Наедине с собой. Исповедь и неизвестные афоризмы Раневской

– Вас, товарищ Раневская, и самому большому глупцу в мире не рассмешить.

– А вы попробуйте.

Стало слышно, как звенит в ухе и стучат зубы у кого-то из чинов. Что полагалось после такого ответа?

Ничего не случилось. Почему – не знаю, может, не дошло?

Дружбой с властью нужно уметь пользоваться. Я не умела, наоборот, меня до власти допускать опасно, ляпну еще что не то.

Вот Александров умел.

На приеме в Кремле Сталин, разыгрывая заботливого отца, стал интересоваться у кинематографистов, что они бы хотели получить уже завтра лично для себя.

Один жалуется на тесноту и получает квартиру.

Второй – на нехватку свежего воздуха и спокойствия для работы, получает дачу.

Третий – на проблемы с транспортом, ему обещана машина.

Доходит очередь до Александрова. Григорий Васильевич скромно просит у Сталина его книгу «Вопросы ленинизма» с автографом.

Получает книгу, квартира, машина и дача идут впридачу.

В санатории рядом невыносимо занудный засрака (заслуженный работник культуры), все не по нему, все не так.

– Суп невкусный, котлеты плохо прожарены, компот несладкий… А вот это что, разве это яйца, смех один! Вот у моей мамочки, я помню, были яйца!

Не выдерживаю:

– А вы не путаете ее с папочкой?

Ляпнула, а человеку пришлось уехать, потому что по санаторию разнеслось:

– Вон идет тот, у кого мамочка с яйцами.

– Вы по-прежнему молоды и прекрасно выглядите!

На мою такую откровенную лесть должна бы последовать лесть ответная, но дама решает играть в правдивость:

– К сожалению, Фаина Георгиевна, не могу ответить вам тем же.

Напросилась.

– А вы бы, милочка, соврали, как я!

Как это ужасно – встретить свою первую любовь через много-много лет!

Мы с трудом смогли скрыть свое неприятное удивление и старательно делали вид, что никогда раньше не были знакомы. Так старательно, что сами поверили. Полегчало, он мне стал казаться вполне симпатичным старичком. Но стоило вспомнить, что я знала его в молодости, как все очарование снова пропало.

Бытовой кретинизм

Кретины и кретинки бывают разными. Я вот бытовая и этого не скрываю.

Скрывать просто невозможно, все равно эта неспособность организовать свой быт видна с первого взгляда, лезет из всех щелей.

И дело не в том, что не у кого и негде было учиться, дело в моей профессиональной непригодности к быту.

В семье Фельдманов я бытовыми вопросами не интересовалась, для этого был штат прислуги, бонны, няньки, горничные и даже дворник. Пока жила одна в Москве, а потом Ростове, быта как такового просто не было. Для актеров, у которых каждый следующий сезон в новом городе, налаженный быт вообще едва ли возможен.

У Павлы Леонтьевны была добрая фея Тата, которая занималась Ирой и бытом, мы за ней жили, как за каменной стеной, всегда знали, что будем накормлены и обстираны.

Когда стала жить отдельно, приглашала домработниц. Это кошмар, мне не жалко ничего, все берите, но только сделайте так, чтобы я ни о чем не думала, чтобы как при Тате: все в порядке и вовремя. Не получалось, ни одна не оказалась заинтересована в порядке в моей жизни, все норовили что-то выгадать.

Я не умею думать о быте, не умею следить, чтобы были продукты в холодильнике и запасы в шкафах. Мне немного нужно, совсем немного, но я не могу сама ходить по магазинам. Не потому что ленюсь или считаю это недостойным. Для меня даже поход за папиросами превращается в мучение. Узнают, кричат «Муля», вместо того, чтобы, нормально отстояв в очереди, нормально купить что-то, я вынуждена спасаться бегством.

Это не только моя беда – многих. Люди не могут понять, что актеры тоже люди, им нужно кушать, покупать одежду, белье, туалетную бумагу…

Я хочу, чтобы меня узнавали на сцене, любили в ролях, а не на улице с криком: «Муля, не нервируй меня!»

Зуб выдернуть – проблема, в химчистку зайти – тоже, позвать водопроводчика или электрика – целая история, при этом никого не уговоришь подработать уборкой в квартире.

Меня много раз спрашивали, почему не вышла замуж.

Те, кого любила я, либо не любили меня, либо были уже заняты, либо не могли жениться на мне. Те, кому нравилась я сама, не устраивали меня.

Но я не представляю себя замужем за кем бы то ни было. Я не могу организовать собственную жизнь, как я бы делала это для другого? Разве только муж все взял на себя? Такие мужья бывают?

Нет, наверное, просто не было настоящей, всепоглощающей любви, которая заставила бы научиться печь пироги и ругаться с домработницей.

Театр – это все, потому нужно сначала выбрать, что тебе дороже – все или театр.

Я выбрала давным-давно, уйдя из семьи. Потом обрела семью театральную в полном смысле слова – и маму в лице Павлы Леонтьевны, и театр как единственный дом.

В этом доме и осталась на десятилетия. Другого не дано, да и не хочу.

Зачем пишу? Ведь все равно никому не покажу, никому. Разве можно писать воспоминания? Нельзя, это нескромно, глупо. Хвалить себя – некрасиво, ругать уже надоело.

Но я пишу…

В этом есть своя прелесть. Вспоминаю жизнь и начинаю понимать, что она:

а) Прожита не так уж глупо, как всегда казалось, чему-то я в жизни все же научилась, хотя бы тому, что жизнь хорошо, а не жить куда хуже;

б) Слишком коротка, даже если живешь долго, это надо кому-нибудь сказать, чтобы запомнили;

в) Была полна встреч с совершенно замечательными людьми, о которых и стоит написать вместо вот этой чепухи, которую я тут разводила на многие страницы;

г) Так ничему меня и не научила, потому что невозможно научиться, живя. Либо жить, либо учиться. Я выбрала первое, на второе просто не оставалось времени. И желания.

Вот на «г» и остановимся, потому что «г» самая моя буква.

Решено: начинаю писать воспоминания не о себе (пусть уж помнят по крепким выражениям и нелепым случаям, лишь бы вообще помнили), а о других. Только вот о Пушкине и об Анне Андреевне все равно писать не буду.

Только ведь не удержусь, снова наговорю гадостей о Завадском, о Верке Марецкой, много о ком…

Может, лучше вообще не писать?

А чем тогда заниматься? Книги, что есть, знаю наизусть. Ролей больше нет. Заходит проведать Ниночка Сухоцкая, забегают остальные. Остались Мальчик и болячки.

Черт его знает, неужели вот эта псина и одиночество и есть результат моей жизни?

Меткие выражения Фаины Раневской

Бывают перпетум-мобиле, а Завадский перпетум-кобеле.