Наемник. Дилогия

 – А потом подхватишь дурную болезнь от тех шлюх, – вклинился в разговор Навин, – тут твой мужской инструмент и отвалится! Разве порядочная девка в лагерь роты пойдет? Одни шлюхи!

 – Ну, если ты так говоришь, – пожал плечами Клони, – то там в деревнях уже ни одной порядочной не осталось. Как сюда шли – не меньше двадцати девок каждую ночь прибегало! А сколько в тех деревнях всего баб-то?

Навин густо покраснел и сжал кулаки. Взгляд Стона и Комила тоже стал очень далек от дружелюбного. Ну да, они ведь сами – деревенские! И легкомысленно высказанное вслух сомнение Клони в том, что среди деревенских женщин в Баронствах остались еще могущие похвастать добропорядочностью...Я бы на их месте тоже оскорбился.

 – Ша! – Ретон положил руку на плечо Навина и обжог взглядом Клони. – Ты или заткнись, или я тебе точно зубы выбью!

 – А я тут причем? – Клони поднял руки. – Это ж Молин спросил? Я только ответил...

 – Думай, что отвечаешь, придурок! – убедившись, что никто в драку больше бросаться не собирается, Ретон снова занялся своим хлебом.

 – Хорош прохлаждаться! – Ламил вынырнул из лабиринта палаток и оповестил нас об окончании отдыха. – На луг, бегом!

И снова палящее солнце, пыль, ноющие мышцы... Сначала мы учились работать короткими комьями – под неиссякаемый поток язвительных комментариев десятника кололи висящие мешки с сеном. Потом, на этот раз с учебными копьями, выстроились в две шеренги – одна против другой – и место мешка занял уже стоящий напротив. Отбить щитом удар, уколоть самому, отбить щитом удар...

 – Может ну ее к эльфам, эту роту... – Баин сидел у костра и рассматривал свои стертые чуть ли не в кровь ладони.

 – Думаешь, если нас поймают – лучше будет? – ладони Молина выглядят ничуть не лучше, но он не обращает на это внимания.

 – А если уйти из роты когда в Баронствах окажемся? – мне было жаль не только свои руки, но и все тело, ноющее и украшенное синяками от попущенных ударов копьем.

 – Ты же сам слышал, как там живется. – покачал головой Молин. – Хочешь что б тебя повесили только за то, что косо глянешь не на того? Нет, друзья, лучше всего нам здесь оставаться...

И так все следующие три дня. Завтрак, тренировка, обед, тренировка, ужин, сон, завтрак... Иногда, правда, такой режим прерывался очередной игрой в прятки со стражей. Они приходили еще пять раз. В последний раз, в конце четвертого дня нашей жизни в роте, к лагерю нагрянул уже целый отряд. Причем, во главе с начальником городской стражи. Шума было много. Не знаю точно, что сказал начальник городской стражи, но ответный ор Седого долетал, наверно до самого города. Насколько я понял, там все же прозвучало обвинение в укрывательстве преступников. Ответ же нашего капитана я приводить не буду – он состоял практически из одних нецензурных слов. Вкратце – стража была послана далеко и надолго, а начальник стражи – еще дальше. И ему пришлось все это проглотить. А как иначе? Ведь там собралась полностью вся рота! За исключением нас, конечно. И Крин с Лосиком, скорее всего, тоже где-то прятались.

Наконец настало день, когда пришло время роте возвращаться в Баронства. Еще вчера вечером мы узнали эту новость. Ламил закончил занятия гораздо раньше обычного и оповестил нас, что приказчики барона Весп наконец-то решили все вопросы и караван сформирован. А потом началась суета. Повсюду бегали наемники, собирая и упаковывая все вещи, кроме палаток. Мне, Молину и Баину упаковывать было нечего. Все наши вещи – одежда, что на нас и деньги в кармане. Но в полной мере насладиться отдыхом тоже не получилось. Вместа с остальными ребятами нашего десятка, мы грузили на подводы учебные щиты, копья и даже изорванные мешки, на которых отрабатывались удары. Впрочем, много времени это не заняло. Наш десяток ведь был только сформирован и еще не успел обрасти имуществом, как другие – уже успевшие прослужить довольно долго.

