И почему я не утопила ее в ванне?!

Клавдия ненадолго взгрустнула вместе со мной, а потом, неожиданно вспомнив об ответственном задании, бремя которого было возложено на мои плечи, оживилась:

— Ты дискету прочитала? Переписала? Что там?

— Там все плохо, — еще больше опечалилась я. — Настолько плохо, что я даже хотела удавиться…

— Это серьезно, — сдержанно кивнула Клавка без тени иронии в голосе. — И что же тебя остановило?

Я густо покраснела. Не говорить же Клюквиной, что меня остановила банальная ревность?