Награда для Иуды
Шрифт:
Клуб «Последнее пристанище» выбрал сам Барбер, сказав по телефону, что знает одно заведение в центре города, нечто среднее между шалманом и музыкальной площадкой. Там собираются золотые мальчики и девочки, чтобы в своей компании зацепить тяжелый кайф. Хозяин подвала якобы платят ментам большие деньги, чтобы те не устраивали в «Пристанище» облавы и обыски. Никто ни на кого не обращает внимания, словом, лучшего места для делового свидания во всей Москве не сыскать.
«Я согласен – ответил Елисеев, решив про себя, что ночной клуб, где собираются наркоманы, не самое плохое место. – Только учти: я буду с охраной. Это рядовая мера безопасности». «Ты мне не доверяешь? – засмеялся Барбер. – Странно». «Доверяю, – соврал Елисеев. – Но охрана – это мое условие. Я же согласился встретиться
Эти парни, последние, кого он не уволил из секьюрити, мало что умели, ни опыта боевых действий, ни достойной практики, но при них лицензии на огнестрельное оружие и пушки. Этого достаточно, чтобы Барбер, если он действительно придет, в последний момент не заупрямился, не передумал. Кроме того, охранники останутся с хозяином до тех пор, пока он не сядет в берлинский поезд. Потому что Мальгин гуляет на свободе и этот тип куда опаснее Барбера. Но Мальгин опоздал, он мог наделать много гадостей, но не хватило времени. Так или иначе, эта проблема в прошлом. Она решилась сама собой, когда Елисеев получил разрешение на выезд из страны. За бугром Мальгин не страшен.
Русоволосый моложавый мужчина в темно сером костюме с портфелем остановился у столика, наклонившись, спросил, не занят ли второй стул.
– Занят, занят, – раздраженно поморщился Елисеев.
Но мужчина ухом не повел, уже уселся на место, поставив портфель себе на колени. Елисеев отложил меню, прищурившись, посмотрел на незнакомца, готовясь наговорить грубостей. Но в последнюю секунду осекся.
– Витя, это вы? То есть это ты?
– Это я, – кивнул Барбер. – Нравится?
– Да как сказать, – Елисеев, махнув ладонью, сделал знак охране, мол, все в порядке. – Я не был готов к тому… К тому, что ты так радикально изменишься. Пожалуй, и не поверил, что это действительно ты. Если бы не голос. Да, голос… Его пластические хирурги менять, кажется, еще не научились. Не ожидал.
В этот момент кайфовый официант подвалил к столику, раскрыл блокнот, готовый принять заказ.
– Мы еще не выбрали, – сказал Барбер. – Впрочем, постой, братец. В вашем заведении готовят пиццу? Тогда принеси нам две порции, бутылку «кьянти» на запивку. И жди дальнейших распоряжений.
Официант сурово мотнул головой и отправился на кухню. Барбер поставил портфель под стол.
– Тут деньги, – сказал он. – Возьми, запрись в сортире и пересчитай.
– Нет, – покачал головой Елисеев. – Сначала ты сам откроешь замок.
– Боишься, что взлетишь на воздух? Но там действительно бабки, а не бомба с натяжным взрывателем. Ты ведь веришь, что к кипешу на кладбище я не имею отношения?
– Поверю. Если в портфеле действительно то, о чем ты говоришь.
Барбер наклонился, открыл замок, распахнул портфель и ногой придвинул его к своему собеседнику. Елисеев, опустив руку, нащупал тугие пачки, перехваченные резинками.
– Из-за этих денег пролилась кровь, – сказал Барбер. – Много крови. И невинная кровь тоже пролилась.
– Что ж, путь к большим деньгам всегда лежит через кровь, – быстро нашелся с ответом Елисеев.
– Пожалуй. Ты потерял брата, потому что один подонок, что б он в гробу перевернулся, узнал о месте, где был тайник. Вместо денег мы нашли бомбу. Да, брата не вернешь… Но та сука, которая устроила взрыв, уже прописалась на том свете. Тебе от этого легче?
– Разумеется, – вздохнул Елисеев. – Я верю в справедливость, хотя в жизни сталкивался с ней редко.
– Теперь забудь о плохом. И миллион долларов – неплохая компенсация за твоего брата.
