Наездник Ветра
Шрифт:
Услышав эти слова, Иоанн задумался. «Чёрт возьми!» – шепнул ему в ухо как будто кто-то чужой, – «да тут целый заговор! Логофет ничего об этом не знает, а у меня в запасе – лишь два-три дня!»
– Наливай, Рагнар, – произнёс он вслух, – а когда мы выпьем, я кое-что тебе сообщу.
Рагнар взял второй кувшин и исполнил просьбу. Себе пришлось ему налить много, а Иоанну – чуть-чуть, ибо его чаша была наполнена на три четверти. Звонко чокнулись. Часть вина при этом выплеснулась на стол. Рагнар допил первым. Калокир снова оставил в чаше большую часть её содержимого. Хорошенько вытерев рот платком, он
– Рагнар! Если ты всерьёз мне тут излагал свою философию, то в ближайшие года три твоё отношение ко всему, что делается в Империи и, боюсь, во всём остальном христианском мире, круто изменится …
И вот тут ему всё испортили проститутки. Они пришли. Они были злы и кричали слугам, которые попытались сперва о них доложить, что ждать не намерены, время – деньги! И ворвались с чудовищным шумом. И никуда нельзя от них было деться. К счастью, их было всего лишь две. Одна из них сразу же послала Рагнара ко всем чертям, решительно заявив, что даже за мешок золота ей не нужен холуй дочери трактирщика из Пелопоннеса, и взяла за руку Иоанна. Это была невысокая, худенькая француженка лет двадцати четырёх – с благородным носом, надменным взглядом и белокурыми волосами. На ней был плащ с капюшоном. Оставив этериарха в объятиях второй девушки – ослепительной агарянки ростом почти с него, Иоанн перешёл с белокурой стервой в другую комнату, дверь которой сразу же запер.
– Можно мне выпить? – тотчас осведомилась француженка, углядев на столике возле ложа кувшин с вином и два кубка. Иоанн молча кивнул. Он сидел на ложе, следя за девушкой с любопытством. Нос у неё был пожалуй что длинноват, но всё остальное выглядело вполне безупречным.
– Как тебя звать? – спросил Иоанн, когда она осушила кубок.
– Мари. А тебя?
Иоанн ответил. Поставив кубок, француженка села в кресло. Полы её плаща слегка задрались. Поглядев на то, что они скрывали, владелец дома решил ни о чём серьёзном больше не спрашивать.
– Неплохие у тебя ножки!
– Да, ничего, – согласилась девушка, не особо польстившись на комплимент. И мигом дала возможность полюбоваться также своими зубками, широко и шумно зевнув. Похоже было на то, что она сегодня встала не с той ноги.
– Как ты очутилась в Константинополе? – вновь посмел обратиться к ней Иоанн.
– Я, вообще, из Франции…
– Это слышно.
Да, говорила она с акцентом. Голос был слегка хриплый, резкий, похожий на стрекотание белочки. Помолчав, она продолжала:
– Когда моя мать умерла, её третий муж отдал меня за долги одному купцу. Тот в Марселе перепродал меня генуэзцам. Мне пришлось плыть с ними в Константинополь. Тут я от них сбежала и без труда затерялась. Город – огромный, и в нём кишит такое число людей со всех концов Света, что бесполезно было меня искать! Никто и не стал этим заниматься.
– Давно ты здесь?
Она призадумалась.
– Год. Нет, два! А может, все три. Короче, давно.
– Тебе, стало быть, понравился этот город?
– Я говорю – легко затеряться! И заработать.
– Сколько же заплатил тебе логофет?
Красивые брови вскинулись.
– Логофет? Вот странное имя! Нет, оно мне незнакомо.
– Это не имя. Кто тебя нанял, чтоб ты меня развлекала?
– Я обещала
не выдавать его, – равнодушно ответила проститутка, как бы нечаянно ещё выше оголив ноги.– Если ответишь, дам тебе золотой.
– Никифор Эротик, – сразу же прозвучал ответ. Иоанн слегка приподнялся.
– А как он выглядит?
– Как, ты его не знаешь? Странно! Он мне сказал, что ты – его друг.
– Как он выглядит? Такой уже немолодой, да?
– Нет, наоборот, совсем ещё юноша. Можно я ещё выпью?
– Нет, погоди! А ты его раньше где-нибудь видела?
– Да, конечно. Множество раз. Этот человек служит во дворце. Его знают все.
– Во дворце? И как, ты сказала, его зовут?
– Его зовут Никифор Эротик!
Ответив так, Мари поднялась, подошла к столу, и, схватив кувшин, стала пить большими глотками. Приняв сидячее положение, Иоанн задрал на ней плащ до рёбер. Под ним никакой одежды не оказалось.
– У тебя очень гладкая кожа, – вымолвил Иоанн, проводя рукой по её бедру. Мари, тяжело дыша, утирала рот.
– Что? Гладкая кожа? Очень возможно. Я – всё же знатная дама, а не крестьянка!
– Поставь кувшин.
Она это сделала. Распахнув на ней плащ, Иоанн дал волю рукам. Француженка застонала, дрожа ресничками. Но вдруг вырвалась. Нежность мигом исчезла из её глаз – как пыль с подоконника, по которому прошлись тряпкой.
– Прекрасный юноша! Ты мне кое-что обещал.
– Сперва сними плащ.
Но Мари опять залезла с ногами в кресло. Взор её пылал гневом.
– Я презираю людей, бросающихся словами! Ты, как я вижу, один из них!
– А не призираешь ли ты людей, продающих друга за золотую монету?
– Он мне не друг! Так, приятель!
– И тем не менее.
– Никаких оговорок здесь быть не может! Никаких тем не менее! Меня продали не дороже! Кто ты, вообще, такой, чтоб судить меня? Знаю я вас, таких судей! Когда-нибудь я вас всех убью! Я – знатная дама, а не добродетельная подстилка! Я – из Гаскони!
– Ангел мой, выпей ещё вина.
Но Мари в ответ ощерилась так, что юноша вздрогнул. Не сводя глаз с француженки, он нащупал в кармане своих штанов арабский динар и молча швырнул его знатной даме. Монета была поймана на лету.
– Не путай меня с гречанками, – посоветовала Мари, пряча золотой, – я – дочь рыцаря!
Иоанн любовался ею.
– Знаешь ли ты ещё кого-нибудь из дворца? – спросил он.
– Да, знаю. Рагнара, который в соседней комнате.
– А ещё?
– Больше никого. Когда эти свиньи приходят к нам, они, как ты сам понимаешь, не представляются. Кто из них из дворца, кто ещё откуда, почём я знаю?
– Мари, ты – прелесть!
– Да, ничего, – холодно кивнула Мари, – остались ли у тебя ещё какие-нибудь вопросы ко мне?
– Разве что один. Хотела бы ты встречаться со мной почаще?
Она презрительно усмехнулась левой стороной рта.
– Ну, давай ещё про свадьбу заговори!
– Ого! А если заговорю?
– Будешь послан в задницу! Если я тебе очень нравлюсь – назови цену, и я подумаю, что смогу тебе предложить.
– Ты не хочешь замуж?
– Нет, не хочу, – холодно качнулась гордая, белокурая голова, – и думать об этом нет у меня желания. Выйдешь замуж – начнутся дети. А я ещё не убила кое-кого.