Наезд

Настроение даже позволило изменить привычным для меня джинсам и надеть костюм. Конечно, я не выбрал черный пафосный Armani или внушительный, словно из гангстерской саги, полосатый костюм от Gucci. Остановился на довольно демократичном наряде от Helmut Lang. Никакого галстука, простая черная футболка. Подушился туалетной водой Habit Rouge, Guerlain. Этот чувственный аромат гвоздики, ванили, бергамота и кожи пробудил в памяти слабо идентифицируемые воспоминания. Какое-то забытое, но при этом очень родное настроение.

Вообще, для меня запах – это в первую очередь именно настроение, память. Часто, под воздействием неясного самому себе импульса, захожу я глухой ночью в шикарный магазин «Арбат Престиж» на Тверской-Ямской. Медленно, словно бесцельно, брожу по светлым залам. От стенда к стенду, от аромата к аромату. Вот старый добрый Aramis, мой первый запах. Его подарил мне отец, вернувшийся из командировки в Бельгию. Сколько мне тогда было лет, шестнадцать? Вот Cerruti, я пользовался этой туалетной водой, когда ухаживал за будущей женой. Вот Valentino, его подарила мне та, с которой я первый раз изменил Светлане. Это было еще до свадьбы…

В принципе, каждый запах так или иначе связан с сексом. Быть может, потому что память привязана к нему же. К примеру, Jean-Paul Gaultier. Этот аромат сопровождал меня во всех самых рискованных гомосексуальных приключениях, в походах по самым злачным местам Москвы, Парижа и Лондона. И перед тем как посетить нью-йоркские BDSM-клубы, я душился именно им. А Astraman от Thierry Mugler был со мной во время самого страстного за жизнь романа, когда любовь мешалась с ненавистью как алкоголь с наркотиками, создавая губительную смесь.

Насвистывая, я вышел из дома. Бог ты мой, да такого не случалось последние полгода! У меня прекрасное настроение! Настороженно прислушиваясь к самому себе, я направился в контору на coordination meeting.

В трехсотметровом офисе на Октябрьском поле царила обычная суета.

Секретарь Даша, нескладная девушка лет двадцати пяти, вечно чем-то испуганная, одетая в невозможно малиновый бархатный костюм, спешно разбирала какие-то важнейшие, но при этом на хуй ненужные никому документы. Бумаги периодически вываливались из ее рук и разлетались по полу. Даша вздыхала и начинала сортировку по-новому. Сколько раз я видел эту картину! Не знаю, но меня эта возня всегда жутко раздражает. Захотелось подойти, грубо вырвать из маленьких неуклюжих ручек ворох бумаг и смачно, с истовой яростью швырнуть в мусорную корзину. Вместо этого я улыбнулся: «Привет».

Менеджеры по продажам рвали друг у друга телефонные трубки в смертельной борьбе за клиента.

«Именно такие, как эти, становились полицаями», – думал я про себя, вежливо пожимая ухватистые руки торговых представителей.

Алексей Аркатов, мой старый институтский товарищ, совсем недавно назначенный нами генеральным директором компании, важно царил за столом в своем кабинете. Грузный и неповоротливый, одетый в серый однобортный костюм, белую рубашку и темный галстук (знаете, такие неброские, но однозначно добротные вещи, по ним никогда не скажешь, то ли Boss, то ли «Большевичка»), он имел вид чрезвычайно важный и значимый. Какое, к ебеням, рекламное агентство?! Какие там двадцать девять лет?! Начальник департамента строительства Центрального округа, по меньшей мере! Увидев меня, он с явной неохотой выбрался из кресла и вышел навстречу. Приветствовать хозяина. Ладно, здравствуй, старый товарищ, готовый продать меня за копеечную прибавку к жалованью, за дешевый бонус, вроде оплаты прямого мобильного номера или служебной «тойоты».

Дверь в бухгалтерию была приоткрыта, и из-за нее виднелась Арина, наш главный бухгалтер. В своей обычной неспешной манере она уныло перебирала худыми вялыми пальцами клавиатуру. На экране мертвенно бледнел «Консультант-Бухгалтер». Арина смотрела в монитор и что-то тихо бормотала. Как всегда, она была похожа на полумертвую медузу, уныло плещущуюся в мутной прибрежной воде. По совместительству Арина была женой Аркатова. На какое-то мгновение я вдруг представил их семейное порновидео. Стало душно.

