Наивное искусство и китч. Основные проблемы и особенности восприятия
Шрифт:
И все же, несмотря на то что официальной позиции противостояла уже другая, которая строилась на более реальных фактах, большей части исследователей, работников культуры, да и самих мастеров народных промыслов было непросто отказаться от проекта, существовавшего на протяжении десятилетий, даже под натиском наступивших перемен. К тому же взгляды специалистов, которые старались уйти от существовавших стереотипов, судя по всему, только еще зарождались и находились в стадии «вызревания». После долгих лет существования проекта трудно было свыкнуться с мыслью, что традиционная народная культура постепенно утрачивает способность существовать и развиваться в качестве актуальной культуры и сохраняет свои позиции лишь в качестве «культурного наследия» [47] . Сторонники государственного проекта (а в их числе были не только чиновники, но и художники Академии Художеств, члены Союза художников, писатели, люди искренне любящие народное творчество, искусствоведы, посвятившие ему свою исследовательскую деятельность) не допускали мысли, что столь любимый ими предметный мир традиционной народной культуры, некогда представлявший явление синкретичное, тесно связанное с бытом, образом жизни и мышления (по сути своей архаичного) своих создателей, постепенно исчезает. А мир современных мастеров, не обладая той первозданной универсальностью, крепостью,
47
Костина А.В. Массовая культура как феномен постиндустриального общества. Автореф. дис. … д-ра философ. наук. М., 2003. С. 5.
Этим же можно объяснить и то обстоятельство, что на протяжении 1990-х годов, несмотря на происходящие в России политические, экономические и культурные перемены, советский государственный проект развития народного искусства все еще не терял своей силы (хотя заметно ослабел гуманитарный фактор, сократилась роль государственных учреждений, при этом все более возрастала материальная, рыночная заинтересованность). Достаточно напомнить, что сегодня на многих промыслах создаются (но порой по истечении некоторого времени распадаются) акционерные общества, всевозможные объединения, авторские коллективы и т. п. Причины в том, что, по представлениям многих деятелей культуры, «рынка у нас по-прежнему нет», все слито и не расчленено, потребитель и производитель связаны «не тем, что надо», критерии оценок деформированы и т. п. Тем не менее нельзя не признать, что появление свободного рынка в нашей стране, несмотря на все его отрицательные стороны (художнику и мастеру трудно приспосабливаться к другому миру, к новым требованиям, эталонам, угождать чужим вкусам, в силу чего происходит вырождение профессионализма в корпоративность и т. п.), почти стихийно создало обширную сферу для деятельности людей. Рынок пробудил инициативу у многих не только к коммерческой стороне дела, но и к творческой (на основе переосмысленных заново традиций). Сложилась определенная социокультурная ситуация, в которой множество людей устремились к самореализации через творческий процесс, самоотдачу, поиск. Не случайно и в авторском творчестве, и в работе промыслов постоянно происходят перемены (на основе иных экономических отношений, касающихся в том числе и способов реализации продукции, создаются новые самоорганизующиеся формы творческих объединений, центров, ассоциаций). И, как результат, в нашей стране образовался огромный пласт культуры, именуемой критиками по-разному: «массовой», «популярной», нередко «салонной», а то и «китчем», но, по существу, представленной вещами, чем-то напоминающими традиционные народные изделия, получившие свою новую жизнь. Процесс этот не завершен, хотя и в болезненных формах, но продолжается. Сложится ли новый проект, будет он один или их будет несколько, пока сказать трудно, в известном смысле наша отечественная культура и по сей день находится на перепутье.
Дефиниции китча и самодеятельное искусство 1970–1990-х годов: дискурсивные смещения
А.А. Суворова
Пермь
История понятий – отдельная сфера, которая помогает выявить дискурс исследуемого феномена, определить его смыслы и значения. В период тоталитаризма прослеживается, как система идеологем трансформировалась в сверхтекст мифологем [48] . В эпоху застоя, как ни парадоксально, идеологемы продолжали использоваться, становясь устойчивыми клише и получая дополнительные научные и популистские обоснования. На протяжении советского и постсоветского периодов происходит идеологическое переосмысление семантических сфер философского, религиозного, этического, художественного знания.
