Наездники

Фен шагом покинула круг. Ей польстило то, что даже Дино на этот раз потерял свое обычное спокойствие.

В следующий момент Людвиг хлопнул ее по спине.

– Отлично. Я никогда еще не видел такого круга.

Его примеру последовал Каунт Гай, и вот уже все британские жокеи, кроме Руперта и Гризельды, обнимали ее и трясли ей руку. Фен наконец вышла из бойкота.

Стоит ли это всего пережитого? Так думала Фен, принимая от принцессы красную розочку и огромный серебряный кубок, засверкавший еще ослепительнее в свете фоотвспышек. Стоит ли этот миг славы стольких недоспанных ночей, неудач, сердечных ран? Фен мимолетно восхитилась безупречнымилодыжками принцессы в телесных кологотках, когда та возвращалась обратно в королевскую ложу. Затем раздался жуткий грохот барабанов, который чуть не отправил Снейкпита и Руперта на орбиту, оставив тем самым пустое место меду Фен и Билли, который был третьим. Повернувшись, Фен глянула ему прямо в глаза. С огромным усилием, куда большим, чем то, которым она выиграла кубок, Фен удалось улыбнуться.

– Я очень рада, что у тебя будет ребенок, – сказала она.

Потом, прежде чем он успел ответить, арена погрузилась во тьму, и луч прожектора высветил только Фен и серого в яблоках Харди. Фен знала, что никто из зрителей не уходит: никто не хлопал сиденьями и дверями, не было слышно топота ног по бетону. Только долгая тишина, за которой последовал оглушительный взрыв приветствий, и, когда музыкальная группа заиграла «Мне нужны красные розы для голубой леди», все принялись подпевать и хлопать в такт. Потом другие жокеи ушли с арены, и Фен осталась одна, освещенная прожектором, и послала Харди в присущий ему великолепный легкий галоп. Толпа приветствовала ее так радостно, что Фен объехала еще один круг. Быть может, Билли меня не любит, подумала она, зато они юбят. Ну почему я не могу скакать по этой арене всю жизнь?

Дадли поймал ее на площадке сбора, размахивая микрофоном, словно странным черным леденцом на палочке.

– Победа, абсолютная победа! Ты сегодня доказала, что женщины могут выступать великолепно! – взревел он со смехом. Он явно перебрал виски в палатке со спиртным. – И Харви бежал отлично. Ты должна быть счастлива!

– Да, отлично. Да, счастлива.

– Ты наврняка теперь поедешь в Лос-Анджелес!

– С лошадьми нельзя загадывать дальше, чем послезавтра, – сказала Фен.

– Тебе, должно быть, будет трудно выбирать меду ним и Эсмеральдой.

Некотрое время Фен смотрела на Дадли в раздумии.

– Ее зовут Дездемона, а его – Харди, и почему ты не снимешь свою дурацкую шляпу, когда разговариваешь с дамой? А, Дадли, зная тебя, я почти убеждена, что ты считаешь меня джентльменом.

О господи, подумала она, не надо было этого говорить.

Краем глаза позади шетландских пони и знаменитых бывших скаковых лошадей, которых выстраивали для парада персоналий, Фен увидела банду репортеров.

– Прекрасное выступление, Фен, просто волшебное! Надо выпить по этому поводу на неделе, – взревел зычный женский голос и, почти отпихнув Дадли, мимо прошла Моника Карлтон со своими уэльскими лошадьми.

– Не везет в любви, повезет в чем-нибудь другом, – сказала Фен, бледно улыбнувшись Монике.

Дадли вертелся вокруг и молол языком, прощаясь с обозревателями и напоминая им завтра посмотреть «Пьюисенс». Фен попыталась нырнуть за вагончик передвижной лавки, но репотреры были стреляные воробьи. В следующий миг они захлестнулись вокруг нее, как петля лассо, преградив ей путь к бегству со всех сторон.

– Что вы думаете о том, что жена Билли Ллойд-Фокса ждет ребенка?

– Я очень рада за него.

– Вам больше нечего сказать?