Дверь из туалета с грохотом распахнулась, и моему взору предстал Казак. Серое лицо, круги под глазами, редкие всклокоченные волосы…

– Здорово, психоделическая свинья, – сказал он каким-то треснувшим голосом, и я уловил запах перегара, слегка приглушенный мятным «Орбитой».

– Привет, скотина, – я пожал протянутую руку, – у тебя глаза красные, как у кролика. Опять вчера ханку жрал?

Вместо ответа Казак кивком предложил пройти в кабинет, дабы не давать почву для размышлений любопытствующему персоналу.

– Помнишь Лизку? – спросил он, как только мы оказались в просторной и светлой комнате совета правления.

– Такую черную блядищу?

– Да нет. Черная – это Марина. Ну, Лизка из «Панчо Вильи».

Я с трудом припомнил малолетку, подцепленную Колей во время какой-то пьянки в мексиканском ресторане. Пару раз после этого он говорил мне, что, похоже, влюбился, и их отношения перерастают в роман. Признаюсь, я не придал тогда этим заявам особого значения. К слову сказать, я вообще стараюсь ничему не придавать значения. Такая уж у меня жизненная позиция. Кредо. Стараться-то стараюсь, да ни хуя не получается. Вечно меня что-то не устраивает, тревожит, впечатляет… Просто экзальтированная девица, честное слово! Но что-что, а Колины романы меня и вправду не трогают. К тому же Казак влюбляется примерно раз в неделю. Чаще всего его избранницами бывают девицы, называемые мной (да и самим героем-любовником) барышнями. Не обязательно красивые, но миленькие. Немного наивные, что не мешает им быть эгоистками, в меру недалекие и жеманные лохушки, вечно пребывающие в состоянии погони за жизненным счастьем, спутником жизни и высшим образованием. Коля цепляет таких повсюду: в ресторанах и клубах, супермаркетах и бутиках, на транспортных остановках и важнейших переговорах, в детском саду, куда ходит его сын, на автопаркинге, в видеопрокате и поликлинике. Мне кажется, барышни сразу просекают клиента. Сколько их уже было? Сто пятьдесят, двести, триста? Сценарий известен, отклонений еще не случалось. Сначала стадия романтического знакомства – интеллигентный, почти целомудренный секс, цветы, стихи, шампанское (продолжительность от одного до трех дней). Потом медовый месяц – беспощадная круглосуточная ебля в любых условиях, с непрекращающимися признаниями в любви (от трех дней до недели). Ну и как логический финал – расставание – категоричное посылание на хуй с периодическими злобными поебками, граничащими со взаимным изнасилованием. Сиротка Лиза, естественно, была приезжей, наивной и романтичной. Такого набора обычно хватает, чтобы Коля объявил о своей очередной «великой любви».

– Она маленькая совсем. Девочка еще, почти девственница.

– Ага… – Интересно, что в понятии моего друга «почти»?

– Я тогда так влюбился! Так влюбился! Казалось, другую такую и днем с огнем не сыщешь!

– Поздравляю.

– Да нет, ты послушай! Она, ебать-колотить, тоже в меня втюрилась. Началась всякая там романтическая параша. Смехуечки да пиздахаханьки.

– Прекрасно.

– Между прочим, я дней десять коршуном кружил, сказки ей рассказывал, чтобы дала! Такая чистая, не то что бляди твои клубные.

– Понятное дело.

– Уж чего я ей только не обещал, чтобы выебать. В вечной любви клялся, веришь?

– Охотно.

– Да главное, сам себе верил. – Казак немного помолчал. – А потом, примерно через неделю после первой поебки, когда она все же дала, у меня всякий интерес к ней пропал, как отрезало. Представляешь? – Казак перестал шататься из угла в угол и уставился на меня своими воспаленными глазами. – На хуй мне не усралась, и все!

На этот раз я промолчал. Чем меньше участия принимаешь в беседе, тем быстрее она закончится.

– Так, знаешь, какая девка оказалась настырная, даром что всего семнадцать лет! – Казак сделал весьма значимую паузу, видимо, предоставляя мне возможность разделить вместе с ним удивление.

– Начала обрывать телефон, хоть номер меняй, забивать стрелки. Потом, когда я пару раз случайно встретил ее в том же «Панче» или еще где, не помню точно, и свалил под предлогом того, что, типа, надо отлить, она мне угрожать начала! До белого каления меня довела, на хуй! Я у нее, блядь, чуть ли не первый мужик, на хуй!