Наизнанку. Личная история Pink Floyd

Образ Криса как ведущего вокалиста группы – теперь называвшейся Tea Set – несколько портила дурная привычка делать гитлеровские усики из своей губной гармоники, говоря при этом: «Извиняюсь, ребят». К тому же, объявляя очередной номер, он мог («со смертоносным апломбом», по определению Боба Клоуза) выдать что-нибудь вроде «Глядя сквозь дырки от сучков в бабулиной деревянной ноге». Я подозреваю, останься Крис с группой, эти выходки усложняли бы нам жизнь в тот период, когда «Флойд», как мне сообщают из надежных источников, стала любимой группой лондонской андерграундной интеллигенции.

С Крисом мы расстались довольно скоро, когда с нами на регулярной основе стал играть Сид Баррет. Роджер знал Сида по Кембриджу (Роджерова матушка учила Сида в начальной школе), и мы планировали подключить его к группе еще до того, как Сид прибыл в Лондон учиться в Камберуэллском институте искусств. Сид не подписывал нас – Сид к нам присоединился. Боб Клоуз достоверно описывает этот момент: «Хорошо помню ту репетицию, которая определила судьбу Криса Денниса. Дело было на веранде, на Стэнхоуп-Гарденз. Крис, Роджер, Ник и я разбирали какую-то популярную ритм-энд-блюзовую тему. Сид, опоздав к началу репетиции, тихо наблюдал за нами с самого верха лестницы. После репетиции он сказал: „Да, звук классный, но я не понимаю – мне-то что делать в группе?“»

Хотя Сид не знал, сгодится ли он нам, мы считали, что у нас ему самое место. В результате дни Криса Денниса и его аппаратуры оказались сочтены. Поскольку Криса приглашал Боб, Роджер решил, что Боб должен и отменить приглашение, – так Боб и сделал, позвонив Крису из телефона-автомата на станции метро «Тотнэм-Корт-роуд». Оказалось, что ВВС по-любому отправляют Криса за моря. Отчасти само собой получилось так, что нашим ведущим вокалистом стал Сид.

Я ничего не знаю о детстве Сида и могу лишь сказать, что при первой нашей встрече в 1964 году он был восхитителен. В тот период, когда все в очень подростковой и застенчивой манере изображали крутых, Сид был наперекор моде дружелюбен: с той первой встречи я запомнил навсегда, что он потрудился специально подойти ко мне и представиться.

Сид рос в Кембридже и, пожалуй, по части богемного и либерального воспитания опережал нас всех. Его отец Артур, университетский преподаватель и практикующий патолог, а также его матушка Уинифред всегда поощряли Сида в плане занятий музыкой. Они позволяли, даже приветствовали репетиции ранних групп Сида у себя в гостиной. В начале 1960-х подобное поведение родителей считалось очень прогрессивным. В Кембриджширской средней школе Сид проявлял талант и интерес не только к музыке, но и к живописи. После смерти отца Сид перешел в Кембриджский технический колледж на искусство. Его старый знакомый Дэвид Гилмор уже учился там на отделении современных языков. Эти двое отлично ладили – в обеденные перерывы садились с гитарами и губными гармониками и джемовали, а позднее провели лето на юге Франции, где путешествовали автостопом и играли на улицах.

Сид не всегда был Сидом (крестили его, вообще-то, Роджером Китом), однако, занимаясь в Риверсайдском джаз-клубе, он ходил в местный кембриджский паб, где одним из корифеев был барабанщик Сид Баррет (Sid, через «i»). Завсегдатаи клуба немедленно прозвали новоприбывшего Баррета Сидом, но через «у», чтобы не очень путаться, и под этим именем его знали мы.

На Стэнхоуп-Гарденз, не репетируем, а позируем; по часовой стрелке, начиная с верхнего левого снимка: Боб Клоуз с джазовой гитарой с полым корпусом; Сид и белый Fender Esquire; Роджер с басом Hofner (который он при первой же возможности сменил на Rickenbacker) и Рик с тенор-саксофоном.