– Если ребенок вырастет таким, как Билли, то будет очень хорошим человеком.

– А если таким, как Джейни, то нет?

– Я этого не говорила. – Фен отчаянно озиралась в поисках подмоги. – Я почти не знаю Джейни.

– Вам ведь очень нрбвился Билли?

– Как может быть иначе? – сказала Фен и расплакалась. – Его любят все.

Она видела вокруг только жадные, любопытные взгляды репортеров и бешено строчащие в блокнотах ручки.

– Оставьте меня в покое, – всхлипнула она.

На блокноты легла тень.

– Сворачивайтесь, – холодно сказал Дино. Он взял двух ближайших к Фен репортеров за шивороты и одним рывком убрал их с дороги. – Проваливайте отсюда и разложите костер из своих статеек на своих же пишущих машинках. Вы слышали, что сказала леди: оставьте ее в покое.

44

Когда они вернулись в грузовик, Дино скептически обследовал холодильник.

– Один порченый авокадо, полбанки бобов и пирог с мясом, которому пора дать увольнение по выслуге лет. У тебя есть два варианта, – сказал он Фен. – Можешь выплакаться и заснуть или пойти поужинать вместе со мной. Я умираю от голода.

– Я не хочу есть. И еще я должна позвонить Джейку.

– Сара уже позвонила. Он сказал, какого черта ты рисковала Харди, он мог свернуть шею. А потом еще вымотала его этим двойным кругом почета.

Фен скорчила гримасу.

– И это вся похвала, которую я заслужила.

Дино повел ее в итальянский ресторан недалеко от Хай-стрит в Кенсингтоне, который работал допоздна. За окном Фен видела пыльные желтеющие платаны, закапанные дождем, и влюбленных под зонтиками, спешащих на последний поезд метро. Запертая в жаре, духоте и напряжении Уэмбли, Фен позабыла о существовании внешнего мира. За соседним столиком пара держалась за руки. Оживленный шум, бутылки кьянти, фотография Колизея на стенке, заботливые официанты напомнили Фен ночь в Риме с Билли, когда у нее было разбито все лицо, и он кормил ее ризотто с ложечки. Ей так мучительно захотелось быть рядом с ним, что у нее перехватило дыхание.

– О чем ты думаешь? – настойчиво спросил Дино.

– Я думаю, что меня нужно отправить в психбольницу, а не тратить на меня твои деньги.

– Мои деньги; куда хочу – туда и трачу, – сказал Дино, потянувшись за меню. – Я закажу для тебя.

– Для меня сойдет грейпфрут болоньеза, – сказала Фен, залпом опустошая полстакана вина.

– Как ты научился так хорошо говорить по-итальянски? – спросила она, когда Дино кончил заказывать.

– Я думаю, потому что я итальянец.

– Ты же американец.

– Это всего лишь приемная родина. В душе я простой немытый любовник-латинянин.

– Зачем ты сделал себе седые пряди в волосах?

– Ну, я услышал, что тебе нравятся мужчины постарше, вроде Билли, и решил, что так у меня будет больше шансов. Кроме того, – он ухмыльнулся, – мне кажется, мне это идет.

– Идет, – признала Фен. – Ты выгядишь сногсшибательно, просто не поддаешься описанию. Но еще слишком рано шутить по поводу моей сердечной драмы.

Дино накрыл ее руку своей загорелой, с ухоженными ногтями рукой.

– Как так вышло, что ты не получила мою телеграму?

– Я не была уверена, что она от тебя.

– Но я же написал, что это я!

– Ты ничего не знаешь про гадость, которую сделал со мной Руперт в Риме?

На миг его рука сильно сжала руку Фен.

– Нет, ничего такого, – сказала Фен. – Я рано пошла спать и валялась, умирая от скуки. Руперт позвонил мне, сделал вид, что это ты звонишь, и пригласил меня поужинать.

– Ты согласилась?

– Смеешься? Да мне никогда в жизни не случалось принять душ, вымыть голову и одеться за такой короткий срок. А потом я обнаружила на лестнице Руперта и Дриффилда, которые помирали со смеху.