Наедине с осенью (сборник)

Грузинский в небольшой роли суетливого мужичка в трактире подымается до большого искусства. Зрители, следя за его игрой, смеются, но не потому, что Грузинский говорит смешные слова. Нет! Зрители смеются от легкой радости, какую всегда испытывает человек, сталкиваясь с чем-либо талантливым.

Ставили спектакль К. А. Зубов, В. И. Цыганков и Е. И. Страдомская. Это была большая и очень напряженная работа, благодарная и сложная работа по воссозданию на сцене образа Пушкина, по отысканию точного психологического рисунка для всех участков спектакля.

Об оформлении Ю. И. Пименова – по существу, о пейзаже спектакля – можно было бы написать отдельную статью. Оно очень пушкинское, это оформление. Пушкинское в том смысле, что повсюду – и в одесском порту, и в фойе одесского театра, и в заброшенном саду на берегу моря, и в комнате Пушкина в Михайловском, и в трактире в Святых Горах – художник находит ту характерность и поэтичность, которая связана с этими местами.

Если этот спектакль, сделанный силами Малого театра, прибавит зрителям хоть малую частицу любви к Пушкину и понимания его великой роли в нашей русской и мировой культуре, то я считаю, что этим работа театра над пьесой о Пушкине блестяще оправдана.

Москва, 1949

Наш Пушкин

Статья написана в 1949 году – в связи со 150-летием рождения Пушкина. Ею должен был открываться сборник стихотворений Пушкина.

В этой книге собрано всего пятнадцать стихотворений Пушкина, но каждое из них полно такой поэзии, что его можно сравнить с драгоценным алмазным кристаллом. Этот кристалл сверкает всеми красками, какие существуют на земле. Точно так же и эти стихи.

Их надо читать и перечитывать, и каждый раз вы будете находить в них все новые красоты, о чем бы ни были эти стихи, – о вещем Олеге или ученом коте, что ходит по золотой цепи вокруг сказочного дуба, о зимней буре или первом весеннем вылете пчелы, о нашей русской осени или старушке няне.

Эта редкая способность откликаться на все с одинаковой силой, способность передавать все с необычайной точностью – так, что мы все это видим и чувствуем, как и сам поэт, сам Пушкин, – и является тем, что мы называем поэтической гениальностью.

Об этом Пушкин прекрасно сказал в своих стихах:

Ревет ли зверь в лесу глухом, Трубит ли рог, гремит ли гром, Поет ли дева за холмом, – На всякий звук Свой отклик в воздухе пустом Родишь ты вдруг.

Почти нет такой области нашей жизни, которой бы не коснулись гениальный взгляд и гениальная рука Пушкина. Он действительно откликался на все то страстно, то горестно, то с радостью, то с едким негодованием.

Идут года, столетия, а поэзия Пушкина не умирает. Она живет и все больше и больше захватывает нас своей глубиной и силой. И слова, которые Пушкин написал Жуковскому, с гораздо большим правом относятся к нему самому: «Твоих стихов пленительная сладость пройдет веков завистливую даль…»

Вы прочтете эти стихи Пушкина и полюбите их. Но вместе с тем вы увидите в жизни и полюбите то многое, о чем вам рассказал Пушкин в этих стихах и что до него вы, может быть, плохо замечали.

Вы полюбите эти морозные и ясные дни, когда «под голубыми небесами великолепными коврами, блестя на солнце, снег лежит». И веселый треск печей, и вьюгу, что крутит снежные вихри и стучит в окошко, как запоздалый путник. И печальный шум опадающих рощ. И конечно, вы полюбите «голубку дряхлую», няню Пушкина Арину Родионовну, дожидающуюся в глуши сосновых лесов своего любимого, своего единственного Сашу.

Вы прочтете эти стихи, но у вас впереди еще новая большая радость. Вы будете расти и с каждым годом перечитывать Пушкина, и необыкновенный мир поэзии, заключенный в его стихах, будет постепенно открываться перед вами.

Пушкин – наш друг, наш спутник и наш учитель на протяжении всей нашей жизни, от детских лет до глубокой старости. Поэтому так любит его весь русский народ и все народы нашего Союза, так же как и все передовые люди человечества. Эта наша любовь к Пушкину никогда не иссякнет.

Если вам случится быть в Москве на Тверском бульваре, около памятника Пушкину, то прочтите на постаменте памятника его замечательные слова:

И долго буду тем любезен я народу, Что чувства добрые я лирой пробуждал, Что в мой жестокий век восславил я свободу…

Он оставил нам в наследство стремление к народной вольности, к свободе, и мы, люди революционной социалистической эпохи, благодарны ему за это и ценим его не только как человека великого в прошлом, но как нашего современника, который помогает нам строить новое, справедливое человеческое общество.

Немеркнущая слава

Статья написана в связи со 120-летием Малого театра. Опубликована в журнале «Огонек», 1949, № 43.

С детства я относился к театру как к путешествию в волшебную страну. С годами это ощущение не только не прошло, а, наоборот, усилилось. Каждый спектакль как бы в детстве, так и остался до зрелых лет и праздником и мученьем.

Празднично в театре было все: и зрительный зал, немного задымленный, сверкающий огнями и позолотой, и ветер от занавеса, и стремительный бег человеческой жизни на сцене, и смена эпох, и плащ Чацкого, и звон гитары в руках бесприданницы Ларисы, и щемящие слова ее песни: «Мне снился день, который не вернется…»

Человеческая жизнь, строго взвешенная, очищенная от мусора, как бы перемытая и перевеянная многими водами и ветрами, представала в театре во всей своей значительности, во всей силе мысли, страстей, борьбы и надолго завладевала сознанием.

Тогда праздничность сменялась порой мучительными, но плодотворными думами о судьбах героев. Они давно уже раскланялись со сцены, сняли костюмы, смыли грим, но продолжали жить и заставляли думать о себе. И чем дольше, тем сильнее.

Есть пьесы, после которых не уходят из сердца сострадание к героям, ненависть, любовь, радость. Вплотную подходишь к любой человеческой жизни, к любому времени, к любой коллизии, вживаясь в удивительный мир разнообразных человеческих судеб.

Мы часто говорим: «Театр – волшебное зрелище» – или что-либо иное в этом роде, но не задумываемся над содержанием слова «волшебный». «Волшебный» – это вовсе не сказочный. Это – превращение в зримые, ощутимые, совершенно конкретные вещи прекрасного вымысла, наполнение вымысла подлинной жизнью, обогащение жизни вымыслом, воображением, силой образов.

Так думал я как зритель. Но после первой же репетиции, на которой мне пришлось быть, я понял, что не только готовый спектакль обладает этими волшебными свойствами, но обладает ими и вся работа театра над пьесами.