Едва рассвело, на дороге, ведущей из Агила, показалось облако пыли. Рота уже успела снять и упаковать палатки. Солдаты стояли, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, и наблюдали за приближением каравана. Наконец, из-за холма вынырнула первая повозка. Всего их оказалось десять. Здоровенные деревянные повозки, под тентами которых угадывались острые углы ящиков, тащили упряжки по четверо лошадей. Я, конечно, не большой знаток, но по-моему эти лошади покрупнее обычных. Вот караван поравнялся с нами и, заняв свои места, мы двинулись в путь.

Наша рота, как самая молодая, плелась в хвосте каравана. Удовольствие, скажу вам, ниже среднего. Колеса, копыта, сотни ног... Я даже не представлял раньше, что в мире существует столько пыли. Вокруг, кажется, сплошное облако, которое затянуло весь мир и затмило само солнце. Пыль под ногами, пыль в воздухе, пыль на одежде, пыль на коже, пыль во рту... Кажется, что даже я сам набит пылью. Только повязанный вокруг нижней части лица платок, который дал мне подошедший перед самым выходом Лосик, не дает задохнуться и позволяет кое-как дышать. Хотя, может лучше относительно быстрая смерть от удушья, чем растянутые на целый день муки? Может пойти по обочине? Я посмотрел влево – там тянется стена густого кустарника, в которой зияют редкие промежутки. Не получится...

Идем уже почти целую стражу. Если вначале наш поход казался обычной прогулкой, то сейчас... Вода в фляге закончилась часа три назад. Ламил, крепко выругавшись, бросил нам с Молином кожаный бурдюк с водой и предупредил, что это все, на что мы сегодня будем рассчитывать. Солнце печет так, что кажется, будто меня медленно поджаривают на огне. Ног уже не чувствую. И это очень хорошо, что не чувствую. Еще час назад они гудели так, будто кто-то мне их переломал. Но мне еще повезло. А вот кому не повезло, так это Молину. Вот он – еле плетется, отстав от каравана почти на десяток шагов.

 – Господин десятник! – идущий впереди Ламил, кажущийся серым от покрывшей его пыли, оборачивается. – Молин отстает!

Ламил остановился и подождал пока Молин доплетется до него. О чем они говорят – не слышно. Уже давно не слышно ничего, кроме скрипа плохо смазанного колеса и топота ног по утоптанной дороге. Я оглядываюсь как раз в тот момент, когда Ламил отвешивает Молину крепкий подзатыльник и, взяв его за руку, тянет вперед. Дальше Молин едет на повозке, а я с черной завистью смотрю на него.

 – Еще около звона... – Стон сразу же пожалел о том, что раскрыл рот. Тут же его согнуло в приступе сухого кашля.

Я остановился и протянул товарищу практически пустой бурдюк. Стон отпил несколько глотков и благодарно глянул на меня.

 – Скоро застава Крази.

Дальше мы идем молча до самой заставы. Здесь, наконец-то объявлен привал. У меня не хватает сил даже осмотреться – я отошел на обочину и просто, с тихим стоном, упал на землю. Более-менее интересовать меня окружающая действительность начала только через десяток мгновений. Я приподнял голову – вокруг деревья, впереди стоят повозки каравана... На обочине, с той стороны дороги, с которой я лежу, стоит небольшой деревянный домик, у которого о чем-то горячо спорят один из приказчиков барона Веспа и какой-то тип в кольчуге.

 – Сейчас о плате за проезд договорятся, и двинем дальше. – надо мной, протягивая кусок хлеба и полный бурдюк воды, склонился Крин.

 – Спасибо. – прокаркал я, жадно хватая подношение. В первую очередь, конечно, воду.

 – Ноги не натер? – осведомился Крин. – А то товарищ твой, Молин по-моему, чуть не до кости стер. Идти еще дня три не сможет.

Я покачал головой. Стыдно, но вода меня сейчас интересует гораздо больше чем здоровье друга. Крин кивнул и исчез. Я сделал еще глоток и протянул наполовину опустевший бурдюк кому-то лежащему рядом. Сочту раздавшееся тут же бульканье благодарностью.