Наират-1. Смерть ничего не решает
Шрифт:
На самом деле все не так, как кажется.
Триада 2.1 Элья
Иногда научиться ползать сложнее, чем научиться летать. И здесь многое зависит от учителя.
Ты еще не видишь Понорки. Но уже чувствуешь их. В том мощь и благословение Наирата.
— А я тебе говорю, что она-таки дохлая! Нашто ты ее хапал?
Визгливый голос расколол мозаику сна. Вдребезги разлетелось лицо доктора Ваабе, ухнула в темноту чья-то спина с воткнутым ножом, растворились друг в друге воины-люди и острокрылые фейхты. Пустоту сразу же заполнили монотонный скрип и боль.
Не открывая глаз, Элья застонала.
— Говорил же тебе, Арша, не дохлая она. — Второй голос был грубее и тверже. Совсем как доски, об которые колотился затылок. — Скланы-та живучия. Вона как задергалася.
По телу прошла судорога. Невыносимо! Прижаться к полу лопатками, хоть как-то удержать жизнь, разлетающуюся искрами сквозь прореху.
— А я говорю, все равно сдохнет. Крыльёв-таки нету, нету крыльёв!
Крыльев больше нет.
Элья скрючилась на соломенной подстилке, натянув кусок мешковины в тщетной попытке защититься от холода.
Надо терпеть.
— Эй ты, на-таки. — Арша, хозяйка визгливого голоса, поставила на пол миску с кашей и привычно толкнула в сторону Эльи. — Ешь-таки, а то помрешь.
Фраахи порадовался бы, старый дерьмоглот. Его затея. Но почему не сразу в утилизацию? Хотел, чтобы помучилась перед смертью? Значит, добился своего. Вот только агония слишком затянулась.
Или, наоборот, это спасение? Скэр помог, как сумел? Видимо, так.
Да, она выживет. Как и должно фейхту. А потому — терпеть, терпеть и снова терпеть.
— Так-таки не ест, — громко пожаловалась Арша. — Таки сдохнет. Неча было лезть! Режется солдатня с крыланами? Так нехай себе и режется. Че полез? Вот когда б и нас тож порезали, а, Вольс?
— Так не порезали ж, — возразил Вольс, такой же уродливый человек, как и Арша. — А времечко такое — кто скумекал, башкой рискнул, тот и состоянию заделал. Радуйся, дура, что твой муж клювом не прощелкал, когда оказия вышла.
До чего же они громкие, до чего неряшливые, до чего бесполезные. Икке… Хотя у людей вроде иначе. Непонятно. Но икке везде одинаковы.
Икке умирают. Элья — не икке. Фейхт. Выживет.
— Чудная оказия! Из кустов скакануть, схватить первый попащий сверток и деру дать. Да ковер, в котором эта тварь завернутая была, и то поценьше будет. Не, ты не лапотник — ты умник засратый. А гадина эта таки сдохнет.
— Не ори. До Каваша немного осталось, успеем.
Вол медленно тащил повозку. Та скрипела, подпрыгивая на корнях и каменьях, и норовила завалиться на бок. Звякало железо в сундуках, дребезжали горшки, воняло мокрым деревом, смолой и человеками. Шумные они. Грязные и надоедливые.
— Ешь-таки, — Арша палкой подпихнула плошку, повторив приказ. — Ешь.
Права. Чтобы выжить, надо жрать.
Элья протянула руку, попытавшись зацепить край плошки. Пальцы схватили воздух. И во второй раз тоже. А в третий окунулись в холодное клейкое варево. Зато получилось
не опрокинуть. Уже достижение.Надо набираться сил. Тогда будет шанс выбраться из клетки на своих ногах.
— Ты-таки смотри, чтоб как взапрошлый раз не было! — Арша суетилась. Она металась по повозке, заглядывая то в один сундук, то в другой. Доставала что-то оттуда, примеряла, потом снова прятала. — А ты-таки не гляди! Не гляди! Ишь, зыркалы вылупила.
Она погрозила Элье кулачком, потом, видимо решив, что этого не достаточно, подхватила длинную палку и ударила по прутьям клетки.
— Да перестань-та, — вяло отозвался Вольс. — Город уж.
Повозка затряслась, мелко и часто. Потянуло смрадом сточной канавы, дымом и навозом. За полотняной стеной закипели голоса. Сталкиваясь друг с другом, они мешались, угасая до едва различимого бормотания, чтобы выплеснуться вдруг истошным визгом.
— Дорогу! Дорогу!
— Рыба! Све-е-е-е-жая рыба!
— Куда ты прешь? Прешь-то куда? Мать твою…
Голоса наплывали лавиной, перемежаемые лязгом, скрежетом, ревом и ржанием. Наконец, повозка, вздрогнув, остановилась.
— Ты чего-эта вынарядилась? — Впервые в голосе Вольса сквозило раздражение.
Не будь ей так плохо, Элья бы рассмеялась. Это он Арше? Ревнует, что ли? Кому она, человечка чумазая и завшивевшая, нужна?
— Таки город, город-таки! — застрекотала та. — А ты сам, сам-таки по шлюхам пойдешь? Зенки твои бесстыжие!
Они еще долго ссорились, как-то глупо, бессмысленно, как могут только икке, пусть и человеческого рода. И Элья, устав от чужих ссор, отползла в угол. Устроившись в полуметре от прутьев, она попыталась дотянуться до них правой рукой.
Получилось.
Пальцы левой схватили воздух. Ничего. Элья повторит. И будет повторять столько, сколько понадобится. Без крыльев жить невозможно? К демонам теории умников вроде проклятого Ваабе.
— Спокойно сиди, — велела, заглянув в повозку, Арша. — Завтра торговать будем.
— Жуть жуткая! Тварь редкая! Серошкурая! Живая крылана! Всего за полмедяка на погляд, еще «жеребка» — тухлятиной кинуть, два — тыркнуть палкой, только не до смерти! — Арша верещала, умудряясь перекрикивать ровный гул рыночной толпы. Голос ее вызывал рвотные спазмы и отвращение к себе.
Элья тряхнула головой и от слишком резкого движения едва не упала. Проклятье!
— Крылана! В живку, какова она есть! Всего за полгроша на поглядеть!
Пусть глядят. Кидают. Тыкают. Элье плевать и на них, и на их ненависть.
Из щели высунулся крупный жук. Его надкрылья проблескивали прозеленью, а короткие усы настороженно щупали воздух. Вот жук пополз по земле, шустро перебирая лапами. Элья попыталась накрыть его ладонью. Почти вышло.
Жук — не прутья. Шустрый. Тем лучше.
— Господине! Живая тварь! — Арша завела свое. И от окрика этого жук замер, позволяя поймать себя.
Получилось! Жук под рукой ворочался, щекотал ладонь, шевелил надкрыльями и грозно пощелкивал, но вырваться не мог. А вот Элья могла его раздавить. Или оторвать крылья и бросить, чтобы жук медленно подыхал среди других жуков…