48
Купина Н.А. Тоталитарный язык: Словарь и речевые реакции. Екатеринбург; Пермь, 1995.
По мнению культуролога Владимира Паперного, и авангардная «культура 1», и тоталитарная «культура 2» связывали смысловые преобразования с изменением понятий. В. Паперный описывает ситуацию сакрализации имени / понятия в «культуре 2» (в том числе периода «застоя»). Пафос часто сочетается с негативным отношением: «Вообще все, чего нельзя воспринять чувственно, вызывает у культуры большую настороженность» [49] . Также интересно наблюдение, что в «культуре 2» всякое событие искусственно, так как за ним стоит чей-то добрый или злой умысел. Исследователь приводит необычайно показательный пример трансформации смыслов слова «вредитель» в «культуре 1» и «культуре 2»: «Еще в 1932 году в алфавитном указателе к Собранию законов (СЗ) под этим словом понимались жуки, уничтожающие посевы. За два года смысл слова изменился принципиально, оно означает теперь людей, которые сознательно причиняют вред другим людям без всякой видимой цели» [50] .
49
Паперный В.З. Культура Два. М., 2006. С. 181.
50
Там же. С. 191.
Как отмечают исследователи, сфера, связанная с художественным творчеством и, шире, с искусством, также подвергается идеологическим трансформациям культурой: «Идеологизация художественного осуществляется не только с помощью философских и собственно идеологических “добавок”, но и посредством полного отождествления художественного и идеологического (идеологема художественная идеология)» [51] . Наиболее характерные особенности идеологического освоения сферы художественного, по мнению исследователя Н.А. Купиной, это:
51
Купина Н.А. Указ соч. С. 41.
1) формирование рядов оппозиций (содержание – форма; содержательный – формалистический; народное – антинародное; реалистическое – нереалистическое (упадническое); художественное – антихудожественное) на фоне общей оппозиции социалистическое – буржуазное (искусство);
2) идеологизация, политизация художественного с помощью философских и политических «добавок»;
3) трансформация художественного в политическое, охватывающая концепты и ряды концептов, но не разрушающая всю систему [52] .
52
Там
же. С. 42–43.Понятие «китч» подвергается значительным трансформациям в соответствии с описанной схемой. В советских научных, научно-популярных текстах, справочной литературе оно появляется только с 1970-х годов. Наиболее частые его трактовки в энциклопедиях и словарях таковы: «Китч – дешевка, безвкусная массовая продукция, рассчитанная на внешний эффект. <…> В 1960–1970 годы предметы китча стали распространенным явлением буржуазной “массовой культуры”» [53] . В 1980-е это понятие появляется в словарях новых слов; а в период 1990–2000-х оно уже широко распространено, присутствует и в специализированных культурологических, и в общих словарях и энциклопедиях. Но если словарные и энциклопедические статьи 1970–1990-х достаточно стереотипны в определениях понятия «китч», то научные и научно-популярные издания позволяют увидеть эволюционирование отношения к нему и выявить «дискурсивные наслоения» в его трактовке.
53
Советский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 583.
Китч как явление «буржуазной массовой культуры» и «пожиратели пошлости»
С точки зрения современного исследователя, трактовка и использование понятия «китч» в период с 1970 – до первой половины 1980-х годов могут показаться парадоксальными. С одной стороны, тема китча муссируется в контексте современного народного искусства. При этом дефиниции смысловой пары «китч» и «народное искусство» имеют резко негативные коннотации: они рассматривается в связке с понятиями «мещанство» и «удовольствие», которые также имеют негативный оттенок.