– Это не мои деньги, – покачал головой Елисеев. – Ты
украл их у акционеров нашей компании. И деньги должны вернуться в «Каменный мост».– Не мое дело, вернешь ты бабки акционерам… Или не сделаешь этого. Но я свое слово сдержал. На твоем месте я бы оставил наличман себе. Ничего нельзя изменить в этом поганом мире. Даже если пробьешь лбом стену, никто этого не заметит. Но почему бы просто не пожить в свое удовольствие?
– В свое удовольствие? – переспросил Елисеев. – Нет, это не для меня. Я помешан на своей работе. И слово «порядочность» для меня не пустой звук. Если я прикарманю деньги, то до конца дней буду чувствовать себя последней свиньей.
– Эй, только не надо патетики, иначе испортишь мне аппетит.
– А какие планы у тебя? – осторожно спросил Елисеев.
– Вернуть все долги, а потом исчезнуть навсегда. Теперь иди и считай.
Елисеев опустил руку, закрыл портфель, подхватив его, подошел к одному из телохранителей, приказав им оставаться на месте и ждать его возвращения. Он вошел в туалет, осмотрелся, соображая, какую кабинку удобнее занять. И выбрал крайнюю от стены. Через минуту он уже устроился на крышке унитаза, поставив портфель на пол, вытащил его дна одну из пачек, снял резинку и стал считать купюры. Дважды Елисеев сбивался, начинал счет, и снова сбивался. Мешали чьи-то голоса, дверь в туалет то и дело открывали, лилась вода из крана, кто-то матерился и дергал за ручку кабинки, в которой засел страховщик.
– Занято, черт побери, – сердито отвечал он, вытирал рукавом влажный лоб и начитал счет с нуля. – Не видите? Занято.
В портфеле сорок пачек, это точно, это он сосчитал. В каждой пачке должно быть по двадцать пять тысяч долларов. Елисеев закончил счет первой пачки, оказалось, что в ней три лишние сотни.
– Черт, черт, – сказал Елисеев вслух. – Этого не может быть. Потому что чаевые мне не положены.
Нет, так ничего не получится. Он встал с унитаза, снял пиджак, повесив его на гвоздик, присел на корточки возле опущенной крышки унитаза, как за карточный столик. Но и эта поза была неудобной, быстро уставала спина. Тогда Елисеев сел на мокрый пол, даже не почувствовав, что промочил брюки. Обхватив ногами унитаз, стал медленно, купюра за купюрой, пересчитывать деньги в злосчастной пачке, складывая стопку бумажек на крышке унитаза. Время от времени он отматывал куски туалетной бумаги и вытирал ими влажное лицо. На этот раз вышло ровно двадцать пять штук. Елисеев, больше не замечал неприятных запахов и настойчивых стуков в дверь. Не поворачивая головы, он громко рявкал:
– Занято. Занято, мать вашу. Сволочи.
Он сложил вторую и третью пачки в аккуратную стопку, обмотал резинками, которые, ведя счет, держал в зубах. Засунул две пачки в портфель, вытащил две следующих. Кажется, Барбер не обманул: в портфеле действительно миллион долларов.
– Эй, ты что там уснул? – в дверь забарабанил тяжелый кулак. – Мать вашу, наркоманы, алкаши… Слышь, придурок чертов, через десять минут мы закрываемся.
– Прошу прошения, – промямлил Елисеев.
Он сгреб деньги в портфель, надел пиджак и, выйдя из кабинки, столкнулся с пожилым усатым уборщиком в красном фартуке. Блюститель чистоты пристально посмотрел на позднего посетителя туалета, на его брюки, осуждающе покачал головой, сделав какие-то гадкие умозаключения, но вслух ничего не сказал. Когда Елисеев вернулся в опустевший зал, телохранители сидели на прежних местах, а Барбера уже и след простыл.
– Где? – спросил Елисеев одного из охранников. – Куда он делся?
– Ушел. Где-то час назад.
– Час? Целый час?
– Да, он съел свою пиццу, выпил вина. Потом расплатился с халдеем и смотался. Велел вам кланяться. А что, мы должны были его остановить?
– Нет, все в порядке. Сколько же времени я пробыл в сортире? – Часа два. Или около того.
– Господи, как бежит время.
– У вас все брюки насквозь мокрые. С них что-то капает.
– Правда? – еще сильнее удивился Елисеев. Он крепко сжимал ручку портфеля, и такая мелочь, как испорченные брюки, не могла омрачить его счастья. – Хрен с ними со штанами. Поехали, ребята. Сначала завернем в одно место, потом переночуете у меня на квартире.