Нахаловка 2

— Не понял… — недовольно проревел Ржавый, не преставая чавкать куском сочной жареной вырезки. — А где Колыван?

— Так это, уважаемый, — переминаясь с ноги на ногу, произнес Борис, — ваш друг сначала неосмотрительно разбудил похмельного Бурята, за что лишился двух зубов…

— Чего? — Паха откровенно не догонял, что ему пытался втолковать этот зачуханный деревенский крест. — Каких зубов?

— Передних, — поспешно произнес бригадир, тыча пальцем себе в рот. — Вот этого и этого у вашего приятеля теперь нет…

— Бурят? Колывану? Два? Зуба? Выбил? — словно малолетний дебил, разделяя каждое слово вопросом, заторможено переспросил Ржавый.

Зато вся его компашка, успевшая врубиться в ситуацию, весело заржала.

— Ну, да… — несуразно пожал плечами Борис, виновато при этом улыбнувшись. — Я-то уже человек наученный горьким жизненным опытом, и к страдающему похмельным синдромом Буряту близко не подхожу. А приятель ваш, видимо решил, что бессмертный…

— А-ха-ха! Ха-ха! — Паша, наконец, тоже разразился громким сиплым смехом, который подхватили по второму кругу все его подельники. — Бурят, сука, конечно отморозок конченый! Прямо натуральный бельмондо[1]! Но я не думал, что Колыван тоже тем еще бажбаном[2] окажется! Живой хоть?

— Вроде… Но это не точно… — помотал головой Борис, словно сомневаясь в произнесенном. — Бурят, как отошел, принялся его водярой лечить. А его принудительное лечение на каждый бугай перенесет…

— Вот, тля! — выругался Ржавый, засовывая в пасть жаренную куриную ногу. Оторвав шмат мяса, и не обращая внимания на стекающий по щекам жир, Паша ткнул обнажившейся костью в лесоруба:

— А ты, выходит, тачилу на место пригнал? Не зассал? Ведь этот «Мерин» дорого-богато стоит. Если б разбил — за всю жизнь бы не рассчитался!

— Так деваться некуда было, — принялся мазаться Борис, — Буряту, попробуй, откажи…

— Не хотел бы я под его раздачу попасть! — Вновь заржал Паша.

— Ах, да! — «спохватился» он. — Вас же Бурят всех в гости звал. Ну, к дядьке моему на фазенду! Они там уже шашлык-башлык из свежины замутили! — восторженно добавил Борис, облизнувшись. — У него же свиноферма своя, у дядьки моего…

— Шашлык говоришь? — задумался уголовник.

— Ну, да! — глупо улыбнувшись, вновь закивал лесоруб.

— Да мы и тут, вроде, неплохо сидим, — засомневался Ржавый.

— Да что вы, господа? — слегка надавил Борис. — Это же на свежем воздухе! Птички поют! Мясо на мангале шкворчит! Водочка холодная, словно родниковая водица, пьется за милую душу… Водочку льем, водочку пьем… — неожиданно запел песню Круга лесоруб.

— Водочкой только живем! — дружно подхватили известные всем слова городские бандюки.

— И музыка соответствующая у моего дядьки найдется! — добавил Борис. — А весь хавчик и бухло, что здесь не доели и не допили, можно с собой забрать. Правда же, Катерина? — громко крикнул он в сторону кухни.

— Конечно, вообще без проблем! — ответила, появившаяся в дверях хозяйка заведения. — Я сейчас вам все в одноразовую тару упакую.

— Ну, господа хорошие? Едем? — дрожащим голоском попытался додавить захмелевшую компанию бригадир лесорубов.

— А тебе-то с этого какой понт? — Ржавый, словно жопой почувствовав неладное, обратил внимание на чрезмерную навязчивость деревенского алкаша.

— Ну… так Бурят же! — словно само собой разумеющееся, выдал лесоруб. — Он мне пригрозил, что если я ему веселую компанию, то есть вас, не организую, мне лучше ему на глаза не попадаться… А если привезу — поить будет, сколько в меня влезет!

— В натуре серьезный аргумент! — заржал Паха. — Ну, че, пацаны, как насчет пожрать шашлыков на фанзе у Бурята?

— Ё-ё! Да! Говно вопрос! — Дружный веселый рев поддатых бандитов был ему ответом.

— Тогда, дернем еще по одной и покурим на улице, пацаны, — предложил Ржавый, — пока местные халдеи нам хавчик упакуют.

Зазвенело стекло, забулькало в стаканах. Борис тоже сунулся с пустой рюмкой в общую свалку и ему начислили безо всяких разговоров. Проверку на вшивость он успешно прошел. После того, как тара опустела, вся городская гоп-компания, разгоряченная сорокоградусным, поднялась из-за стола и неорганизованной толпой выплеснулась на улицу. За столом остался только Борис, с ненавистью глядящий на бандюков сквозь большое окно.

— Никогда не замечала, что ты у меня такой талантливый? — Катерина подошла к мужу и промокнула бумажной салфеткой его лицо, покрывшееся от напряжения крупными каплями пота. — Прямо заслуженный столичный артист из какого-нибудь с сериала!

— В гробу я видел такие сериалы! — отозвался Борис, наливая до краев стопку и одним махом опрокидывая в рот её содержимое.

Катерина недовольно поморщилась, но ничего не сказала мужу, прекрасно понимая, в каком состоянии он сейчас находится.

— Но, сука, это же наш дом, Катюха! — выдохнув, продолжил он. — И нехрен всякой мразоте топтаться в грязных гадах по нашим светлым чуйствам, да качать свои гребаные права!

— Согласна, — кивнула Катя, обнимая мужа за плечи. — Не стоило им вообще здесь появляться! Береги себя, Боря! И про мужиков не забывай!

— А то! — Лесоруб поднялся на ноги — Ну, с Богом, что ль?

— Прости Господи грехи наши тяжкие! — Катерина быстро перекрестила мужа. — Иди… Вазген, ну где тебя носит? — Заорала она во весь голос, чтобы не показывать Борису, как тревожно у нее на душе. — Со стола надо собрать!

Выскочив на улицу, лесоруб достал из кармана мятую пачку сигарет и, усевшись на ступеньках лестницы, с наслаждением закурил.

— Слышь, штымп[3], — окликнул его Ржавый, — ехать до берлоги твоего дядьки далеко?

— Да не… рукой подать, — натянув в очередной раз на лицо физиономию конкретного недоумка, произнес Борька. — Это у вас в городе расстояния, что только на тачках разъезжать. А у нас в деревне все на одиннадцатом номере передвигаются.

— Это на своих двоих, что ли? — усмехнулся бандит.

— Ага, — кивнул лесоруб. — Это и дешевле, и для здоровья полезно. Да вы не переживайте, я вас напрямки через лес по просеке как раз к самой дядькиной халупе выведу. И моргнуть не успеете, как на свежий шашлычок поспеете!

— Хех, а у вас в Гадюкино все так елдачить[4] любят?

— Так скучно ж у нас… — пояснил Борис. — Новых людей почти не встретить, а остальные все друг про дружку знают.

— Настоящая дыра, — согласился Ржавый. — Жопа мира. И как вы тут только живете?

— Да так, живем — хлеб жуем, — пожал плечами лесоруб. — Да и не жалуемся особо.