Наиглавнейшая проблема Академии Драконов

Король так и не договорил, а Эйлин не рискнула его расспрашивать. Некоторые тайны Туманного Предела пугали ее до дрожи, и она предпочитала, чтобы они навсегда оставались тайнами.

Уже скоро Эйлин получила на руки свою дочь, которую окутывала едва заметная магическая дымка симбионта. Но она постаралась этого не замечать.

Не думать о странной дымке, не чувствовать, что ее дочь больше не одна. Вместо этого Эйлин понесла Эйвери в спальню, перед уходом заявив, что собирается сперва накормить, а затем уложить принцессу в колыбельку – после подобных потрясений малышке не помешает долгий и здоровый сон.

…Кормя дочь, Эйлин размышляла все о том же.

Ей хотелось верить в то, что она здесь приживется. Привыкнет и полюбит Туманный Предел со всеми его тайнами – так же сильно, как она любила своего мужа, а Власт любил ее.

И так же сильно, как Эйлин любила свою дочь – дите Аргейла Кхана, которая обрела новую родину и нового отца за Туманной Грядой.

***

Сложно сказать, как долго я шла по песку, окуная босые ноги в белую пену прибоя – потому что свои сапоги я так и не обнаружила. Зато куртка, пусть и порванная в нескольких местах, лежала рядом, так что я захватила ее.

Пригодилась – солнце палило нещадно. К тому же воздух после разреженного на Эльрене сейчас казался мне тяжелым и еще каким-то излишне сладким, словно полным патоки, и при каждом вздохе раздражал пострадавшие от падения легкие.

Но потом я привыкла.

Шла и шла – бесцельно брела по кромке моря.

Сперва плакала, и слезы почти сразу же высыхали на моих щеках. Затем нашла ручей, вытекавший из джунглей, и хорошенько напилась, после чего поплескала себе в лицо.

Холодная вода привела меня в чувство, и плакать я перестала – решила, что пора уже прекращать горевать. Случившегося уже не переиграть – да и не стала бы я ничего менять, если бы у меня был шанс отмотать время.

Я бы сделала то же самое – попыталась всех спасти, а затем вытащила Кайдена из адского пламени взрыва.

Подозреваю, он бы тоже не стал ничего менять и бросил меня в очередной раз, так что мне стоило с этим смириться. Как и с тем, что обратно за мной Кайден уже не прилетит, поэтому не мешало бы подумать, что мне делать дальше.

Итак, что я имела на сегодняшний день?

Собственно говоря, ничего.

Остров казался мне необитаемым, потому что я шла вдоль моря, подозреваю, уже около трех часов – ну, если судить по движению солнца. И за это время мне не попалось ни единого следа человеческого присутствия.

Хорошо, деревни могли быть спрятаны в изумрудной зелени джунглей, откуда время от времени до моего слуха доносились крики обезьян-ревунов и звонкая перекличка птиц. Но рыбацких сетей и лодок не было и в помине, и меня это порядком тревожило.

Зато я обнаружила кокосовую пальму и, немного помучавшись, утолила голод, разбив о камень валявшиеся на земле кокосы. Парочка оказались испорченными, зато один не вызвал у меня подозрений.

Затем я легла в тени этой самой пальмы, накрылась порванной курткой и решила немного подремать – удар о воду не прошел для меня бесследно, болели все кости и мышцы.

Как и разрыв с Кайденом – после его слов и поступков болело и кровоточило сердце.

Но сон никак не шел.

Лежа в тени, я смотрела на солнце сквозь полуприкрытые веки. Думала о том, что Кайден улетел, разорвав нашу связь, и теперь я совершенно свободна. А еще я безгранично одинока – как и раньше на Чаверти.

И это было привычное, но уже успевшее немного позабыться чувство.

Только вот на Чаверти я была в окружении людей, тогда как Кайден бросил меня на необитаемом острове, и я понятия не имела, как отсюда выбраться.

Но решила не отчаиваться раньше времени – подумала, что стану искать людей, заодно осматривать остров и окружающее море, а потом – если ничего не обнаружу, то поразмыслю о строительстве плота.

Неожиданно для себя задремала и спала так долго, пока меня не разбудило странное чувство – сперва был толчок изнутри, после чего внутренний голос принялся твердить, что я уже больше не одна.

Открыв глаза, поморгала на заходящее солнце и внезапно разглядела, что к пляжу подлетал черный дракон.

Сердце заколотилось как безумное.

Я села, отбрасывая в сторону куртку, которой укрывалась, после чего попыталась разобраться с тем, что происходило у меня внутри. Но разорванная Кайденом драконья связь – ее обрывки – мешала сосредоточиться, и я никак не могла понять…

Сперва подумала, что к пляжу подлетает Зигурт, а вовсе не Лойрин, ведь Дикие драконы обычно не спускались на острова Суши.

Да, Зигурт не смог оставить меня одну в этом месте, поэтому ослушался приказа Кайдена и прилетел за мной, потому что всегда, с первой нашей встречи на Чаверти, у нас с ним была особая связь.

Я любила его, а он любил меня, поэтому дракон не смог бросить меня одну – израненную, голодную и совершенно несчастную, а заодно и несправедливо обвиненную в том, чего я не совершала.

Но это был не Зигурт. На пляже, к которому я, поднявшись, заковыляла, приземлилась Лойрин.

Прилетела ко мне в третий раз, но уже одна, без своей свиты.

Сложила крылья и сделала несколько шагов в мою сторону.

Я тоже шагала к ней – шла спокойно, без спешки. Понимала, теперь нам уже никто не помешает, потому что вокруг никого нет – ни единой души!..

Я могла спокойно подойти, приложить руку к ее бронированной груди и заглянуть в драконьи глаза.

Что я и сделала – подошла, приложила и заглянула.

И это случилось.

Мне показалось, что в момент первого физического контакта – когда я прикоснулась к Лойрин – меня будто бы овеяли своей милостью Боги. Это было странное, даже нелепое ощущение для той, кто успел возненавидеть подобное религиозное мировоззрение, годами навязываемое в общине Таккеров.

Но теперь меня не оставляло ощущение, что со мной произошло именно то, что порадовало бы отца Таккера, – меня внезапно коснулась божественная благодать, и с этой самой секунды я перестала быть одна.

Передо мной словно распахнулись двери в дивный мир Лойрин, который тотчас же принялся смешиваться с моим, а мой – с ее.

Так мы и стояли – я и моя драконица; я держала руку на ее груди и смотрела в зеленые, с вертикальными зрачками глаза, а она глядела в мои.

С каждой секундой наша Связь лишь набирала силу – внезапно я стала чувствовать ее эмоции. Лойрин тоже была заинтригована тем, что обрела своего человека, и теперь она могла смотреть на мир частично и моими глазами, познавать мое прошлое, тогда как я узнавала ее.