Большая часть текстов 1970 – первой половины 1980-х годов, посвященных проблеме китча или лишь затрагивающих ее, связаны с критикой «буржуазного общества» и «цивилизации потребления». Среди наиболее важных исследователей советского периода и ретрансляторов идей западной теории искусства можно отметить А.В. Кукаркина, книги которого, несмотря на их идеологическую тенденциозность, для поколения 1980-х стали источником знаний о современной западной художественной культуре.
В научно-популярном издании «По ту строну расцвета» (1974) (само название является парафразом книги «По ту строну добра и зла» Ф. Ницше) А.В. Кукаркин обращается к французскому философу и культурологу Абрааму Молю (данного исследователя часто цитируют в советских текстах, касающихся проблем китча). Советский ученый определяет китч и его границы следующим образом: «Китч практически безграничен: он включает и произведения искусства, и нарочито экстравагантные предметы быта, и даже действия, а также ситуации, бросающие вызов вкусу, морали и разуму» [54] . Это явление мыслится порождением технической революции и всеобщего образования. По мысли исследователя, китч, в отличие от фольклорной культуры, имел распространение только в среде тех, «кто обладал не одним умением читать и писать, но также досугом и материальными возможностями – необходимейшими факторами для получения воспитания и образования» [55] . Автор уточняет социальные характеристики потребителей китча: «осевшие в городах в качестве пролетариата крестьяне и мелкая буржуазия научились читать и писать в силу необходимости. <…> Утратив интерес к фольклорной культуре (связанной с деревней) и впервые познав скуку, новая городская масса, естественно, потребовала от общества обеспечения доступной ей культурой» [56] . Таким образом, уже в формировании портрета потребителей китча задаются свойственные советской идеологии негативные характеристики.
54
Кукаркин А.В. По ту сторону расцвета. Буржуазное общество: культура и идеология. М., 1974. С. 387.
55
Там же. С. 380.
56
Там же.
Негативные коннотации продолжаются и в книге «Буржуазная массовая культура: Теории. Идеи. Разновидности. Образцы. Техника. Бизнес» (1985) того же автора, который развивает и уточняет социальные характеристики потребителей китча: китч призван в первую очередь давать эмоциональную разрядку полуобразованным «низам». Эмоциональное и чувственное в советской культуре часто противопоставляется сознательному – понятию, имеющему положительные коннотации в дискурсе советской морали.
Мы видим интересный симптом, характерный для ряда понятий советской идеологической системы. Китч мыслится некоторым специально «изготовленным» для этого нового слоя городского населения продуктом, своего рода «эрзац-культурой». Примечательно, что при разворачивании этого концепта А.В. Кукаркин предпринимает своеобразное – идеологически верифицированное – изложение идей Клемента Гринберга: бедным (а соответственно, и невежественным) народным массам «оставалась фольклорная, или рудиментарная культура, или китч» [57] .
57
Там же. С. 382.
Словосочетание «потребитель китча» часто дополняется понятиями «пошлость» и «мещанство». Так, Е. Карцева в книге с характерным названием «Кич, или торжество пошлости» (1977) пишет о том, что современный потребитель кича, «нынешний заказчик и пожиратель пошлости, принадлежит преимущественно к тому слою населения, для которого характерны достаточная материальная обеспеченности, довольство собой и жизнью, тяга к постоянному украшению…» [58] .
Идея «сделанности» культуры какой-то внешней силой достаточно устойчива – это отчасти созвучно с параноидальностью культуры тоталитарного периода. Так, тот же А.В. Кукаркин отмечает, что в 1980-е годы в научной литературе, посвященной массовой культуре, появляется еще одно понятие – «мид-культура», которая «выступает в качестве следующей фазы конструирования и регулирования сознания уже более образованных кругов» [59] .
58
Карцева Е. Кич, или торжество пошлости. М., 1977. С. 81.
59
Кукаркин А.В. Буржуазная массовая культура: Теории. Идеи. Разновидности. Образцы. Техника. Бизнес. М., 1985. С. 130.