Сторм Торгерсон помнит Сида как интересного, но не обязательно самого интересного члена кембриджской компании талантливых друзей, вдохновлявшихся изяществом и культурой этого городка и окрестностей. Сид был симпатичным, обаятельным, забавным, немного играл на гитаре и время от времени покуривал траву. Когда он присоединился к нашей группе в Лондоне, никакого внезапного сдвига наших музыкальных вкусов не произошло. Сида вполне удовлетворяли кавер-версии Бо Диддли, The Rolling Stones и прочего ритм-энд-блюза, в основном составлявшие наш репертуар. Сторм также припоминает, что Сид обожал The Beatles, хотя большинство его друзей предпочитали «Стоунз».

Стэнхоуп-Гарденз решил наши репетиционные проблемы, а политех стал готовой концертной площадкой. Насколько я помню, в институте приходилось много вкалывать. На курсе архитектуры нужно было активно учиться самостоятельно, и вечерами дома, а потом и в съемных квартирах мы работали – или, по крайней мере, пытались, хотя много чего отвлекало. Поэтому на неделе мы по клубам толком не ходили. Зато пятничными вечерами мы отправлялись расслабиться в паб, а по выходным регулярные мероприятия приводили нас в политех. Мероприятия проходили в просторном холле, который слегка отдавал спортзалом. У стены располагалась сцена, которая служила различным целям вплоть до театральных постановок. На студенческих вечеринках обычно просто танцевали под ревущие из проигрывателя песни из последнего хит-парада, однако порой приглашалась живая группа.

Мы были единственной «домашней» группой и умудрились несколько раз выступить на разогреве. Для нас это стало существенным прогрессом, – надо думать, пришлось порядком подсуетиться, чтобы добиться такой возможности. Вполне вероятно, нам даже платили, хотя и немного, однако нас волновала сама перспектива игры на публике. Сцена нас не пугала (мы всего лишь сыграем какие-то каверы, а люди под них потанцуют), а вот профессионализм основных исполнителей приводил в уныние. Они играли так, что сразу было видно, какая пропасть зияет между профессионалами, играющими регулярно и тем зарабатывающими на жизнь, и дилетантами-совместителями вроде нас.

Особенно отчетливо я помню, как мы выступали на разогреве у The Tridents, где на гитаре тогда играл Джефф Бек. The Tridents стали для Джеффа первой мало-мальски коммерческой группой, и они завоевали приличную репутацию. Впрочем, куда важнее, что из The Tridents Джефф перешел на место Эрика Клэптона в The Yardbirds. Это еще больше укрепило его славу одного из величайших блюз-роковых гитаристов. Однако Джефф Бек способен был выдавать и подлинную классику танцулек вроде «Hi Но Silver Lining».

Где-то около Рождества 1964 года мы впервые отправились в студию. Этого мы исхитрились добиться через друга Рика, который работал в студии в западном Хэмпстеде и пустил нас бесплатно во время простоя. Записали мы новую версию старого блюзового стандарта «I’m a King Bee» и три песни Сида: «Double O Во» (помесь Бо Диддли и темы агента 007), «Butterfly» и «Lucy Leave». Эти песни стали нашей демо – мы записали их на четвертьдюймовую пленку, отпечатали на виниле ограниченным тиражом, и они оказали нам неоценимую помощь, поскольку многие площадки требовали демозаписи еще до живого прослушивания.

Довольно любопытно, что примерно тогда же Рик выпустил свою песню «You’re the Reason Why» – она вышла на стороне «Б» сингла «Little Baby» группы Adam, Mike & Tim. Рик получил за эту запись аванс в 75 фунтов стерлингов – за много лет до того, как мы все узнали, что такое «не гонорар, а черт знает что».

Позднее, весной 1965 года, нам удалось прописаться в клубе «Каунтдаун» в подвале дома номер 1А по Пэлас-Гейт, рядом с Кенсингтон-Хай-стрит. Клуб «Каунтдаун» находился под отелем или жилым домом, и, понятное дело, возникали проблемы из-за шума. Никакого тематического убранства или особой атмосферы в клубе не было. Его открыли ради музыки, клиентура там была относительно молодая, а выпивка очень дешевая. Клуб не рекламировали, – видимо, хозяева клуба рассчитывали привлекать такие вот группы, как мы, чтобы те, в свою очередь, привлекали обширные компании своих друзей для поддержки, а эти друзья энергично подкреплялись у стойки клубного бара.